Загадка мадам Лю - Владимир Югов

Нет, дневника Ирины Светлана Григорьевна не читала. Подозревает ли она кого-нибудь в убийстве, если, как утверждает, сын ее не убивал? Не подозревает?

— Три года… Неужели никто не понимает, что значат эти три года? сказала она под конец допроса, устало поправляя прическу.

9. НОЧНЫЕ ЗВОНКИ

В половине четвертого ночи я вздрогнул от телефонного звонка. Давно собираюсь прикрутить что-то там внутри, чтобы так вот оглушительно не звонило… Вы знаете, я сразу догадался, кто звонит.

— Алло, — это был ее голос, — вы меня слышите? Я вас поздравляю! Он убит.

— Соболев? — воскликнул я. Сон как рукой сняло.

— Откуда вы догадались? — тихо опешила она.

— Ну говорите, он? Соболев?

— Да. Причем убит самым жестоким образом. — Ее голос был ровным, ни капельки волнения. — Представляете, ни у Гомера, ни у Фукидита, ни у Ксенофонта, ни у Плутарха, ни у Тита Ливия, ни у Апулея таких убийств не описывается. Может возьметесь вы?

— Слушайте, вы же циничны. Человека убили… Самым жестоким образом. И никто иной, как вы, кричали: не пишите!

— Да, его тоже опустили туда же, в клоаку… Но все-таки, как вы догадались, что это Соболев? — Тот же ровный голос.

— Боже, а говорите: вам подвластно все! Вы разве не читали дневник убитой?

— Светланы или Ирины?

И она почему-то бросила трубку. Я ее чем-то разозлил.

Вновь она позвонила ровно через час. Я уже собирался в дорогу. Я хотел все это видеть. Зачем? Из простого любопытства? Или специально поглядеть на Соболева (этого С. в дневнике Ирины). Кто убил его? Должны же эти люди — полковник, подполковник, старший лейтенант — поймать, наконец, убийцу.

— Вы слышите меня? В этот раз не догадаетесь. Кого убили у нас теперь?

Я зло ответил:

— Убили старушку. Бедную старушку.

— Гениально! — воскликнули в ответ. — Это действительно так!.. Но откуда у вас эти сведения? Вам уже позвонили?

— Никто мне не звонил.

— Тогда, ради Бога, скажите, как вы догадались?

— А вы скажите мне, кто вы? И почему вы тогда держали и меня, и себя в темноте? И как вам удалось сделать это в солнечный светлый день?

— Неправда. Тогда было пасмурно.

— Вы не здешняя? Залетная?

— Ха-ха-ха! — Ее звонкий переливистый смех стал похож на звон колокольчиков. Такие колокольчики рыбаки подвешивают к спиннингам, и звон этот при клеве изумителен. — Вы шутите? Кто это вам на меня наговорил?

— Вы сами. Каждым своим поступком вы вселяете в меня что-то потустороннее… Все-таки, почему бы вам тогда не показать себя?

— Вот что, вы это бросьте! Можно чуточку пошутить и — хватит… Я другая. Я должна быть. Как и вы. Все по законам природы… Я не знаю, какая я, если говорить откровенно. Видимо, вы заметили… То я хочу, чтобы вы шли и посмотрели убитую, то не хочу, чтобы вы писали об этом убийстве…

— То вытравливаете каким-то зельем мою писанину, то мелькаете, как тень, в коридоре…

— Да, да… Я осторожна. Я боюсь всего теперь. Я была так откровенна и доверчива… И, видите, чуть не вылетела с работы. Спасибо, что вы через свою газету позаботились о моем восстановлении. Сейчас старая женщина не трогает меня…

— Зачем вы взялись за такую работу? Видите, чем кончилось ваше вмешательство? Вы вроде присутствовали, сидели рядом, когда я писал в прошлый раз об убийстве Светланы…

— Я видела костер, в котором нашли ее палец с обручальным кольцом, прошелестело в трубке. — Я не хочу так умереть!

— Но вы, надеюсь, не пойдете в чужой лес с чужими мужчинами. Да еще на подпитьи…

— Я боюсь ходить днем, правда.

— Вы такая красивая?

— У меня красивые глаза.

— Чем вы облили мою рукопись?

— Послушайте, — вдруг простонала она, — я уже не могу тут одна что-то сделать. Пожалуйста, приезжайте.

Я и без нее спешил на место убийств. Я действительно чувствовал, что вслед за Ириной умрет не своей смертью ее бабка, а потом убьют С. Соболева. Я ошибся — его убили раньше.

Прилетев на самолете ранним утром, я поспешил на кладбище. Могилу Соболева нашел легко. Кладбище было не таким уж большим. Могила — свежая, с венками, с уже привядшими, как-то теперь некрасиво выглядевшими цветами на этих венках.

