Сладкое искушение (ЛП) - Хиггинс Венди

— Ты не сдаешься, ведь так?

— Да, Селеста. Никогда. — Я поворачиваюсь к ней.

Она барабанит пальцами по барной стойке, глядя на свою руку.

— У меня нет презервативов.

Внутри меня все подпрыгивает, но лицо мое остается бесстрастным и уверенным.

— Зато у меня есть.

Она поворачивается ко мне лицом, и мы смотрим друг на друга. Зверь рост когтями землю в ожидании.

— Отлично, — Селеста пытается демонстрировать скуку, непринужденность, но ее аура ослепительно сигнализирует об обратном.

— Можем перебраться в мой номер…

Я готов закрыть глаза и облегченно выдохнуть. Это были самые длинные сорок минут в моей жизни. Слава зрелым женщинам без предрассудков, точно знающим, чего они хотят. Я бросаю деньги на барную стойку и наклоняюсь вперед, замерев в сантиметрах от ее лица.

— Потрясающе, Селеста. Ты — ангел.

Слово "ангел" привлекает мое внимание. Облегчение сменяет неожиданное сомнение, и я проклинаю Анну, когда в мое сознание вонзается чувство вины. На мгновение я представляю, как говорю этой женщине, что передумал. Представляю, как это было бы — проигнорировать пульсирующую боль и вернуться в номер к Анне.

Эта мысль совершенно бессмысленна и глупа. Какой в этом резон? Я опускаю руку на поясницу Селесты и вывожу ее из бара. Я знаю, чего хочу, и получаю это.

Глава 7. По рукам

"Я начинаю хотеть тебя сильнее, чем нужно…

Хочу чтобы ты просто ушла, но ты такая сладкая."

"Like Sugar" Matchbox Twenty

Анна не просыпается, когда поздней ночью я возвращаюсь в номер и снова принимаю душ. Ее глубокий сон является признаком излишней доверчивости. Она не бывает начеку, никогда не прислушивается, не знает, что происходит вокруг. Это бесит. Не хочу, чтобы меня заботила ее безопасность после окончания нашей поездки. Вообще не хочу о ней думать.

И все же, когда я засыпаю, снится мне она.

Сон начинается с того, что мы пляшем кадриль под жуткую песню бадонкадонк (*Trace Adkins — Honky Tonk Badonkadonk), причем выходит у нас неплохо. Но этот сон из категории чертовски странных, которые тебе не хочется запоминать. В моем сне Селеста вклинивается в наш танец. Это бесит Анну, которая начинает обжиматься с барменом, чтобы вызвать у меня ревность. Я просыпаюсь рано, возбужденный и разочарованный, и понимаю, что все делал не так.

До меня дошло, что нельзя одновременно и оргазм получить, и девственницей остаться. Я сам себе вставил палки в колеса, позволив Анне знать, что сплю с другими девушками. Ревность часто бывает хорошим помощником в вопросах соблазнения, но с Анной такое не прокатит. Она не предложит мне себя только для того, чтобы удержать от походов по девицам. Зарекаюсь на остаток пути вести себя максимально тактично. А уходя на ночь работать, буду притворяться, что иду заниматься чем-нибудь другим. Вел себя как болван.

После своего озарения, за завтраком, я словно заново родился. Особенно после того, как понимаю, что Анна уже давно простила меня за игру в Халка с лампой. Я флиртую с Анной, поддразниваю, все свое внимание уделяю ей. А она краснеет и хихикает. Я настроен завоевать ее, любой ценой, даже если это будет последним, что я сделаю. Я даже позволяю ей сесть за руль.

Я и не ожидал от Анны, что она такая любительница погонять, и, естественно, ее жажда скорости заводит меня. Чтобы хоть как-то отвлечься, приходится играть в разные игрушки в телефоне.

— Не возражаешь, если мы остановимся?

Я поднимаю глаза и мое внимание приковывает небольшая резервация индейцев.

— Нисколько.

В Нью-Мехико стоит адская жара — сухой палящий воздух напоминает мне о Западно-Капской провинции на юге Африки. Этот островок прошлого навевает обманчивое чувство легкости. Анна словно оказывается в своей стихии, бабочкой порхая вокруг и всем улыбаясь.

