Момо - Михаэль Энде

Глава 9

Хорошее собрание, которое не состоялось и плохое, которое состоялось

Наступил назначенный час.

Он прошел, но никто из приглашенных не явился. Как раз те взрослые, которых больше всего касалось шествие детей, едва заметили его.

Значит, все было напрасно.

Солнце уже клонилось к горизонту и огромным огненно-красным шаром купалось в пурпурном море облаков. Его лучи теперь касались только верхних ступеней старого амфитеатра, на которых тысячи детей ждали уже несколько часов. Здесь не звучало ни оживленного говора, ни веселого шума. Все сидели тихие и печальные.

Тени быстро удлинялись, скоро должно было стемнеть. Стало прохладно, и детей охватила легкая дрожь. Вдалеке восемь раз ударил церковный колокол.

Теперь уже не оставалось сомнений, что они все затеяли напрасно и у них ничего не вышло.

Вот встали и молча ушли первые дети, за ними последовали другие. Никто не проронил ни слова. Разочарование было слишком велико.

Наконец к Момо подошел Паоло.

— Дольше ждать бессмысленно, Момо. Теперь уже никто не придет. Спокойной ночи, Момо.

И он тоже исчез.

Потом подал голос Франко:

— Ничего не поделаешь. Теперь мы убедились, что на взрослых рассчитывать нельзя. Я ведь им и раньше не доверял, а теперь и вовсе не хочу с ними связываться.

Ушел и он, а за ним и многие другие. И наконец, когда совсем стемнело, последние участники шествия потеряли всякую надежду и тоже покинули амфитеатр. Момо осталась одна с Гиги и Беппо.

Сидели молча. Затем встал и старый подметальщик улиц.

— Ты тоже уходишь? — спросила Момо.

— Я должен, — ответил Беппо, — у меня служба.

— Ночью?

— Да, нас направили, в виде исключения, на разгрузку мусора. Мне сейчас нужно туда.

— Но ведь сегодня воскресенье! И вообще, ты этого никогда не делал!

— Да, но сейчас нас направили. Говорят, в виде исключения. Потому что они иначе не успевают. Нехватка людей и так далее.

— Жаль, — сказала Момо, — я бы обрадовалась, если бы ты сегодня остался здесь.

— Да, и мне совсем не по душе, что приходится покидать вас, — сказал Беппо. — Значит, до свидания, до завтра.

Он взгромоздился на свой скрипучий велосипед и исчез в темноте.

Гиги тихо насвистывал меланхолическую мелодию. Он умел красиво свистеть, и Момо слушала его. Неожиданно он оборвал напев.

— Мне тоже нужно идти! — сказал он. — Сегодня воскресенье, и я должен играть ночного сторожа. Я тебе еще не рассказывал о своей новой профессии? Я чуть не забыл о ней.

Момо посмотрела на него, но ничего не ответила.

— Не огорчайся, — промолвил Гиги, — конечно, наш план не сработал, как мы рассчитывали. Я представлял себе это совсем иначе. И тем не менее получилось забавно! Просто великолепно!

Поскольку Момо продолжала молчать, он погладил ее по волосам и бодро добавил:

— Не бери в голову, Момо. Завтра все будет выглядеть по-другому. Мы просто придумаем какое-нибудь новое приключение, ладно?

— Это было не приключение, — тихо сказала Момо.

Гиги встал.

— Я понимаю, но об этом мы поговорим завтра, хорошо? Теперь мне пора, я и так уже опаздываю. А ты ложись спать.

И он ушел, насвистывая свой меланхолический мотив.

Момо осталась совсем одна в огромном каменном круге. Ночь была беззвездной. Небо покрылось тучами. Подул странный ветер, не сильный, но непрерывный, и какой-то необыкновенно холодный. Можно сказать, что это был пепельно-серый ветер.

Далеко за границей большого города поднимались кучи мусора. Здесь громоздились настоящие горы из золы, осколков, жестяных банок, старых матрацев, пластмассы, бумажных обрывков и множества других вещей, которые ежедневно выбрасывались в городе и теперь ожидали очереди на сжигание в огромных печах.

До поздней ночи старый Беппо вместе со своими коллегами выгружал мусор из грузовиков, стоящих длинными колоннами, с горящими фарами. И чем больше их опорожнялось, тем еще больше выстраивалось в очередь.

— Быстрее, быстрее! — постоянно торопили их. — Отъезжай, отъезжай! А то мы никогда не закончим!

Беппо махал и махал лопатой, пока рубашка не прилипла к телу. Все закончилось только к середине ночи.

Поскольку Беппо был уже стар и к тому же не слишком крепкого телосложения, он сел, совершенно изнуренный, на перевернутую дырявую пластиковую ванну и попытался отдышаться.

