Воровской дозор - Евгений Сухов

Фонд был огромен, и что самое интересное, он неизменно пополнялся из года в год.

– Не ожидал… Ты знаешь и об этом?

– Я много о чем знаю, – ответил Феоктистов. – А еще я знаю о том, что за этот фонд отвечаешь ты. И тебе ничего не стоит отдать распоряжение, чтобы меня туда пропустили.

– Ты преувеличиваешь мои возможности, – отрицательно покачал головой Хардман. – Все это не так. Меня тоже курируют… Я всего лишь хранитель. Эти ценности принадлежат очень многим. И если кто-то узнает, что я пускаю в него посторонних… Самое меньшее, что меня ожидает, – это увольнение. Думать о худшем просто не хочется, – слегка поморщился он. – А у меня на жизнь имеются кое-какие планы… Хотелось бы поменять старую жену на новую, съездить, наконец, на Аляску, куда я давно мечтаю попасть, родить мальчугана… А то получаются одни девки! Да и вообще, как-то не время!

– Хм… Ты не сказал, что хочешь посадить еще дерево, – хмыкнул Потап Викторович.

– Дерево? – удивленно переспросил Хардман. – При чем тут дерево? Ты же знаешь, что мой дом стоит в лесу. У меня там полно деревьев!

– Не обижайся, Джой, это у нас, у русских, есть такая присказка – чтобы не прожить жизнь зря, нужно построить дом, посадить дерево и вырастить сына.

– Вот видишь, я не сделал даже и половины! Так что мне есть над чем работать.

– И все-таки ты мне должен показать фонд. Я хочу убедиться, что там нет вещей из моей коллекции.

– Не доверяешь старому другу, – неодобрительно покачал головой Хардман. – Будь что-нибудь из твоего, я бы тебя непременно известил.

– А еще в России говорят – доверяй, но проверяй.

– Хм… Тоже верно. Ты умеешь убеждать, Потап… Скоро внушишь мне, что русские те же самые англичане, просто говорят на другом языке, и скверно то, что я поверю этому. Хорошо, согласен… Я представлю тебя как одного из возможных покупателей. Но сам понимаешь, фонд не супермаркет, я даю тебе час. Не больше! А потом тебя выведут. Ты согласен?

– А что мне еще остается делать, Джой?

– Пока иди в экспозиционные залы, тебя позовут. И не надо меня благодарить! – протестующе поднял директор руки.

Попрощавшись, Потап Викторович направился в залы живописи, где в этот день демонстрировалось современное искусство. Он аккуратно переходил от одной картины к другой, от одной витрины к следующей, но среди выставленных экспонатов своих вещей не обнаружил. Завтра следует наведаться в аукционный дом «Кристи». Может быть, там удастся что-нибудь выяснить.

– Мистер Феоктистов, – прозвучал за спиной мужской голос. Потап обернулся и увидел молодого служащего лет двадцати пяти, дежурно раздвинувшего в улыбке тонкие губы. – Позвольте вас проводить.

– Конечно, пойдемте, – кивнул Феоктистов и скорым шагом прошел через гулкий зал вслед за служащим.

Он почему-то не мог отделаться от ощущения, что за ним внимательно наблюдают. Стараясь не смотреть по сторонам, заметил над самым потолком зло блеснувший окуляр видеокамеры, затем другой, незаметно встроенный в колонну. Прошли еще через два небольших зала, вдоль стен были закреплены шкафы с миниатюрами семнадцатого века, принадлежавшие испанской короне (надо полагать, что в ближайшее время они станут предметом гордости какого-нибудь миллионера).

Дальше был небольшой слабо освещенный коридор с двумя дверьми, смотревшими друг на друга, будто два брата-близнеца. Одна дверь оформлена каким-то мраморным покрытием, другая – из темно-зеленого камня с белыми тонкими прожилками. Остановились перед темно-зеленой дверью, клерк вытащил небольшой прямоугольный кусочек пластика и провел магнитной полосой по замку. В толщине двери что-то негромко, но звонко щелкнуло, а потом она, будто бы нехотя, отомкнулась. Еще один ярко освещенный коридор, в конце которого стоял охранник в черном костюме.

– Прошу вас, нам сюда, – показал клерк на широкую дверь, сделанную под деревянное покрытие. На первый взгляд ее поверхность выглядела неровной, с торчащими занозистыми сучками, и Феоктистов невольно насторожился, опасаясь ободрать костюм о модерновую красоту.