Я наблюдаю, как она рассматривает украшения, как ее взгляд задерживается на бирюзовом ожерелье. Оно в форме сердца и словно создано для нее. Она вертит его в руках, чуть ли не обнимает, а потом замечает цену. И быстро кладет на место и отходит. Во мне просыпается любопытство. Очевидно же, она от него в восторге — но почему не покупает? Тогда я вспоминаю о финансовых проблемах у них с мамой, что просто неслыханно для Нефов. Я бросаю взгляд на ценник и мне самому хочется возмутиться, ведь она одна из нас и должна иметь возможность покупать все, что захочет.

— Тебе что-нибудь нравится? — спрашиваю.

Наверное, я напугал ее, потому что она чуть подпрыгивает и отступает еще на шаг от ожерелья.

— Да. Они все такие красивые, правда?

Внутри меня борются непонятные чувства. Она не признает, что ей нравится ожерелье. Ей будто стыдно за желание получить его.

— Могу я… что-нибудь приобрести для тебя?

Ее шея и щеки становятся пунцовыми.

— Ой. Нет. Мне ничего не нужно, но спасибо.

Это озадачивает. Вероятно, она лучше умрет, чем попросит меня купить его ей. Но я действительно хочу подарить ей это ожерелье.

Стоп. Я моргаю, остро нуждаясь в том, чтобы разобраться в причинах такого странного порыва.

Девушки любят подарки.

Она решит, что небезразлична мне.

Эти камушки помогут мне завалить ее.

Ведь только это мною движет. Так? Так.

По рукам.

По не при ней. Сомневаюсь, что она позволит, да и сцен не хочется. Поэтому я отправляю ее охлаждать машину, а сам иду покупать напитки. Пожилой мужчина понимающе кивает, когда я протягиваю ему напитки и ожерелье.

— Для твоей любимой, — говорит он сиплым, срывающимся голосом.

Внутри екает. У меня вырывается сухой смешок.

— Нет-нет. Мы не вместе.

Еще один понимающий кивок, на этот раз сопровождаемый ухмылкой. Мне хочется приказать старому глупцу забрать свои проклятые слова обратно. Я начинаю паниковать. Расплачиваюсь и выбегаю оттуда, как можно быстрее. Надеюсь, Анна не подслушивала.

Сев в машину и передав ей бутылку, понимаю, что она ничего не слышала. Мой мозг занимает поток неясных мыслей, в то время как Анна, весело щебеча, отъезжает. Чувствую, как начинаю беспричинно улыбаться, стоит только подумать о дурацком ожерелье в кармане. Хочется треснуть себя по лицу, я напоминаю себе, что это всего лишь часть плана. И я не должен ловить от этого кайф. Кайф будет, когда я ее раздену.

— А мы проедем Большой Каньон? — спрашивает Анна. — Всю жизнь хотела на него посмотреть.

Было бы великолепно. Я загружаю карту в телефоне, но поиски приносят только разочарование. Мы не можем себе позволить потратить столько времени.

— Он совсем не по пути. Более чем в часе езды. — Ее отец никуда не денется, но монахиня, с которой ей так надо встретиться, по-видимому, при смерти. Нельзя терять столько времени. — Как насчет того, чтобы заехать туда на обратном пути, когда нам не надо будет никуда торопиться?

Кажется, мое предложение ее радует, и, честно говоря, меня тоже. Наверное все дело в том, что я чувствую, как шаг за шагом завоевываю ее.

Но я никак не могу избавиться от чувства легкости, даже когда мы говорим о серьезных вещах. Когда мгновение царит тишина, Анна фыркает и начинает хихикать.

— Ты чего? — спрашиваю.

— Ты уверен, что Нефилимы не могут обладать силой убеждения?

Я хмурюсь от такого странного вопроса. Князья достаточно сильны, чтобы влиять на людей посредством слов, даже могут внедрять нужные мысли. Они не могут заставить людей что-то сделать, но умеют настоятельно подстегивать. Было бы чудесно обладать такой способностью.

— Никогда не слышал о ком-либо, способном на это, кроме Князей. И, поверь мне, я сам пытался, и не раз. Не действует. — Но моя уверенность, тем не менее, вызывает у нее лишь скепсис.

Мы останавливаемся рядом с мини-магазинчиком, чтобы сходить в туалет, и, когда я подхожу к двери, у меня появляется причудливое желание крутануться, стоя на одной ноге. Что я и делаю.