Плавать по морю необходимо - Сергей Крившенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не может не привлечь к себе внимание «как литературное произведение» «Журнал кругосветного плавания на шлюпе „Камчатка“ под командованием капитана Головнина». Автором этого журнала был Ф.Ф. Матюшкин. Да, тот самый, который был лицейским другом Пушкина, о котором поэт писал в знаменитом стихотворении «19 октября». Именно ему перед отплытием Пушкин «изъяснял …настоящую манеру записок, предостерегая от излишнего разбора впечатлений и советуя только не забывать всех подробностей жизни, всех обстоятельств встречи с разными племенами и характерных особенностей природы»[78]. Путевой дневник использует форму письма (матери, друзьям), очерковых описаний, несомненно, сказалось и знание записок русских мореплавателей, традиции которых Матюшкин продолжал. Так, в последние годы пребывания в лицее он мог прочитать в журнале «Сын отечества» «Извлечение из журнала путешествующего кругом света российского лейтенанта Лазарева» (1815), «Перечень писем путешествующего на корабле „Рюрик“ лейтенанта Коцебу от Тенерифа до Бразилии» (1816).
Сам Матюшкин проделал путь от Кронштадта до Камчатки, побывав в Англии, Южной Америке, в Русской Америке, на островах Тихого океана.
Журнал Ф.Ф. Матюшкина (хранится он в Санкт-Петербурге, в Пушкинском доме) в наши дни частично опубликован и рассмотрен в работах Ю.В. Давыдова и Л.А. Шура[79].
Своеобразное повествование в письмах создает в 50-х годах XIX столетия Воин Андреевич Римский-Корсаков. Тематически эти письма примыкают к очерковой книге И.А. Гончарова «Фрегат „Паллада“». Как известно, в Японию и к берегам русского Амура «Паллада» шла вместе с винтовой шхуной «Восток» — в книге Гончарова о ней встречается несколько упоминаний, тем более что самое последнее плавание в дальневосточных водах, от устья Амура до Аяна, Гончаров совершил на шхуне. Командиром этой шхуны был молодой морской офицер Воин Римский-Корсаков, старший брат великого русского композитора Николая Андреевича Римского-Корсакова (тогда еще малолетний Ника, только-только определявший не без участия старшего брата-моряка свое жизненное призвание). По пути следования Воин Андреевич писал своим родителям и друзьям письма, выстраивая их в своего рода «повествование», цельную повесть-путешествие. Так что литературное имя состоялось.
Но, как случалось не раз в нашей истории, затем и дневники, и письма были надолго забыты. «У дневников В.А. Римского-Корсакова странная судьба, — пишет известный историк Б.П. Полевой. — Хотя Федор Воинович, сын мореплавателя, опубликовал основную их часть (от берегов Японии до плавания на Камчатку осенью 1854 года), они почему-то оказались забытыми»[80]. Уже в наше время появились публикации писем в журнале «Новый мир»[81].
И, наконец, о самом значительном издании Воина Римского-Корсакова. В 1980 году Хабаровское книжное издательство в серии «Дальневосточная историческая библиотека» выпустило книгу В.А. Римского-Корсакова «Балтика — Амур». Подзаголовок ее: «Повествование в письмах о плаваниях, приключениях и размышлениях командира шхуны „Восток“». В книгу вошли письма родителям, очерки и фрагменты из дневников Римского-Корсакова. Дан очерк о жизни мореплавателя[82], книга содержит обстоятельный научный аппарат[83]. Прекрасное это издание явилось подлинным открытием Воина Римского-Корсакова как замечательного документалиста и талантливого литератора-мариниста. Еще в 1922 году племянник Воина Андреевича, сын младшего брата — композитора, обратив внимание на письма своего дяди, писал: «Когда-нибудь письма его дождутся опубликования, я в этом не сомневаюсь, — так ценны они как памятник умственной и духовой жизни своего времени»[84]. И вот дождались.
Письма Римского-Корсакова ведут нас дорогами русских мореплавателей, запечатлевая наиболее значительные события русской дальневосточной истории середины XIX столетия. Временные масштабы — с 26 августа 1852 года, со дня прощания с Кронштадтом, до 22 сентября 1857 года — дня возвращения на Балтику. Это своеобразная панорама: картины встреч в Англии, Южной Америке, Китае, Японии, нравы, обычаи, экономика, культура. Особый интерес представляют письма, рисующие русский Дальний Восток в огне войны 1854 года. Собственно, письма здесь видоизменяются — автор становится летописцем, очеркистом, бытописателем. Читатель найдет в них немало интересных, ярких сведений о Муравьеве-Амурском, Путятине, Невельском, Завойко, Гончарове и др. Это микропортреты. Черты характера раскрываются во времени. Особенно психологичен характер Путятина, начальника экспедиции, отношение к которому очень неоднозначно. Автор подмечает в нем англоманство, недоверие к подчиненным, «развитое до отвращения».
