Смерть носит пурпур - Антон Чиж

– Я, конечно, уйду, но твои старания пропали зря, – сказал Чердынцев поднимаясь.

– Не хочу тебе слушать. Уходи, пожалуйста…

– Если думаешь, что, проглотив вексель, ты замел все следы, должен тебя разочаровать: это была всего лишь копия.

– Чердынцев, ты в полиции служишь?

– Фу, какая пошлость. Я служу в Государственном банке, а что…

– Вот и служи на здоровье, – сказал Марков. – А пока ты не из полиции, от всей души моей могу тебе сказать: пошел вон. И не попадайся мне, зашибу. С гимназии у меня кулаки выросли, так что лучше не пробовать. Дверь сам найдешь. Прощай…

21

Аполлон Григорьевич шел в участок в приподнятом настроении. Он был уверен, что вот он войдет, как солнце, и все эти скучные провинциальные чиновники бросятся к знаменитости брать автографы и наперебой предлагать услуги. Не было в Департаменте полиции чиновника, который не знал бы его имени и не произносил с почтением, обожанием или проклятиями. В зависимости от настроения, в каком посчастливилось повстречать звезду. По правде говоря, тех, кто от его имени вздрагивал не только во сне, но и наяву, было значительно больше. Но такие мелочи Лебедев, как истинный гений, не замечал вовсе.

А между тем пристав Врангель был на подъеме. Под его блестящим руководством была осуществлена молниеносная операция, и завершилась она полным триумфом. Злодей не успел и рта раскрыть, как очутился под замком. Его бравые городовые, рискуя жизнью, как он предполагал изобразить в отчете, вступили в неравную схватку с отчаянным злодеем и победили, несмотря на численный перевес оного злодея.

Врангель уже мечтал, как получит награду и будет отмечен начальством, и вообще был в том особом состоянии, которое испытывает человек, долго просидевший взаперти и попавший на свежий воздух. Что и говорить: пристав слегка охмелел от живой полицейской работы. Он был так поглощен новыми или уже забытыми ощущениями, что не сразу разобрал, кто посмел потревожить в миг такого триумфа.

Над ним возвышался господин с брильянтовой заколкой в галстуке и походным чемоданчиком в руке. Выглядел он свежо и импозантно, точно светский щеголь. Пристав решил, что какой-то любознательный путешественник хочет ознакомиться с работой местной полиции. Что ж, им есть чем гордиться, во всяком случае сегодня.

– Что вам угодно? – спросил пристав, не меняя позы.

Такой прием несколько разочаровал Аполлона Григорьевича, но огорчаться он не стал. Все-таки гремело его имя, а не фотографии.

– Статский советник Лебедев к вашим услугам, – сказал он с легким поклоном.

– Очень приятно, господин Лебедев, – ответил Врангель. – Где изволите служить?

Бровь слегка приподнялась, что означало некоторое недовольство.

– В Департаменте полиции, заведую криминалистической лабораторий…

Врангель уже собрался приветствовать коллегу, но его опередил помощник Скабичевский.

– Прошу простить, но не вы ли тот самый автор знаменитой брошюры «Методы определения пятен крови»? – осведомился он.

Этот «грех» Лебедев признал за собой с некоторым удовольствием. Брошюрка вышла дельная. Скабичевский бросился к нему, словно хотел заключить в объятия.

– А не вы ли написали замечательную брошюру «Определение ядов в судебной медицине?».

И от этого Лебедев не стал отказываться. Книжек у него вышла масса. Скабичевский, а за ним и Врангель стали жать ему руку и выражать всяческое восхищение. Восторги Аполлон Григорьевич принимал с достоинством звезды. Чтобы не ударить в грязь лицом, приставу тоже захотелось прихвастнуть. Не без гордости он сообщил, что сегодня им удалось взять опасного преступника, афериста, который скрывался под чужим именем. И господину Лебедеву, как шефу антропометрической лаборатории с картотекой преступников, будет любопытно вывести злодея на чистую воду. От такого развлечения Лебедев отказаться не смог. Его пригласили в тюремную часть.

Полицейский исправник щелкнул замком и отпер металлическую дверь в «сибирку»[5]. Лебедев только взглянул на заключенного, скованного французскими браслетами, и обратился к приставу.

– Что это значит? – строго спросил он. – Что за цирк вы тут устроили?

Врангель был озадачен: опасный аферист. Задержан с риском для жизни.

– Кто аферист? – Лебедев выставил палец. – Он – аферист?

– Так точно, опасный жулик…

С Лебедевым случилось то, за что его и побаивались: он взорвался. С тех пор в участке завелась поговорка: «кричать, как Лебедев». Аполлон Григорьевич так вопил на пристава, что бедный Врангель слегка оглох. Он требовал немедленно снять наручники и выпустить заключенного. На робкие попытки пристава заявить, что они действовали строго в рамках приказа, Лебедев топал ногами и грозился разнести эту богадельню на куски.

