Черное солнце - Александр Александрович Тамоников

Неожиданно трое противников вскочили на ноги и, пригибаясь, побежали к поросшему лесом холму.

«Разбежались», – подумал Чича и тремя выстрелами из американской винтовки уложил бегунов. Он хорошо стрелял из любого оружия.

Установилась тишина, прерываемая только криками птиц.

«Все, что ли?» – подумал Чича. Он выждал пару минут и по-кошачьи приблизился к месту залегания противника. Двое еще шевелились, и Чича добил их прикладом винтовки.

Вскоре рядом с ним стояла вся команда.

– Кто это? – задумчиво проговорил Маркин. – Разведка или бандиты? А может, разведка, которая решила между делом заняться грабежом… Больно хорошо вооружены. Вон у этого за поясом «беретта».

– Да здесь этого оружия пучок за копейки на рынке! – воскликнул Дельфи.

– Именно так, – поддержал его Мартыш. – Здесь поощряется самовооружение. Уж какое только оружие не поставлялось сюда: автоматы Калашникова всех мыслимых модификаций как советского, так и китайского или румынского производства, португальские винтовки Ж-3, американские М-16, пистолеты всех мастей, даже «шмайссеры» и МП-40 времен Второй мировой войны попадаются. Вот и вооружаются все кому не лень. В провинциях, особенно где шли боевые действия, достать оружие особого труда не составляет, и наши советники в «боевых бригадах» были «по штату» вооружены до зубов.

– И сколько еще прибудет таких гостей… – Маркин в задумчивости почесал подбородок. – Обыщи-ка их. Может быть, еще что-нибудь интересное найдешь.

Дельфи, обшарив убитых, обнаружил баночку с таблетками.

– Док, тут таблетки какие-то. Глянь.

Док покрутил в руках склянку, изучил этикетку.

– Made in USA… интересные бандиты, интересные таблеточки. У нас таких не делают. Это средство от тропической малярии. А мы как-то об этом не подумали. О малярии. – Он убрал склянку в сумку и сказал: – Бог с ними, кто они. Надо трупы убрать, как будто бы ничего и не было.

– Там на склоне я видел яму для всякого мусора, типа свалки, – сказал Мартыш и поморщился от боли. – Давай их туда и присыплем сверху.

– Их все равно шакалы сожрут или еще кто. Я видел нескольких вон на том холме, – сказал Док и повернулся к Мартышу: – А ты пойдешь со мной – посмотрим, что у тебя, в кровище весь.

В доме царила разруха, оконные стекла приказали долго жить, с пулеметом ничего не случилось, с биноклем тоже, а вот надувные матрасы, пробитые осколками, уже ни на что не годились. Док поставил Мартышу укол и перевязал рану.

– Мышцу задело, а ребро нет. Умудрился словить. Габариты у тебя чересчур большие.

Они покинули дом и вернулись к остальным товарищам.

– Давай свяжем трупы пучком, привяжем к машине и отволочем на свалку, – предложил Дельфи. – И их оружие надо куда-нибудь припрятать, может пригодиться – жизнь не столь прекрасна, сколь удивительна.

С ним все согласились.

День разгорался. Никакой геодезией после произошедшего боя заниматься не хотелось. А пару часов спустя, когда Дельфи связался с начальством, команде поступила вводная.

База

Док, заглянув в ботинок Дельфи, поморщился, а потом достал скальпель и воткнул его внутрь ботинка.

– Проверяйте обувь, прежде чем ее надеть. Предупреждение больше относится к Дельфи. У остальных есть афганская практика – знают, что это такое. – Он продемонстрировал насаженную на острие скальпеля сольпугу чуть ли не в десять сантиметров длиной. – Она не ядовита, но на жвалах таскает всякую дрянь. Укусит – мало не покажется. Чича знает – я с его нарывом неделю возился.

Чича в знак согласия кивнул.

– Шустрая тварь, – сказал Дельфи, разглядывая насекомое.

