Человек боя - Василий Головачев

– Пойдем, – подошел он к увлеченной видеосъемкой, раскрасневшейся Елизавете, не отрывающейся от видоискателя камеры. – Скоро станет совсем жарко, а мы еще не добрались до места.

Девушка с видимым сожалением закончила съемку, сменила кассету, и они углубились в чащобный елово-сосновый лес, который Осип называл раменьем. Однако до дубовой рощи добраться им не удалось.

Сначала путь преградила асфальтовая лента дороги, о которой говорил Осип, что она будто бы ведет аж до Минско-Московской трассы. Выйдя на дорогу, Егор и Лиза посмотрели в одну сторону, в другую, потом друг на друга, и Крутов покачал головой.

– Чудеса в решете, да и только. Кому понадобилось класть асфальт по нашим болотам?

– Здесь недалеко начинается запретная зона, – задумчиво проговорила девушка. – Какая-то воинская часть стоит. – Она помолчала, теряя жизнерадостность. – Я слышала краем уха, что якобы это не то экспериментальный военный полигон, не то военная лаборатория.

– От кого слышала? – подозрительно прищурился Крутов.

– От деда моего, – отрезала девушка и, видя, что он готов обидеться, с неохотой добавила: – От Георгия слышала…

– А он откуда знает?

– У него очень широкий круг знакомств. – Лиза вдруг рассердилась. – Что ты меня пытаешь? Я передаю только то, что слышала.

– Дядька мне говорил, что к брату твоего мужа раз в месяц компания приезжает на крутых машинах, поразвлечься, попариться в баньке. Не отсюда ли?

– Ну что тебе до этого?.. – Елизавета замолчала, прикусив губу, потом прямо посмотрела на флегматически рассеянное лицо Егора, призналась: – Знаешь, я об этом не думала. Может быть, ты прав. Но что из этого следует?

– Да ничего особенного. Я просто размышляю вслух. Но чует мое сердце, странные дела тут у вас делаются. Ну, потопали дальше?

Они сошли с узкой асфальтовой ленты со следами протекторов (ездили на каких-то тяжелых машинах), углубились в лес, но через двести метров уперлись в забор из колючей проволоки высотой метров в пять. Он был двухрядным и добротным, сделанным надолго и прочно. Вместо столбов использовались стволы деревьев, вершины которых были спилены. И вдоль забора с той стороны Крутов увидел протоптанную тропинку, что говорило о наличии живой охраны зоны.

– Похоже, белых грибов нам сегодня не видать, – глубокомысленно сказал Крутов. – Но контора здесь устроилась серьезная, если судить по дороге и колючке. Сними-ка эту изгородь на пленку.

– Зачем?

– Пригодится когда-нибудь.

Елизавета послушно подняла видеокамеру, и в тот же момент слева, метрах в двадцати, раздался чей-то голос:

– Эй, телеоператоры, а ну прекращайте съемку!

По ту сторону изгороди зашевелились кусты акации, за деревьями замелькали тени, и на свободное от кустов пространство вышли двое угрюмого вида мужчин в пятнистых комбинезонах и беретах, с автоматами через плечо.

– Здесь снимать запрещено, – продолжал один из них, лобастый, темноволосый, с глубоко посаженными прозрачно-серыми глазами и морщинистым лицом. – Поворачивайте и валите отсюда подобру-поздорову.

– Кем запрещено? – полюбопытствовал Крутов, сразу оценив профессиональную подготовленность охранения: один прикрывал второго, а оба двигались по-особому гибко и свободно.

– Не твоего ума дело. Сказано – поворачивай, значит поворачивай.

Второй, что шел сзади, худой и горбоносый, со впалыми щеками дистрофика, но жилистый и сильный, коснулся спины напарника и кивнул на нож в руке Крутова, который тот не успел спрятать. Они о чем-то заговорили, понизив голос, в то время как Егор и Елизавета, переглянувшись, начали отступление. Тогда морщинистолицый окликнул Крутова:

– Эй, малый, а ну подойди ближе.

– Зачем? – оглянулся Егор.

– Кидай сюда свой ножик.

– Иди, не останавливайся, – одними губами бросил Крутов девушке, сам же приостановился на секунду.

– А больше ты ничего не хочешь, лягушка пятнистая?

– Двигай сюда, я сказал! – Часовой заученным движением снял «калашников» с плеча, поднял ствол и спустил скобу предохранителя. – Не то уложу на месте!

– Какой ты храбрый, – хмыкнул Крутов, подбрасывая бетдаггер с особой подкруткой, поймал нож и одним точным безошибочным движением воткнул его в чехол на поясе. – Может, посоревнуемся, кто окажется быстрей, ты или я?

Парни переглянулись, и в то же мгновение Крутов взял темп и исчез в кустах, догоняя ушедшую вперед Елизавету. Наверное, он произвел впечатление на сторожей за колючей проволокой, а может быть, они только пугали грибников, во всяком случае, стрелять вслед молодой паре они не стали.

– Зря ты их дразнил, – сказала девушка, когда они снова выбрались на асфальтовую дорогу. – Таким, как они, ничего не стоит убить человека.

– Здрасьте, – поклонился Крутов, – с какой это стати я должен был отдать им нож? И с какой это стати они открыли бы огонь по мирным гражданам? Партизанские войны в этих краях кончились еще в сорок четвертом году.

