Сталин и заговор военных 1941 г. - Владимир Мещеряков

Кроме того, в речи Гитлера не было сказано о точной дате нападения. Поэтому Иван Михайлович Майский и терзался сомнениями, что нападение произойдет завтра или послезавтра? А Криппс подсказал ему, что, дескать, Гитлер любит нападать с субботы на воскресение, поэтому, если нападения не будет в ближайшее воскресение, то оно, возможно, произойдет через неделю, 29 июня. Вот и все недомолвки в «Воспоминаниях советского дипломата».

Думаете, Сталин не проявил интерес к Ивану Михайловичу Майскому? В 1943 году (раньше было не до него), его отозвали на Родину, но дневник, который он вел по дипломатической службе, не поплыл на корабле, вместе с бывшим хозяином, а был отправлен самолетом. Это не тот дневник, в широком понимании этого слова. Это специальный дневник посла, куда заносятся все его действия. Это очень, не побоюсь этого слова, очень ценный документ. Как видите, в Кремле посчитали, что самолетом доставить безопаснее, чем на корабле морем. Кроме, того мы не знаем обстоятельств такого вынужденного размежевания дневника и его владельца. Я уже говорил, что Майского после войны, в самом начале 50-х, «за хобот» притянут на Лубянку. Хотя и не по Гессу, а по другой, не менее интересной теме, но, тем не менее, «английским шпионом» назовут. И совершенно напрасно, между прочим, с чем, категорически не согласится Лаврентий Павлович, выпустив на свободу незадачливого дипломата.

Этот момент и обыграет Хрущев, использовав рассказ Берии о Майском, в своих мемуарах. Он заменит в эпизоде с арестом Мерецкова, причину по которой тот будет находиться на Лубянке. Историю с Майским Никита Сергеевич припишет Мерецкову. Не будет же Хрущев приводить настоящую причину ареста своего подельника. Именно, Майскому вменял в вину, как «английскому шпиону», министр госбезопасности Игнатьев. Именно, с Майским (настоящая фамилия которого — Лиховецкий) и возник вопрос о крови, так как он был арестован по сфабрикованному делу о Кремлевских врачах, где подоплекой стоял еврейский вопрос. В дальнейшем, мы вкратце, столкнемся с этим делом.

Лаврентий Павлович Берия, арестовав Игнатьева, тут же выпустил из тюрьмы ни в чем не повинного Ивана Михайловича. Ведь его засадили в тюрьму совсем за другие дела, никоим образом не связанные с врачами.

Вот такая история с продолжением по Мерецкову. Хрущев знал, что ставилось в вину Кириллу Афанасьевичу, поэтому приложил все усилия, чтобы вытянуть того с Лубянки. Длинные руки были у Никиты Сергеевича.

Вернемся к «нашим баранам». Можно ли ознакомиться с речью У.Черчилля. Разумеется, да. Но для русского читателя, данное выступление приведено в сокращенном варианте.

«За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем. Но всё бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем…

Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен. Я вижу их охраняющими свои дома…

Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети. Я вижу, как на всё это надвигается гнусная нацистская военная машина с её щеголеватыми, бряцающими шпорами прусскими офицерами, с её искусными агентами, только что усмирившими и связавшими по рукам и ногам десяток стран. Я вижу также серую вымуштрованную послушную массу свирепой гуннской солдатни, надвигающейся подобно тучам ползущей саранчи. Я вижу в небе германские бомбардировщики и истребители с ещё не зажившими рубцами от ран, нанесенных им англичанами, радующиеся тому, что они нашли, как им кажется, более легкую и верную добычу. За всем этим шумом и громом я вижу кучку злодеев, которые планируют, организуют и навлекают на человечество эту лавину бедствий…

