Плавать по морю необходимо - Сергей Крившенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отдельные части книги Шелихова — и «первое странствование», и описание Курильских и Алеутских островов, «Продолжение странствования», написанные в разное время, выходили по отдельности, а затем были объединены в одном издании.
Велико патриотическое значение книги знаменитого русского морехода, на которой воспиталась плеяда славных мореплавателей XIX века. И не только воспиталась. Русские моряки продолжили жанр морского путешествия, развили его. Этот жанр стал популярным, поистине украсил журналы XIX века. В этом жанре было запечатлено величайшее событие морской жизни начала XIX столетия — первое русское кругосветное путешествие Крузенштерна и Лисянского, стяжавших славу не только как замечательных мореплавателей, но и как авторов, достойно отобразивших свое путешествие в документальной маринистике. Несколько позже была издана и третья книга об этом плавании — «Журнал первого путешествия россиян вокруг земного шара (1816) Федора Шемелина».
Кругосветное плавание было совершено в 1803–1806 годах на кораблях «Надежда» и «Нева». Общее руководство и командование первым кораблем было поручено капитан-лейтенанту Крузенштерну, вторым кораблем командовал капитан-лейтенант Лисянский.
Первое плавание русских вокруг света продолжалось три года. Это обычная продолжительность таких плаваний в то время. Русские мореходы вышли на арену Мирового океана сравнительно поздно. Уже прошло три столетия, как Колумб открыл Америку. Уже прославились Магеллан, Кук, Лаперуз, Ванкувер. Казалось, все уже открыто. Но русские мореходы сумели сказать здесь свое слово. Известный немецкий историк Ф. Гельвальд так писал об этом: «В начале XVIII столетия уже почти все народы Европы имели свою долю участия в деле открытия Америки… Но истинным чудом представляется, что наконец и русские добрались до Америки… предприимчивые русские казаки нашли путь в Америку, невзирая на бесконечные пустыни Сибири, и совершенно самостоятельно и своеобразно открыли эту новую часть света. Всем остальным народам Европы путь в Америку открыл Колумб, с предприятиями же русских плавание Колумба не имеет почти ничего общего… Все другие народы шли с востока вместе с солнцем на запад. Русские же шли с запада на восток… они пробираются через весь север Азии, приходят к берегам Тихого океана, а там у них является свой собственный Колумб[62], который во имя России приобретает право владения Северо-Западной Америкой»[63].
Помимо общих исследовательских задач, у «Надежды» и «Невы» были свои собственные задачи. «Надежде» предстояло доставить в Японию русского посланника Резанова: правительство для создания и расширения русской торговли желало установить сношения с соседним государством. Необходимо было также доставить грузы в Петропавловск-на-Камчатке и Ново-Архангельск и описать Курильские острова и устье реки Амур. «Неве» ставилась задача посетить Русскую Америку, оказать помощь промышленным людям, правителю этого края Баранову. Большую часть пути корабли совершили врозь, каждый по своему маршруту. Вот почему Лисянский, книга которого выходила позже, счел нужным заметить: «Открывались мне многие случаи не токмо совершать особливое плавание, но даже обозревать и описывать такие места, в которые г. Крузенштерн заходить не имел никакого случая, а особливо во время годичного пребывания моего на северо-западных берегах Америки; посему я долгом себе поставил издать в свет и мои краткие записки, дабы почтенная публика, удостоив прочтения как оные, так и обширное описание г. Крузенштерна, могла иметь полное сведение о всем путешествии…»[64].
Интересно, что Лисянский не только дополняет Крузенштерна, но иногда и повторяет, считая что такое повторение не будет излишним, что «согласие… описаний послужит сугубым доказательством их справедливости, а разноречие ежели оно где-либо встретится, подаст повод любопытному испытателю к дальнейшему и точнейшему изысканию истины». Здесь важны два момента, которые характеризуют подход автора к «сочинению…путешественных записок». Это, во-первых, отношение к «сочинению» как к своему нравственному долгу («Я долгом себе поставил») перед отечественным читателем. И для такой работы тоже было необходимо проявить подвижничество, тем более что, как признается Лисянский, он «никогда не помышлял быть автором». И второе: в своем подходе, так сказать, теоретическом, автор декларирует, подчеркивает важность документальной точности, изыскания истины. Заметим, что и Лисянский, и Крузенштерн постоянно следуют этому правилу — это тоже характерно для отечественной документальной маринистики.
