Сестрички и другие чудовища - Игорь Мытько

— Я рад, что именно вас заинтересовал этот вопрос.

Джефф и Образцов гневно посмотрели друг на друга, набрали в нехилые лёгкие побольше воздуха… Но полноценный конфликт так и не разразился.

— Да вы нам уже весь мозг выели! — возмущался Леонид, а изумлённый американец узнавал от переводчика, что его русский коллега «восхищён повсеместным успехом американской парапсихологии».

— А у вас медведи по улицам ходят как по лесу! — кричал Джефф, но до майора фраза доходила в виде: «Несомненен приоритет России в сфере использования природы для её охраны».

Образцов попытался сделать коммуникацию более зримой, грубой и весомой, перейдя на английский, но добился противоположного результата. По непостижимой орглогике в процесс включился ещё один переводчик — с английского на русский.

После прохождения по цепочке английский — русский — эсперанто — английский российские претензии стали превращаться не просто в свою противоположность, а в нечто совсем уж ортогональное.

И когда вопрос Образцова «Какого лешего вы все страны поучаете и везде свои порядки наводите?!» преобразовался в сообщение «Моя школьная учительница географии в моей таёжной школе приучила меня к порядку», майор и капитан окончательно выдохлись. Ни одно оскорбление не достигло соперника. Ни капли морального удовлетворения не удалось выжать из дискуссии. Леонид и Джефф замолчали.

Убедившись, что вопросов больше нет и быть не может, генерал Шастель торжественно объявил:

— Я очень рад, что сегодня в этом зале царит полное взаимопонимание.

«А я как рада, — подумала Мари, — что сегодня в этом зале взаимопониманием и не пахнет! Пришлось бы разнимать этих бугаёв».

Переводчики скромно промолчали.

— Ну что ж, — француз приподнялся. — Я думаю, все мы заслужили по бокалу настоящего французского вина, специально доставленного сюда…

По сцене тревожной тенью промелькнул адъютант. Он припал к уху председателя Интеркошмарпола и что-то быстро зашептал.

Генерал Шастель выслушал адъютанта, ещё пару секунд побыл в полупривставшем положении и медленно сел.

— Господа полицейские, — неожиданно звучно произнес он, — ЧП.

«Сейчас он скажет, что ящик с французским вином разбился, и нам придётся пить чилийское», — подумал О.

Но генерал сказал совсем другое:

— Боевая тревога. Общий сбор.

И ударил молоточком по председательскому колокольчику, чего не делал ни разу за весь день.

И сразу стало ясно, почему не делал. Вместо того чтобы издать мелодичный звон, колокольчик взревел мощной сиреной.

Зал каменных учёных

Верите ли вы в коллективный разум?

А) Верю.

Б) Не верю.

В) Мне нужно посоветоваться с коллективом.

Потом мы раскурили трубку мира, выпили рюмку мира… В общем, всё закончилось дракой мира.

Трёх минут, в течение которых полицейские до отказа заполнили зал — впервые с начала конференции, русскому майору хватило, чтобы сгонять за дубиной и вернуться.

— Тревога-то боевая, — ответил он на удивлённый взгляд Мари. — И дубина боевая. Они, в общем-то, созданы друг для друга.

Генерал Шастель посмотрел на часы и кашлянул в микрофон, но полицейские продолжили гудеть, на всех языках задавая друг другу сакраментальный вопрос: «А что случилось-то?»

Шастель занёс молоточек над колокольчиком. Гул мгновенно стих.

— Дамы и господа! — объявил Шастель на безупречном языке своего извечного соседа через Ла-Манш. — Ситуация чрезвычайная.

Переводчики-эсперантисты встали в стойку, но не произнесли и нескольких слов на теоретически понятном всем жителям Земли эсперанто, как Образцов встал и крутанул дубиной над головой.

Этот широкий жест оказался даже более интернациональным, чем эсперанто. Переводчики с профессиональной проворностью скрылись в оркестровой яме и больше не подавали признаков жизни или иной деятельности.

Генерал поблагодарил майора коротким кивком, после чего произнёс:

— Кто-то открыл врата ада.

Зал слегка оторопел. «Это не я», — зачем-то подумал О.

— Это, конечно, метафора, — продолжил Шастель. — Ведь ада не существует… предположительно. Но ситуация очень похожа. Двое суток назад произошло нападение неустановленного кошмара на самолёт «Аэрофлота», совершавший посадку в аэропорту Бангкока. И произошло это днём.