— Эй, Беппо, — крикнул один из рабочих, — мы уезжаем домой. Ты с нами?

— Одну секундочку, — сказал Беппо и прижал руку к ноющему сердцу.

— Тебе нехорошо, старик? — спросил другой его коллега.

— Ничего, все в порядке, — ответил Беппо, — вы поезжайте, а я еще чуточек отдохну.

— Ну, будь здоров, — закричали остальные, — спокойной ночи! — И они уехали.

Стало тихо. Только крысы шуршали тут и там в мусоре и иногда посвистывали. Беппо заснул, уронив голову на руки.

Сколько он так проспал, Беппо не знал, но внезапно он проснулся от холодного порыва ветра. Он открыл глаза и мгновенно окончательно пришел в себя.

На всех мусорных кучах стояли серые господа — в отутюженных костюмах, твердых круглых шляпах на головах, со свинцово-серыми папками под мышкой и маленькими серыми сигарами во рту. Они молчали, не отрываясь глядя на самую высокую кучу мусора, на которой было устроено нечто наподобие судейского стола. За ним сидели три господина, ничем не отличавшиеся от остальных.

В первое мгновение старого Беппо обуял страх. Он боялся, что его заметят. То, что ему здесь нельзя было находиться, он понимал без всяких размышлений.

Но вскоре он заметил, что серые господа, как загипнотизированные, уставились на судейский стол. Возможно, они вообще не видели Беппо или принимали за выброшенную вещь. В любом случае старик решил вести себя тише мыши.

— Агент BLW/553/C, встаньте перед Большим Судом! — раздался в тишине голос господина, сидящего наверху у середины стола.

Вызов громко повторили внизу, и он, как эхо, прозвучал вдали. В толпе образовался проход, и один серый господин медленно поднялся на мусорную вершину. Единственное, что отличало его от остальных собравшихся, это почти белый, а не серый цвет лица.

Наконец он встал перед судейским столом.

— Вы агент BLW/553/C? — спросил тот, что сидел в центре.

— Так точно.

— С какого времени вы работаете на наш сберегательный банк времени?

— С момента моего возникновения!

— Это само собой разумеется. Оставьте при себе излишние высказывания. Когда вы возникли?

— Одиннадцать лет, три месяца, шесть дней, восемь часов, тридцать две минуты и — в данное мгновение — восемнадцать секунд назад.

Поскольку допрос велся негромким голосом и происходил достаточно далеко, Беппо слышал только отдельные фразы и слова.

— Вам известно, — продолжал господин в середине, — что сегодня в городе целая толпа детей расхаживала с плакатами и транспарантами и даже намеревалась собрать всех жителей, чтобы рассказать им о нас?

— Да, мне это известно, — ответил агент.

— Как вы объясните, — бесцветным голосом задал судья новый вопрос, — что демонстранты вообще оказались в курсе нашей деятельности?

— Я не могу этого объяснить, — ответил агент. — Но если вы позволите мне сделать замечание, я доложу Высокому Суду, что не стал бы оценивать ситуацию серьезнее, чем она есть. Беспомощная детвора — не более! И, кроме того, я прошу суд учесть, что мы без всякого труда сорвали их план, и никто из взрослых к ним не пришел. Мы просто не оставили им для этого времени. Но если бы детям даже удалось собрать взрослых, я уверен, что последние приняли бы их рассказы за ребячьи выдумки, и все. По-моему, нам даже следовало допустить это собрание, чтобы…

— Обвиняемый, — резко перебил его господин в центре стола, — вы осознаете, где находитесь?

Агент слегка съежился.

— Да! — выдохнул он.

— Вы стоите, — продолжал судья, — не перед человеческим судом, а перед себе подобными. Вам хорошо известно, что нам лгать нельзя. Почему же вы пытаетесь нас обмануть?

— Это профессиональная привычка, — пробормотал обвиняемый.

— Насколько серьезно или несерьезно это детское мероприятие, предоставьте решать нам. Но вы, обвиняемый, наверняка знаете, что больше всего нашей работе могут навредить как раз дети.

— Я это знаю, — согласился обвиняемый.

— Дети, — объяснял судья, — наши настоящие враги. Без них человечество уже давно было бы в нашей власти. Их намного труднее убедить экономить время, чем взрослых. Поэтому один из наших строжайших законов гласит: до детей дойдет очередь в самом конце. Вам известен этот закон, обвиняемый?

— Так точно, Высокий Суд, — с трудом перевел дыхание агент.

— Тем не менее мы располагаем доказательствами, — продолжал судья, — что кто-то из нас, я повторяю — кто-то из нас разговаривал с ребенком и, помимо прочего, рассказал о сберегателях времени правду, то есть предал их. Обвиняемый, может, вам известно, кто это был?