…Я вспомнил час, когда подполковник Струев разрешил мне поглядеть (уже по знакомству) допрос Соболева. Накануне кто-то слышал его разговор с бабкой убитой. Соболев интересовался (конечно, вроде шутя, сколько же отдадут приданного за Ириной, если он бросит жену и станет волочиться за ней?). Бабка, говорят (всегда есть свидетели), серьезно ему ответила: «А какой ты старый? Ей именно и нужен такой мужчина… И бегать, может, перестал бы. Она у нас — сладкая конфетка…»

Бабка, конечно же, знала, что старый пес Соболев (уже свыше сорока) давно сгубил ее внучку, давно дал ей вкусить то, что надо бы вкусить намного позже. Неужели она не видела, как тайком часто приходил в дом «Матроски» (Ирину звали так на улице) этот сластена? Сколько он семей сгубил?!

Потому Струев и ввел его, как обвиняемого, а не свидетеля.

Еще был разговор (запротоколирован) насчет золота. И тоже с бабкой. Опять вроде шутя сказал Соболев насчет свадьбы с внучкой. И бабка вновь серьезно ответила:

— Есть что, есть…

Вроде сказала, что всю жизнь сын ее пахал шахтером, в войну на броне сидел, премии получал…

Богатство, свадьба с молодой красивой «матроской»… Лежит Соболев в сырой земле вместо всего этого. Останки его собирала жена — не допустила никого. Криком исходила. Знала: гуляет, а любила… Тихо вокруг могилы, черные траурные ленты: бывшему начальнику шахты, теперешнему главному какому-то инженеру. Красивый был мужчина. Метр девяносто три. И лишь девяносто четыре кило. Без живота. С бицепсами, грудь вся в кудряшках. Как кто-то его уж бил!

Я сразу пришел по прилету к следователю. Да, он, Соболев, был на подписке. Последний допрос снимали с него. Он рассказывал, как часто, после перехода с шахты на работу в город (это всего 10 километров) приезжал сюда. У Соболева тут дом с подвалом (в подвале его и убили). Тут хранилась картошка, морковь, капуста. Наезжал сюда за всем этим.

Старого начальника шахты провожали с почетом. А его, Соболева… Пришел — эдакий бравый мужичище. Шевелюра — седеющая и гривастая. Глазища — прямо насквозь.

— …Вы, выходит, перед гибелью видели убитую? (Это в протоколе).

— Нет, я видел ее бабку. — Ответ вышел поспешный, нервный.

— У кого в доме? У бабки? Или у убитой?

— У бабки, конечно.

— А почему — «конечно?».

— Потому что как раз вчера я и не был там, где я должен по вашему хотению быть… Вы говорите со мной так, как будто я в чем-то уже виноват. А, как мне известно, вся работа следователя не должна выходить из рамок Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов… Я правильно понимаю свои права?

— Да, УПК регламентирует все действия сторон, их права и обязанности.

— Я — сторона?!

— Допустим. Вы были там, где убили человека. Вы часто бывали там? Вы имели какое-то отношение к убитой?

— Все это наговоры, вранье! — вскричал Соболев. — Я ничего не имел и не собирался иметь.

— Тогда о чем же вам беспокоиться?

— Откуда вы взяли, что я беспокоюсь? Я просто не хочу насмешек, грубости.

— Над вами никто не смеется.

— Вы считаете, что допрашиваете меня?

— Я считаю, что кое-что уясняю. Например, ваши знакомства с убитой. В какой они степени соответствуют, скажем так, приличиям?

— В какой они степени совпадают с уличными сплетнями?

— В какой они степени будут важны для следствия. Вы — не капризный ребенок… Я понимаю, вы томитесь неизвестностью… Вызвал следователь… Но поймите, речь идет об убийстве человека, которого вы, я это подчеркиваю, знали. Вы нередко встречались со своей соседкой. Это естественно. И тогда перед ее убийством вы могли видеть Ирину, быть у нее. Это право ваше. И ничего предосудительного в этом нет. Но убили человека! Вашу соседку. Разве это неважно? Разве это ничего для вас не значит?

— Нет, я понимаю. — Соболев уставился в стол — он был и в самом деле красив, и любая женщина не откажет ему в знакомстве, и, конечно, не откажет женщина, к которой он подбирал долго ключи… — Я понимаю… Но это задевает, как задевает всякий вопрос… Я скажу о себе… Я мнительный. Я, представьте, очень мнительный. Я болезненно переживаю и переживал всякую мелочь… Что касается убитой, то тогда я действительно приезжал. Приезжал. Тут может доказать любой. И это я хорошо представляю. У вас, следователей, все продуманно бывает. Смотришь фильмы, и у вас все это продуманно. Я же знаю, что вы вызвали не просто так. У вас продуманный план… Но помочь в чем-то я вам не могу. Все, что можно было сказать, я сказал. И ничего добавить не смогу. Видел. Да, видел. Не заходил. Да, не заходил. Разговаривал. Да, разговаривал. Но с бабкой.