– В сорок третьем.

– Тем более. Кстати, куда ты так спешишь? Во-первых, мы не завтракали, во-вторых, не набрали боровичков. Я знаю еще одно место неподалеку, завернем туда…

Елизавета замедлила шаг, но не остановилась, лицо ее стало хмурым и озабоченным.

– У меня дурное предчувствие… – Она передернула плечами. – И оно меня никогда не подводило. Что-то случилось в деревне. Пошли домой.

– Ну вот еще! Что там может случиться?

– Я тебя прошу.

Егор подумал, молча догнал ее и ускорил шаг.

В Ковали они вошли в половине одиннадцатого, сразу увидев столб дыма посреди села: дымилась куча угля и золы, оставшаяся от коммерческой палатки. По деревне ходили потерянные жители, многие из них, в основном женщины, собрались возле гришанковской хаты, у которой были выбиты стекла. Во дворе дома стоял «уазик» «Скорой помощи», на земле лежал человек в окровавленной рубашке, а над ним склонились двое мужчин в белых халатах.

– Что случилось? – спросил Крутов у женщин возле соседнего дома, ища глазами своих, потом увидел на улице четкие следы колес и понял, что в деревне побывала банда на мотоциклах. С плачем к нему кинулась тетка Ксения, за ней подошла сестра Лида.

Через минуту он узнал, что Осипа и Аксинью подстрелили подонки, ворвавшиеся в село, и что обоих уже увезла машина реанимации. Пострадали и коммерсанты: одного из них, смуглолицего Гафура, ранили в грудь и в ногу, второму – старшему из продавцов, проломили голову; именно он и лежал в палисаднике у дома. Бориса, брата мужа Елизаветы, в момент нападения в деревне не было, прибыл он буквально за минуту до возвращения Крутова и Лизы из леса и на их появление лишь бешено сверкнул глазами. Подходить к ним не стал.

– Когда они уехали? – спросил Егор, прижимая к себе плачущих женщин, вдруг понимая, что его план мирного отдыха на природе рушится на глазах.

– Еще девяти не было, – опомнилась сестра Лида, вытирая слезы.

– Я пойду к своим? – тихо проговорила Елизавета.

– Иди, – кивнул Крутов, добавил торопливо: – Расспроси там, что они видели. Сколько их было?

– Человек двадцать, – еле выговорила бабка Ксения.

– Семь или восемь, – покачала головой Лида. – Все такие черные, страшные… на таких огромных мотоциклах… полезли по домам, стали отбирать деньги, еду… Дед Осип шуганул одного, а дружки полезли в драку. Он за ружье, они за автоматы…

– А бабу Аксинью как подстрелили?

– Ее не подстрелили, сильно побили. Она вступилась за деда… один ударил ее ногой, потом прикладом…

Крутов стиснул зубы. В голову шибануло волной ненависти, в глазах поплыл кровавый туман. Усилием воли он задавил ненависть, голова стала чистой и холодной. Не обращая внимания на причитания и вопросы бестолково суетящихся женщин, он быстрым шагом направился к дому и сразу же обнаружил, что колеса его «Рено» пробиты. Догонять бандитов было не на чем. Присев на корточки, Егор потрогал спущенные шины, выругался сквозь зубы и вдруг услышал шаги. Стремительно обернулся.

На него из-за свежесобранного стога сена смотрел светловолосый молодой человек, в котором он не сразу узнал нового знакомого, Панкрата Воробьева.

Жуковский район

К обеду подразделение милиции и следователь Жуковской районной прокуратуры уехали, и деревня опустела. Женщины еще продолжали судачить о случившемся, но всех ждали дела, некормленая и недоеная скотина требовала забот, и сельчане разбрелись по домам, садам и огородам. Ковали снова превратились в идиллически мирную деревеньку конца двадцатого века, еще не исчезнувшую с лица земли, но уже постепенно приходящую в упадок по причине старения. Средний возраст ее жителей уже давно перевалил за пятьдесят лет.

После того как все следственные процедуры закончились, Крутов уехал на мотоцикле родственника в больницу навестить своих пострадавших дядю и тетю, и Панкрат остался один в его доме. Он ждал известий от своих разведчиков, помчавшихся вдогон за бандитами. В принципе он мог быть доволен своей прозорливостью, позволившей ему определить предполагаемый район удара банды и примчаться к месту происшествия буквально через час после нападения на деревню. Но столь открытое и наглое нападение заставляло задуматься, и Панкрат час просидел на веранде дома Крутова, размышляя над случившимся, пока не пришел к выводу: банда имела не только аналитиков, просчитывающих объекты операций, но и какую-то серьезную «крышу», позволявшую ей не слишком беспокоиться о возможных последствиях своих действий. Самыми же надежными «крышами» в данной ситуации следовало считать две конторы: милицию и армию. А поскольку милиция в последнее время, по данным разведчиков Воробьева, сама понесла потери в результате контактов с бандитами, предполагать ее участие в деятельности банды было трудно, хотя этот вариант и не исключался, и Панкрат переключил свое внимание на военные объекты района и области. В непосредственной близости от Ковалей располагалось три таких объекта плюс охраняемый склад ГСМ, разведчики отправились по адресам, и теперь надо было лишь ждать результатов разведки, сдерживая Крутова, который рвался преследовать банду и воздать каждому по справедливости.