Мари подняла руку:

— А что произошло с пассажирами и экипажем?

— Их парализовало.

— Всех?!

— Всех. И снять паралич до сих пор не удалось. Вот такой страшный кошмар.

Полицейские принялись переглядываться, качать головами, охать, цокать языками, пожимать плечами, чесать в затылках и другими традиционными национальными способами выражать свое изумление.

— «Аэрофлот» разбился? — мрачно спросил Образцов.

— К счастью, пока кошмар добрался до пилотов, они успели совершить аварийную посадку.

Русский майор посветлел лицом, проворчав что-то вроде «Умеем же, когда припрёт».

— А вы уверены, что это были кошмары? — подал голос американский капитан. — Это могли быть и террористы с парализующим газом. Эти парни ни перед чем не остановятся, лишь бы досадить Америке!

— Это же был русский самолёт! — возмутился Образцов.

— Это-то и досадно, — сказал Джефф. — Если бы американский, уж мы бы им!

Шастель пожевал губы. То ли подбирал правильное слово для Капитана Америка, то ли ставил на место зубные протезы.

— Никаких следов газа не обнаружено, — наконец сказал он. — Более того, до сих пор не обнаружено таких газов, которые превращали бы людей в камни. Более того… — он сделал профессиональную паузу, заставив зал подобраться, — после пассажиров «Аэрофлота» жертвами стали участники научного симпозиума в Антарктиде.

«Так ведь в Антарктиде мы, — удивился лейтенант О. — И конференция в Антарктиде у нас. Когда мы успели стать жертвами? Или… — он похолодел, — или кошмары — это пингвины?»

Видимо, схожие по идиотизму мысли отразились на лицах многих слушателей, потому что Шастель поморщился и уточнил:

— Симпозиум с другой стороны Антарктиды. И симпозиум — не конференция, чтоб вы знали. Более того…

«Да не тяни уже ты!» — невежливо подумала Мари.

— …практически одновременно с антарктическим инцидентом аналогичные происшествия случились с японскими туристами в Новой Зеландии, научной экспедицией в Исландии и взводом новобранцев в России.

— Учёные и русские, — тихо, так что услышала только Мари, пробормотал Леонид. — Русские и учёные. Вот, значит, против кого… только японцы не укладываются… значит, японцы для отвода глаз… но нам не отведёшь…

— И что у нас есть? — риторически спросил Шастель. — А есть у нас пять, подчёркиваю, пять дневных, подчёркиваю, дневных нападений неустановленных кошмаров на группы, подчёркиваю, группы взрослых, подчёркиваю, взрослых людей.

Каждое важное слово генерал подчёркивал молоточком в воздухе. Полицейские следили за инструментом, как призывники на приёме у невропатолога.

— Итого мы имеем 635 жертв, которых парализовало от страха при встрече с ужасом, о котором мы понятия не имеем, подчёркиваю, — и Шастель направил молоточек на слушателей.

Весь зал застыл в оцепенении. Замер и генерал, похожий на парадный бюст с ногами.

Безмолвие нарушил один из адъютантов, который подскочил к Шастелю и что-то прошептал на ухо. А может быть, плюнул в ухо антипарализатором, потому что генерал мгновенно отмёрз.

— …Самолет подан, господа, — сказал он. — Вылет через десять минут.

Полицейские не шевельнулись.

Шастель посмотрел на зал и гаркнул:

— Au pas de charge, conscrits![7]

Это сработало на все сто… нет, на все двести делегатов конференции.

— А америкашки-то, — довольно сказал майор на весь аэробус, — в эконом-классе!

Богатство экспозиции США сыграло над американцами вторую — после «Made in China» — злую шутку за день. После доходчивой вводной французского генерала Образцов схватил дубину, Мари — лейтенанта с мешком, и уже через пять минут они занимали места в первом ряду салона бизнес-класса. Американцы, японцы, немцы и прочие шведы в это время лихорадочно тащили всё своё барахло к самолёту, пытались убедить стюардов, что самолёт резиновый, пытались сообразить, что может скрываться под странной фразой «только самое необходимое», — и в результате ютились в хвосте, придерживая коленками свои пожитки.

— То ли дело мы! — продолжал торжествовать Образцов. — Всё своё носим с собой! Наверняка у нас общие исторические корни… — голос его вдруг поменялся в сторону недоверчивости. — Общие предки. Хм…