– Еще какая шустрая, – подтвердил Док. – Если вас поставить на стометровку, так она тебя обгонит. Жрет все подряд, но на человека сама не нападает. Смысла нет. В природе все целесообразно устроено.

– Ну да, ну да, – хихикнул Дельфи. – Я тут читал, что самка богомола откусывает голову самцу во время соития, а процесс еще несколько часов продолжается. Какая тут целесообразность?! Чтобы не изменил ненароком?

– Хорош балаганить, – вмешался в их спор Маркин. – Подойдите сюда – будем думу думать.

Он расстелил на столе карту.

– Какая вводная была? Нанести максимальный урон? А, Дельфи?

– Ну да, – согласился тот. – Максимальный урон.

– Очень конкретно. – Маркин с досадой хлопнул ладонью по столу. – Главное, мы не знаем, чему там урон наносить. Плана базы нет, хотя что в том месте может находиться, более или менее понятно – оружейные склады, цистерны с ГСМ, ну и продовольствие, если база для «подскока». Иначе бы не послали. Имеются точные координаты. Находится база вот здесь, – Маркин ткнул пальцем карту.

– Может быть, кубинцев привлечь? Обратиться к Гонсалесу, – предложил Мартыш.

– А сколько привлечь? Бригаду с артдивизионом? – Маркин саркастически хмыкнул. – Так это уже войнушка, а не диверсионная операция. База наверняка хорошо охраняется, в лоб ее просто так не возьмешь – подкрепление подтянут, и пошло-поехало. А если взять нескольких кубинских парней, то это лишняя засветка. Воюй не числом, а умением, как сказал полководец. До базы километров тридцать – пешком вместе с оружием и снаряжением замучаешься пыль глотать. Придется ехать на машине. Рискованно, но другого выхода нет… У тебя сколько фугасов? – он посмотрел на Мартыша.

– Три, – ответил тот. – Должно хватить.

Маркин улыбнулся:

– Ну, ты прямо звездочет. Зажигательные пули имеются?

– Есть маленько, но ими стрелять – только свою огневую точку выдавать, а результат сомнительный.

– Ладно, не будем гадать на кофейной гуще – на месте разберемся. Переодевайтесь. Выезжаем через час… Мартыш, ты нашел свой размер?

– Да, кто-то очень заботливый попался, – сказал Мартыш. – И откуда только узнали?

– Из твоего личного дела – тоже мне загадка, – пояснил Маркин. – Все. Переодеваемся в «верде оливо», то есть в кубинскую военную форму, и поехали.

Они мчались по щербатой асфальтовой дороге по саванне, утыканной редкими деревьями под названием мопани, разбавленными низкорослым кустарником. Почва красного цвета выглядела сухой и относительно ровной – поезжай куда хочешь, не завязнешь. Стоял июль, самый холодный месяц в Анголе – всего лишь плюс двадцать два градуса. Глядя в боковое окно машины на однообразный пейзаж, Маркин размышлял. Размышлял не о предстоящей операции, с которой не было никакой ясности, а о ближайшем будущем группы и как она впишется в это будущее.

«Надо завязывать с этой геодезической показухой, только привлекает к себе посторонних. Скоро на нас будут местные крестьяне нападать, думая, что эти пентюхи сопротивление вряд ли окажут, а поживиться можно. А ствол покажешь, так сразу все смирными и послушными станут. Надо менять легенду. И дом этот для размещения личного состава никуда не годится, о чем свидетельствует недавняя практика. Торчит на виду, и нормальное охранение не выставишь – народу мало. Разве что дом использовать в качестве столовой. А как укрытие не годится».

Он вспомнил свой разговор с офицером, который два года отвоевал в Анголе и рассказывал, как они в рефужии прожили три месяца, а на вопрос, что такое рефужия, пояснил:

«Это что-то вроде нашей землянки: заглубленное помещение площадью примерно три на три метра или три на четыре,