Охранник расторопно приоткрыл дверь, и они вошли в просторное помещение, разделенное перегородками на многие отсеки, в каждом из которых, лишенные четкого порядка, стояли шкафы, витрины, за бронированными стеклами – небольшие картины, миниатюры, гравюры, иконы с серебряными окладами, украшенные драгоценными камнями. Стараясь не пропустить ни одного предмета, Потап Викторович переходил от одной витрины к другой. По своему содержанию выставленные экспонаты не отличались от тех, что продавались официально на аукционах. Здесь было все: начиная от украшений шумеров и заканчивая произведениями современных авторов, продолжавших творить и имевших мировую славу. Были даже картины Пикассо, Модильяни… Полотна двух гениев, непримиримых в жизни, теперь стояли рядышком, позабыв про разногласия своих создателей.

На одной из витрин Феоктистов увидел холст с нарисованной на нем в манере кубизма, синими и зелеными красками, сморщенной головой старика. Потап Викторович невольно подавил в себе изумление: с этой картиной он был знаком, она принадлежала его приятелю Жаку Рено из Парижа, большому поклоннику французского авангардизма. Вот только щекотливость ситуации заключалась в том, что два года назад его коллекция была ограблена, а то немногое, что всплывало на нелегальном рынке, было не столь значимо. И вот теперь в фонде «Сотбис» он видел одну из самых примечательных картин. Как же она сюда попала? Наверняка человека, который ее похитил, уже давно не было в живых. До заказчика она тоже не добралась. Возможно, ей пришлось пройти через многие руки, чтобы отыскать временный покой среди других картин, такого же криминального происхождения.

Стараясь не привлечь к себе внимания и не задержаться перед картиной больше положенного, Феоктистов шагнул к следующему холсту, висевшему по соседству, с головой средневекового воина, запечатленного крупным планом. «Бог ты мой!» – едва не воскликнул он, узнавая одного из стражников «Ночного дозора» Рембрандта. Этюд был выполнен в небрежно-грубоватой манере, крупными мазками и мог показаться всего-то несовершенной подделкой, но Феоктистов знал, что он принадлежит кисти Рембрандта. Даже по неточным спешным мазкам чувствовалась рука настоящего мастера. Это был всего лишь один из многочисленных этюдов, что рисует художник перед тем, как нужный образ, созданный его богатым воображением, вконец созревает и запечатлевается на картине. Нужно выбросить на поверхность немало пустой породы, чтобы добраться до руды. Еще одна загадка, спрятанная за двумя металлическими дверями, и, надо полагать, таких секретов фонд хранит немало.

Потап Викторович прошел дальше, и снова нервный спазм перехватил горло при виде картины «Дама в соболиной шляпке» Рубенса, нарисованной на доске. Эту картину на одном из английских аукционов анонимно хотел выставить его старинный приятель Гоша Ерофеев. Феоктистов не однажды вспоминал последнюю с ним встречу, когда тот делился своими планами. Единственное, в чем он не признался, куда именно отправил на продажу картину, но с довольным видом сообщил, что цену на Рубенса предлагают шикарную. Потом Гоша вдруг бесследно пропал. Феоктистов пытался отыскать следы исчезнувшей картины, но ничего не вышло. А теперь выясняется, что исчезнувшее творение обрело покой в тайном фонде аукционного дома «Сотбис». Глядя на шедевр, невольно думалось: так ли случайно было исчезновение самого Гоши?

Слегка приподняв картину, Потап Викторович осмотрел обратную сторону доски, узнавая неровности. Вне всякого сомнения, эта картина принадлежала Гоше Ерофееву.

Стараясь выглядеть равнодушным, Феоктистов зашагал к следующей картине…

– Вы все просмотрели? – неожиданно подошел к нему сопровождающий, привычно растянув губы в любезной улыбке.

– Еще не все, – буркнул Феоктистов. – Осталось три зала, сами видите.

– К сожалению, ничем не могу помочь. Ваше время истекло.

– Вы хотите сказать, что прошел уже час?

– Именно так.

– По-моему, всего лишь тридцать пять минут, – глянул Феоктистов на ручные часы.

– Вы неверно засекли время. Если задержитесь хотя бы на минуту, у нас у всех могут возникнуть большие неприятности.

– Хорошо, что с вами поделаешь, – недовольно покачал головой Потап. Откуда-то возникло ощущение, что он находился от разгадки всего-то на расстоянии шага. Он беспомощно посмотрел на экспозиции, стоявшие рядом, и, покачав головой, скорым шагом затопал за удаляющимся клерком.

– Я бы хотел поговорить с господином Хардманом, – обратился он к нему, когда они вышли из фонда.

В холле было многолюдно. Посетители пролистывали предложенные проспекты, приценивались, что-то отмечали карандашами. Обычная деловая суета, какая случается перед всякими торгами. Стоя посреди зала, вслушиваясь в обрывки разговоров проходивших мимо людей, Феоктистов обрел утраченное спокойствие. Фонд, заставленный многими единицами величайших произведений, теперь казался ему надуманным, плодом его болезненного воображения. Достаточно было всего-то постоять среди беспечных людей, чтобы понять это.