Составной частью «Путешествия вокруг света» Крузенштерна явился исторический очерк, или, как он его называет, «известия о мореплавателях и открытиях россиян в северной части Великого океана». «Хотя я и не сомневаюсь, — пишет он, — что читателям известно повествование о российских открытиях и плаваниях в Великом северном океане, однако, невзирая на то, полагаю, что помещение здесь краткого об оных известия будет не излишним»[65].
Исторический очерк начинается с размышлений о преобразовательной деятельности Петра I, прозорливо предвидевшего, что «отдаленные сии страны должны сделаться некогда полезными для государства». Автор высоко оценивает достижения предшественников — Беринга, Чирикова, Креницина, Сарычева, Шелихова, говорит о чрезвычайных трудностях, «преодоленных единственно предприимчивым и терпеливым духом россиян». По его мнению, правительство должно поддержать российских мореходов, помочь построению судов, подготовке искусных начальников. Здесь же он говорит о побуждениях, заставивших его войти в министерство с просьбами об организации кругосветного путешествия ради выгод российской торговли. Поначалу все его старания возбудить интерес к «такому предприятию были равномерно тщетны». Положительный ответ пришел, когда автор его уже не ждал. «Более полугода уже прошло, как я разделял счастие с любимой супругой и ожидал скоро именоваться отцом. Никакие лестные виды уже не трогали
сильно меня. Я вознамерился было оставить службу, дабы наслаждаться семейственным счастием. Но от сего надлежало теперь отказаться и оставить жену в сугубой горести». Над личными планами возобладало чувство «обязанности к отечеству».
Лисянский в своей книге считает возможным обойтись без исторической части: ведь его «записки» призваны дополнить описания Крузенштерна. И он начинает с краткого предуведомления, в котором дает список находившихся на корабле «Нева» «чиновников и морских служителей», т. е. всей команды, от капитана до матросов. Дать список команды и Лисянский, и Крузенштерн считают своим нравственным долгом, своеобразной благодарностью участникам плавания. Как и в книге Шелихова, встречаются здесь отдельные зарисовки быта, труда матросов. Как правило, о многотрудной и опасной работе матросов говорится с одобрением и восхищением. «Матросы обоих кораблей работали денно и нощно», — свидетельствует Крузенштерн, но не называет никого поименно. «Радость, что мы скоро оставим Японию, обнаружилась иначе неутомимостью в работе наших служителей, которые часто по 16 часов в день трудились почти беспрестанно и охотно».
По форме «путешественные записки» Крузенштерна и Лисянского — это путевые дневники, своего рода очерки. Документально точно описан путь следования, достопримечательности разных стран, градов и весей, быт, нравы жителей, особенно тех племен, где сохранились родовые нравы и обычаи — своеобразная экзотика прошлого. Это подчас острые социальные наблюдения, вызывающие критику колониализма, хищничества американских, английских и иных претендентов на Мировой океан, равнодушия к нуждам народа царских чиновников. Но все же можно определенно утверждать: в морской документалистике героика будничного труда простых моряков не обойдена. Особенно конкретно она показана в книгах Головнина, Давыдова, Невельского, В. Римского-Корсакова.
Запоминаются у Крузенштерна, Лисянского, Головнина, Давыдова описания природы, особенно картины штормов. Вспомним у Шелихова: «Буря сия была столь велика». Крузенштерн дает подробное описание бури в Тихом океане по пути с Камчатки в Японию: «Ветер, постепенно усиливаясь, достиг в один час пополудни до такой степени, что мы с великою трудностью и опасностью могли закрепить марсели и нижние паруса, у которых шкоты и брасы, хотя и по большей части новые, были вдруг прерваны. Бесстрашие наших матросов, презиравших все опасности, действовало в сие время столько, что буря не могла унести ни одного паруса. В три часа пополудни рассвирепела, наконец, оная до того, что изорвала все наши штормовые стаксели, под коими одними мы оставались. Ничто не могло противостоять жестокости шторма. Сколько я ни слыхивал о тайфунах, случающихся у берегов китайских и японских, но подобного сему не мог себе представить. Надобно иметь дар стихотворства, чтобы живо описать ярость оного». Любопытно, что сетование автора по поводу отсутствия у него «дара стихотворства» было как бы услышано: в 1807 году в Петербурге вышло отдельным изданием большое стихотворение С.Боброва «Россы в бурю, или Грозная ночь на Японских островах». Стихотворение звучит как здравица в честь русских мореходов: