Право на силу - Денис Шабалов

Туманно и длинно рассуждая о жизни, Пиво иногда нацеживал себе из трехлитрового железного бидона, стоящего под барной стойкой, «мерзавчик» и, резко выдохнув, элегантным движением, оттопырив мизинец, опрокидывал его в рот. Блаженно крякал, занюхивал кулаком и обязательно присовокуплял, что борется с радиацией.

– Я не пью, я – лечусь, – назидательным тоном говорил он пацанам, смотревшим с раскрытыми от любопытства ртами на его постепенно багровеющее лицо. – Вывожу радионуклиды. Вам еще нельзя, росточком не вышли, но как подрастете хотя бы до тринадцати – милости прошу.

Впоследствии, именно в тринадцать, Данил, любопытства ради, пробовал это лекарство. Нашел его отвратительным и на вкус, и на запах, и на последовавшие вслед за дегустацией ощущения. К тому же, спросив как-то у Айболита, правда ли то, что спирт выводит радионуклиды, выслушал длиннейшую лекцию о том, что на самом деле творит с организмом любой алкоголь и спирт в частности. Больше к этой дряни он не прикасался.

Чуть повзрослев и узнав, что фатализм – это вера в предопределённость бытия, в фатум, в неизбежность событий, которые уже запечатлены наперёд, и поразмышляв над этим, Данил начал склоняться к тому, что Пиво абсолютно не прав.

Это был целый философский вопрос. Почему, собственно говоря, он должен принимать то, что дает ему судьба, и верить в то, что все предопределено? Следуя этой теории, получалось, что можно просто сложить лапки и плыть по течению, отстраненно наблюдая за проносящимися мимо берегами. Авось вынесет куда. Можно было не бороться, а просто склониться на милость победителя. Можно никуда не стремиться – зачем, если течение жизни само отнесет и бережно положит либо на вершину, либо пренебрежительно швырнет к подножию? Такая растительная жизнь претила Данилу. Ему по духу был ближе лозунг партии эсеров, о которой он вычитал в каком-то журнале из библиотеки: «В борьбе обретешь ты право свое». Вот это – жизнь настоящего мужчины, настоящего воина! Сам того не зная, Пиво со своими «растительными» рассуждениями выступил в роли ступеньки, которая дала Данилу толчок для поисков своей собственной позиции в жизни.

Обычно пацаны сидели у Пива до обеда. Им нравилось тут все: и таинственная полутьма отсека, и поблескивающие в тусклом свете разнообразной формы бутылки в шкафчиках за барной стойкой с содержимым, различавшимся только крепостью, и загадочный блеск металлических бочек барной стойки, и сам Пиво, его зачастую непонятные рассуждения, или страшноватый, гулкий какой-то смех, такой, что они невольно засматривались на него в каком-то оцепенении… Однако к обеду, когда у Пива от «простоя бизнеса» портилось настроение и рассуждения становились вовсе уж не фаталистичными, друзья уходили. К этому времени их задумчивый настрой тоже испарялся, и они шли к деду в аккумуляторную. Впрочем – ненадолго. Задумчивый настрой всегда сменялся каким-то бурным весельем, от которого окружающие предметы нередко несли немалый урон. Едва только веселье начинало неудержимо рваться наружу, дед красноречивым жестом открывал дверь, и пацаны отправлялись восвояси. Маршрут менялся редко. После аккумуляторной – к Робинзону. Заходить в дизельную всегда было немного страшновато из-за шума работающих агрегатов, но пацаны, каждый раз постояв перед дверью минут пять, все-таки решались. Чумазый весельчак Робинзон поил ребят чаем с прибаутками вприкуску, давал каждому по конфете и закрывал за ними дверь. После дизельной наступал черед медотсека. Айболит, если бывал свободен, мог рассказать историю – веселую, грустную или поучительную, в зависимости от настроения – или случай из врачебной практики. После рассказа обязательно следовало угощение – ребята получали по пять желтеньких кругленьких витаминок и две красненькие – и, засунув их в рот, тщательно рассасывали. Айболит всегда пристально следил, чтобы витаминки съедались полностью – сердцевина у них была горькой, и пацаны, ссосав верхние сладкие слои, норовили ее выплюнуть. Внимательно проверив рты подопечных, Айболит командовал «налево – кругом!», и ребята отправлялись путешествовать дальше. После этого обычно следовал визит к полковнику – но это если время позволяло. В пять обычно возвращалась домой матушка Галина и в обмен на предоставленную самостоятельность требовала, чтоб к ее приходу ребята были за столом. На этом дневные блуждания по Убежищу заканчивались, но пацаны не унывали – завтра ждал новый день.