Но тут нашла коса на камень. Врангель отказался выпускать задержанного. Лебедева было уже не остановить. Он побежал в приемное отделение к телефонному аппарату и гаркнул телефонистке номер директора Департамента полиции. Когда адъютант его соединил, Аполлон Григорьевич на удивление мягко приветствовал шефа, тайного советника Добжинского, и даже спросил о здоровье.

– У меня для вас новость, Антон Федорович, – сказал он, как будто готовил приятную шутку. – Царскосельский пристав арестовал Ванзарова и посадил его в «сибирку» в кандалах… Нет, вы не ослышались, именно Родиона Георгиевича… Нет, не кутил. И драк не устраивал. Мы с Ванзаровым расследуем дело… Пристав что думает? Не могу знать… Ссылается на какой-то приказ из Департамента… Могу пригласить его к аппарату… – Лебедев протянул трубку амбушюра. – Вас…

Врангель приставил ушную трубу. Он еще пытался вставлять междометия, но вскоре бесполезное занятие бросил и только отвечал: «Слушаюсь…» Под конец его прошиб пот, он вытянулся в струнку и покраснел, как разрезанный сочный арбуз. Тихо повесив трубу, пристав одним страшным взглядом указал надзирателю бежать со всех ног в «сибирку».

– Как вы могли?! – не унимался Лебедев. – Ванзаров вчера приходил к вам в дом!

Пристав оправдывался тем, что у господина Ванзарова не оказалось с собой документов, а назваться может каждый. Тем более вчера он явился с такой странной просьбой. Им же, в свою очередь, была получена телефонограмма со строгим приказом…

Ванзаров вышел из узилища, потирая затекшие руки. Браслеты оставили красные полосы. Извинения пристава он принял, но пожелал узнать, откуда пришла телефонограмма. Был вызван письмоводитель Осип Птицын. Титулярный советник уже наслушался криков Лебедева, а под его взглядом окончательно оробел. Ванзаров взял его под защиту, взглянул на рукописную телефонограмму, которую ему протянул Птицын, и просил рассказать, как было дело.

Около девяти утра телефонировали из сыскной полиции столицы и передали срочное сообщение: по имеющимся сведениям, в Царском Селе находится известный аферист по кличке Чиж, который выдает себя за чиновника полиции Ванзарова. Следовало описание внешних примет, особо были упомянуты усы вороненого отлива. Сомневаться в достоверности приказа никому и в голову не пришло. Врангель, не удержавшись, заявил, что вчерашний визит господина Ванзарова истолковал так: дерзкий аферист хотел оттянуть силы полиции на охрану дома Федорова, чтобы в другом месте совершить злодеяние. Но теперь испытывает глубокие сожаления. Больше всего пристав страшился возможного нагоняя, вплоть до потери теплого места. Всякое может быть, когда вот так отчитывает директор Департамента полиции. Ванзаров согласился забыть о нелепом случае и не подавать рапорт. Чем заметно обрадовал Врангеля.

Отведя Лебедева в сторону, он спросил: удалось ли изучить конверт.

– Удивляюсь вам, друг мой и коллега! – сказал Лебедев, широко улыбаясь. – Можно сказать, спас вас от кандалов, а вы вместо благодарности волнуетесь о всякой ерунде.

– Надеюсь, теперь вы убедились, что это не ерунда, – возразил Ванзаров. – Значит, в моей ошибке все равно есть доля истины. Вчера я кому-то помешал, когда ходил караулом. Сегодня меня решили убрать более надежным способом. Что говорит о многом.

– Проясните, а то у меня от крика слегка в голове помутилось.

– Кто-то боится, что мы выясним нечто важное, чего не должны узнать.

– И что же это? – спросил Лебедев.

– Понятия не имею. Аполлон Григорьевич, займитесь блесткой.

22

Пробыв арестантом чуть больше часа, Ванзаров познакомился с новыми эмоциями. До сих пор он бывал лишь по одну сторону тюремной решетки. Взглянув на мир с другой стороны, причем страдая безвинно, он понял кое-что важное. Об этом он знал и раньше, но теперь ощутил на собственной шкуре – ярко и грубо.

Секрет был на удивление прост: лучше простить виновного, чем наказать невинного. Закон и справедливость ходят вместе далеко не всегда. Лучше уж преступник избегнет наказания, чем будет мучиться тот, кого осудили по ошибке. Цена такой ошибки слишком велика. Никакими ссылками на неотвратимость закона ее не искупить. В этом он убедился окончательно. Если человек жаждет вершить наказание, получает удовольствие от мучений людей, в сыскной полиции ему делать нечего. Кроме ума и сообразительности, в сыске требуется качество куда более редкое и трудновоспитуемое: милосердие. Ванзаров дал себе слово никогда об этом не забывать и почаще посматривать в зеркало своей души: не забыл ли данное слово. Испытание оказалось полезным.