Вечность продается со скидкой - Антон Леонтьев

Дождавшись, пока стенографистка покинет комнату, следователь поднялся и подошел к Лиде. Его красивое юношеское лицо озаряла улыбка.

– Лидия Ивановна, бесполезно отпираться. Нам все известно про вредительскую деятельность вашего мужа, а вы помогали ему. От вас требуется одно – подписать протокол. Вы умная женщина, поэтому я рассчитываю на ваше содействие следствию.

Мамыкина покачала головой:

– Я подпишу только то, что сказала на самом деле.

– Не советую вам спешить с ответом. – Следователь подошел к столу и достал из ящика небольшую папку. – Так, так, вот оно… Ваше признание. Почитайте. Скажу сразу, если вы его подпишете, то получите какие-то жалкие пять лет. Вы знаете, что такое пять лет? Они пролетят в одно мгновение. Советская власть гуманна к раскаявшимся преступникам, поэтому выйдете по амнистии года через три, вам, правда, будет запрещено жить и работать в крупных городах, но вы сможете вернуться в Нерьяновск. Подумайте и о других, о вашем муже, например. Неужели вы, любящая жена, согласитесь, чтобы он получил двадцать пять лет? А это вполне реально. И ваша милая маленькая дочка…

Лидия с бьющимся сердцем вчиталась в заранее составленное «признание». В нем она сознавалась в том, что вместе с мужем принимала участие в диверсионной деятельности, якобы они копировали секретные документы с военных заводов и передавали их американским резидентам в Москве.

– Я не буду это подписывать, – заявила Мамыкина, закончив чтение. – Это несусветная чушь.

– Жаль, что вы так враждебно относитесь к моему более чем щедрому предложению, Лидия Ивановна, – с сожалением в голосе протянул следователь. – Вы не понимаете, на что обрекаете своим отказом себя и свою семью. Значит, вы не станете подписывать это признание?

– Не подпишу, – твердо произнесла Лидия. Она понимала, что следователь запугивает ее, добивается раскрытия громкого дела, за которое может получить очередную звездочку или даже орден.

Без слов этот милый молодой человек подошел к Мамыкиной и неожиданно ударил ее по лицу. Все это произошло так внезапно, что Лидия, не успевшая прикрыться руками, упала с высокой табуретки на пол. Сильный удар рассек ей губу, на пол закапала кровь, нестерпимо болел глаз.

Молодой следователь продолжил избивать беззащитную женщину. Лидия не сопротивлялась, она сжалась в комок, моля бога, чтобы все быстрее закончилось. Однако пытка продолжалась. Лидия потеряла сознание.

В себя она пришла в камере. Она не помнила, как попала обратно. Она примостилась на деревянных нарах. Тело превратилось в сплошную ноющую рану, Лидия не могла разлепить правый глаз.

– Звери, – бормотала одна из соседок, – они избили и приволокли тебя сюда.

Лидия слабо зашевелилась. Она не могла вдохнуть полной грудью, резкая боль пронзала все тело, едва воздух наполнял легкие.

– Он тебе сломал ребра, – заявила одна из женщин. – Ничего, срастутся. Что он от тебя хотел?

Еле ворочая языком, Лидия произнесла:

– Чтобы созналась в шпионаже.

– А, понятно, – раздался чей-то обреченный голос. – У них указание сверху – к дню рождения главного вурдалака загубить как можно больше невинных душ.

– Дурочка, – ласково произнесла одна из женщин. – Они тебя до смерти забьют. Зачем тебе это надо? Соглашайся, подписывай. У тебя же есть муж и дочка. Неужели ты хочешь, чтобы с твоей дочерью сотворили нечто подобное?

Лидия застонала, представив, что ублюдки нападают на ее кровиночку. Она не даст ее в обиду.

– Люська – стукачка, – пояснила ей одна из сокамерниц, когда милая соседка исчезла из камеры. – Все это знают. Она доносит палачам, кто и что сказал. Она специально обхаживает новеньких, пытается их сломить. Не верь ей, от нее требуют, чтобы она склонила тебя к подписанию липового признания. Это ничего не изменит.

И все же две недели спустя, после трех допросов, закончившихся избиением, Лидия не выдержала. Едва молодой следователь с ухмылкой приблизился к ней, чтобы нанести очередной удар, она закричала:

– Я все подпишу, все подпишу!

– Лидия Ивановна, зачем же так волноваться, – поправив галстук, произнес молодой человек. – Я вас прекрасно слышу. Рад, что вы одумались.

Мамыкина подписала протокол, даже не вчитываясь в него.

Удовлетворенно вздохнув, следователь сказал:

– Несмотря на то что вы долго отрицали свою очевидную вину, суд, конечно же, примет во внимание вашу помощь следствию, так что можете рассчитывать на снисхождение.