В те годы Убежище казалось им огромным миром, который можно было исследовать до бесконечности. Именно этим они и занимались до тех пор, пока Даньке не исполнилось шесть. На шестом году жизни этот веселый и бездельный образ жизни резко изменился. Так хорошо проводить время теперь случалось не часто – Даньку с Санькой заполучила школа.

Преподавателей было трое. Наталья Петровна – учительница географии и истории, Ирина Анатольевна – русский и английский языки, литература, и Татьяна Васильевна – физика и математика. Все – старые, опытные учителя, настоящие мастера своего дела. Обучение шло практически на пальцах – никаких учебников, пособий, справочников в Тот день никто с собой не захватил. Знали бы – набрали полные сумки. А так, что раскопали в библиотеке Убежища – невесть как попавшую туда «Географию» за седьмой-восьмой классы и истрепанный учебник физики за девятый – тем и обходились. Благо, каждая из преподавательниц была профессионалом в своем деле и материал помнила на «пять».

В Данькиной группе было еще несколько человек от шести до восьми лет: Славка, Илюха, Пашка, Тарас – и Санька. Младший не захотел расставаться со старшим товарищем и по этому поводу закатил дома такой грандиозный скандалище, что отец на следующее утро лично собрал сына и отвел его, хвостика, в школу вместе с Данькой. Так для Саньки – как для Филиппка из детского рассказика – образование и началось. На два года раньше, чем у любого другого ребенка. В четыре года он, высунув от усердия язык, так же прилежно, как и Данил, выписывал в тетради загогулинки, черточки-точки-крючочки, в пять научился читать по складам и решил свой первый пример, в шесть – выучил первое стихотворение.

Учиться было хоть и интересно, но трудновато. Оно и понятно – группа маленькая, внимание учителя не разбегается на двадцать пять – тридцать человек, как в обычном классе, а сосредоточено всего на шести-семи учениках. Потому домашнее задание приходилось учить от и до, и каждый урок обязательно опрашивались все ученики. К тому же урок шел до упора, а не строго отмеренное время. Эффект от такого обучения, понятное дело, был не в пример лучше.

К тому же, учителя не старались следовать школьной программе. Работали так, как считали нужным, и материал подавали так, чтобы ребятам было интересно, а уроки не превращались в ежедневные мучения. Понятно ведь, что если материал интересен, то усваивается он полнее, чем во время скучного, нудного урока.

Каждый преподаватель старался привнести в процесс обучения что-то свое. К примеру, Татьяна Васильевна – старенькая, доброжелательная, немного уставшая от жизни женщина – с самого начала заинтересовала ребят, сказав, что физика – это наука об окружающем мире, о процессах и явлениях, окружающих людей в повседневной жизни. Кому ж не интересно узнать о том, что происходит вокруг? А Наталья Петровна – добрая и мягкая женщина, вечный оптимист – частенько, изложив географические сведения о той или иной стране – положение на карте, протяженность, климат и так далее, – переходила к событиям, которые происходили в стране за всю историю ее существования. Это называлось у нее «комплексным методом». А под конец урока обязательно рассказывала интересную историю. Ребята долгое время думали, что она много путешествовала, настолько живо и интересно звучали эти истории. Казалось, рассказчик был свидетелем тех событий, о которых он повествует. И только спустя долгое время, уже после окончания школы, Данил узнал – пожилая учительница не выезжала не то что из страны, а даже и за пределы области. А все интересные рассказы почерпнуты ею из книг, которых она за свою жизнь, по ее собственным словам, прочитала невероятное количество.

Ирина Анатольевна, напротив, была строгим и, пожалуй, даже суровым преподавателем. У нее на уроках, в отличие от веселых уроков истории-географии, всегда стояла оглушительная тишина. И не потому, что она этого требовала, вовсе нет. Мертвая тишина объяснялась просто – Ирина Анатольевна читала. Именно от нее Данил впервые услышал рассказы Джека Лондона о Севере. О людях, тяжким трудом добывавших средства к существованию, о смертельных опасностях, о верной дружбе, о холодной северной романтике… Данька – а с ним и Санька – был поражен и загипнотизирован Лондоном. Они раскопали в библиотеке полное собрание сочинений этого писателя и прочли его все от корки до корки. Во сне им снились суровые заснеженные просторы, реки и озера, спящие в крепких оковах льда, упряжки собак, несущих по глади рек доверху нагруженные нарты и людей в меховых одеждах с шестами в руках, правящих ими. Словом – ребята заболели Севером.