В других письмах — характеристика Путятина как «человека души доброй, чувствительной». Автор улавливает и драматизм отношений Невельского с Муравьевым, и противоречие характера Завойко, словом, дает неоднозначное представление о каждом из них.
Письма открывают читателю многие грани облика русского мореплавателя, и не только грани общественно значимые, но и интимные, глубоко личные. Общественно значимые грани — это прежде всего страницы о плавании, о героях дальневосточной эпопеи, об их заботах, волнениях, человеческих качествах. А грани интимные, личные, которые обычно человек доверяет лишь своему дневнику, это рассказ о первой своей влюбленности. «Дело коротко и ясно, — пишет Воин Римский-Корсаков родителям, — я на 33-м году от роду имею несчастье быть в первый раз влюбленным. Это бы еще ничего, но в том-то и беда, что любовь моя пала на замужнюю женщину, да (к тому же) жену моего доброго приятеля, который радушно меня принимал, вовлек меня, сам того не подозревая, в частые свидания со своей барыней, а затем я, что ли, виноват, что К.И. Невельская так хороша собой, так грациозна, так любезна?!»[85].
«Романтические страницы», как называет сам автор это увлечение, приоткрывают в жизни моряка нечто важное, приводят к нравственному открытию: «Я понял через нее, что человеку ненатурально прожить весь век, не ощущая потребности в сердечной привязанности, что обречь себя на всю жизнь единственно к гражданскому быту есть идеал, безобразный и не свойственный нашей природе, и что собственное счастье человека заключается в семье, а не в обществе»[86]. Полемически выраженная мысль о ненатуральности жизни, ограниченной только «гражданским бытом», долгом, органичности сочетания «гражданского» с интимным, личным — очень важна для всей книги, целиком посвященной «гражданскому быту» мореплавателя. «Мысль семейная», говоря словами Л. Толстого, для этой книги стала естественной. И не только в этом одиночном суждении о роли семьи в жизни человека. Но в обращенности всех писем к отцу и матери — пожалуй, не найти другого примера в истории маринистики. «Сегодняшний день, милые мои папа и мама, есть один из самых решительных дней моей жизни», — так начинается первое письмо, в котором автор просит родительского благословения своего выбора. «Простите меня за то, что я так распорядился собою без вашего ведома. Но согласитесь, что, имея два дня сроку, нельзя долго колебаться. Обнимаю вас. Ваш любящий сын Воин». И кончается книга письмом, в котором Воин сообщает о своем новом назначении: «Все окончилось благополучно, корвет теперь уже в гавани, и, кажется, на днях уже я буду назначен командиром нового судна». Здесь же приложено письмо Ники, сообщающего о своей встрече со старшим братом: «Пришлось мне прежде вас обнять Воина, мои папа и мама». Ника как бы подхватывает традицию старшего брата и «отчитывается» перед родителями. Одной и самых примечательных особенностей писем Воина стала их органичность, искренность: ни слова фальши, наигранности, надуманности.
Многие страницы книги приобретают значение своеобразной семейной педагогики. В них отражены представления о чести и бесчестии, о назначении человека, о преодолении трудностей, о призвании и т. д. Особое значение приобретают многочисленные места писем, касающиеся младшего брата Ники. Это целая педагогическая система взглядов на предназначение человека, на его призвание, на подготовку к жизненным испытаниям. Педагогическое начало — еще одна серьезная грань этой своеобразной книги. «Брату Нике пришлю особое письмо», — пишет Воин Римский-Корсаков уже в начале плавания. В письмах родителям — и забота о младшем брате (деньги для учения и т. д.), и советы, как лучше сформировать его характер. Старший брат видел Нику в будущем морским офицером. «Всего же более интересует меня сообщаемое Вами о Нике. Ему уже 11 лет. В этом возрасте я уже перешел в Морской корпус…»[87]. И вновь: «Ему уже 12-й год, и, надеюсь, характер его достаточно сформировался для того, чтобы выдержать без вреда искус новичка в корпусе»[88]. Не избаловать, научить не только грамоте, но и чести, трудолюбию, умению служить делу, а не лицам, дать твердое нравственное основание — вот о чем пишет Воин Андреевич, нигде не становясь особенно назидательным. Хотя и не без этого. Вот, скажем, реакция старшего брата на слова родителей, что Ника ленится. Для Воина эгоизм и лень — смертный грех. «Я здесь имею на глазах очень печальный пример», — и Воин рассказывает о тринадцатилетнем сыне адмирала Лазарева Мише, который всем надоел своей ленью, невниманием и лживостью до того, что все от него отступились. Пример, конечно же, рассчитан на то, что письмо будет прочитано и двенадцатилетнему Нике. Со спартанской строгостью Воин советует родителям не баловать Нику, определять его в корпус. В этих советах проступают черты той дворянской чести, которая была одушевлена служением отечеству. И сам Римский-Корсаков в своих взаимоотношениях с начальством ориентировался на эти нравственные законы: «Приняв себе правилом служить службе, а не лицам, я не позволяю себе ничьей личностью увлекаться до того, чтобы ради того позволить себе какое-нибудь искательство»[89].