– Мне разрешат увидеть дочку? – взмолилась Лидия.

Следователь отрицательно покачал головой:

– В этом нет необходимости. У девочки все хорошо. Она живет в здоровом коллективе. Вы ей не нужны.

День спустя состоялась очная ставка с мужем. Лидия не могла поверить, что трясущийся, небритый седой старик с висящими, как плети, вдоль тела руками и потухшим взглядом живого мертвеца – это Семен. Он переспрашивал каждую фразу, словно плохо слышал. Потом Лидия узнала, что ему повредили барабанную перепонку. Он не смотрел на жену, опустив взгляд в пол.

– Это все она, она, – бормотал Семен. – Она меня толкнула на предательство, я верен товарищу Сталину, он это знает!

Он скороговоркой произнес выученные заранее фразы о том, на какие разведки они работали, какой урон нанесли Советской Родине, сколько за это получали.

Суд прошел в быстром темпе. Их, а также группу сослуживцев Семена обвинили в шпионаже, вредительстве и других страшных преступлениях. Зрители в зале не раз разражались яростными аплодисментами в ответ на слова прокурора о бесчеловечности и полной аморальности подсудимых.

Выступила и соседка Ниночка, с которой все и началось. Она поведала суду о том, что обвиняемая укрывала у себя детей врагов народа. Прокурор с апломбом заявил, что на самом деле это вовсе не свидетельствует о милосердии, хотя бы и извращенном, со стороны Мамыкиной.

– Она вовлекла ребенка в свои грязные преступления, она намеревалась передавать через него секретные сведения врагам нашей страны! За это каждый из шайки должен понести самое суровое наказание!

Снова горячие аплодисменты, переходящие в овацию. Лидия взглянула в зал. Искаженные злобой лица, разинутые рты, безумные глаза. Стая гиен, которой она отдана на растерзание. Она поняла, что совершила большую глупость, подписав признание. Но могла ли она поступить иначе? Вряд ли. Она оказалась в западне, выхода из которой не было.

Суд, состоявший из трех человек, удалился для вынесения приговора. Вернулись они подозрительно быстро, один из заседателей вытирал платком сальный рот, другой шутливо переговаривался с судьей. Они обедали, поняла Лидия. Все давно решено! Они и не думали над приговором, им это не нужно. Суд только утверждает составленный заранее сценарий.

Так и произошло.

– Подсудимый Мамыкин Семен Кузьмич приговаривается к двадцати пяти годам заключения по статьям…

Лидия получила пятнадцать лет. Зрители устроили овацию справедливому приговору.

Сразу из здания суда машина забрала ее в другую тюрьму. Лидия прошла все ужасы ада. Заключенных отправляли в далекий лагерь на Колыме. Перевозили в вагонах, где нельзя было присесть – так много людей набивали вовнутрь. Лидии вдруг безумно захотелось жить. Она не имела права сдаваться. Она помнила, как заплакал Семен, когда услышал страшный приговор. Двадцать пять лет – это означало смерть. Ее пятнадцать – тоже. Лидия слышала рассказы о том, как люди всего за несколько месяцев на лесоповале превращаются в ходячие скелеты.

Жизнь в лагере была ужасной, но и к этому, оказывается, можно приспособиться. Лидия не падала духом, стараясь подбодрить женщин, которые поставили крест на собственной судьбе.

Лидия стремилась во что бы то ни стало выжить. Она знала, что можно доносить начальству, это давало возможность лишней пайки и льготных условий труда. Мамыкина не могла представить, что пойдет на это. И все же она пошла, потому что страстно хотела снова увидеть дочку.

Работа была адской – в теплое время года. Зимой она превращалась в намеренное убийство. Лидия обморозила руки, перчатки, которые им выдавали, были никудышные. Она поняла, что долго не выдержит, вскоре ее тело бросят в яму, выдолбленную в вечной мерзлоте.

– Молодец, Мамыкина, – сказал заместитель начальника лагеря. – Ты умная баба. Тебе срок еще мотать и мотать. Поставим тебя в столовую. Но смотри, я должен знать, кто и о чем сказал. Будешь лично мне докладывать.

Лидия уже не считала это предательством. Некоторые из заключенных отличались непоколебимой враждебностью, открыто издевались над начальством, поносили товарища Сталина. Мамыкина тщательно сохраняла в памяти каждое слово. Она только хотела выжить.

Буйные антисоветчицы исчезали в карцере, откуда могли не вернуться вовсе. Карцер представлял собой крошечный бетонный бокс, где температура поднималась чуть выше той, что была на улице. Заключенным в каменный мешок выдавали минимум еды, часто отбирали верхнюю одежду. Лидия понимала, что многие из тех, кто отправился в карцер по ее доносам, умерли. Она не считала себя виновной и старалась об этом вообще не думать.