Я должен заявить о решении правительства Его Величества, и я уверен, что с этим решением согласятся в свое время великие доминионы, ибо мы должны высказаться сразу же, без единого дня задержки. Я должен сделать заявление, но можете ли вы сомневаться в том, какова будет наша политика? У нас лишь одна-единственная неизменная цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Ничто не сможет отвратить нас от этого, ничто. Мы никогда не станем договариваться, мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-либо из его шайки. Мы будем сражаться с ним на суше, мы будем сражаться с ним на море, мы будем сражаться с ним в воздухе, пока с божьей помощью не избавим землю от самой тени его и не освободим народы от его ига. Любой человек или государство, которые борются против нацизма, получат нашу помощь. Любой человек или государство, которые идут с Гитлером — наши враги…

Такова наша политика, таково наше заявление. Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем. Мы обратимся ко всем нашим друзьям и союзникам во всех частях света с призывом придерживаться такого же курса и проводить его так же стойко и неуклонно до конца, как это будем делать мы…

Это не классовая война, а война, в которую втянуты вся Британская империя и Содружество наций, без различия расы, вероисповедания или партии. Не мне говорить о действиях Соединенных Штатов, но я скажу, что если Гитлер воображает, будто его нападение на Советскую Россию вызовет малейшее расхождение в целях или ослабление усилий великих демократий, которые решили уничтожить его, то он глубоко заблуждается. Напротив, это еще больше укрепит и поощрит наши усилия спасти человечество от тирании. Это укрепит, а не ослабит нашу решимость и наши возможности. Поэтому опасность, угрожающая России, — это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам, точно так же как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, — это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара.

(Churchill W. The Second World War. Vol. 3 L., 1951. Р. 331–333).

Что уж такого секретного мог произнести Черчилль, узнать которое, было не дано советскому человеку? По всей видимости, Черчилль обмолвился о речи Гитлера от 21 июня, что и побудило его, как он пишет в мемуарах, взяться за перо, при подготовке к выступлению по английскому радио. Это можно понять даже из его «обрубленных» мемуаров на русском языке, отрывок из которых был приведен ранее. Советскому читателю знать это, в полном объеме, было не положено. А признак многоточий в таком важном для понимания истории документе, как мемуары или приведенная выше речь, такой знаковой фигуры в мировой политике, как Черчилль, не более того, как попытка скрыть от читателя, весьма неудобные для власти предателей, — факты. Вот назвал Хрущева и его со товарищей — предателями, а не перегнул ли палку? А кто же они, — в действительности? Совершить страшную катастрофу 1941 года, положив под немецкие танки, почти разоруженную Красную Армию. Как тогда они называются, если не предателями? Сделать два переворота, второй — в 1953 году, удачный: это что не предательство? Ведь, дорвавшись до власти в 1953 году, они учинили погром и в архивах нашей страны. Сколько уничтожено документов, которые уличили бы их в свершении преступления во время Великой Отечественной войны? Тысячи! Более того, они подменили фальшивками настоящие документы и исказили нашу историю войны до неузнаваемости.

Главное, сколько честных людей уничтожили, которые верой и правдой служили своему Отечеству.

Подвести итог событиям 21 и 22 июня 1941 года, которые произошли в Германии, хотелось бы воспоминаниями Валентина Михайловича Бережкова, бывшего в ту пору первым секретарем нашего посольства в Берлине. Мы с ним уже встречались по данной теме. Разумеется, данные мемуары «препарированы» советской цензурой и наиболее значимые места искажены или удалены, но в свете того, что нам уже известно многое, этот текст, все равно, хорошо дополнит все то, о чем мы говорили выше. Если чего Валентин Михайлович и упустил, мы его вовремя подправим. Тем более что у него есть еще и «демократический» вариант издания.

«В субботу 21 июня из Москвы пришла срочная телеграмма. Посольство должно было немедленно передать германскому правительству упомянутое выше важное заявление».

Уже говорилось о том, что при получении Молотовым германской ноты, мы должны были послать запрос в свое посольство в Берлине, которое должно было подтвердить правомочность подобного заявления. А вдруг, Шуленбург провокатор, — который хочет поссорить народы Германии и СССР? В данном случае, речь, как бы идет о другом, и в посольстве, явно «не понимают» происходящего.

«Мне поручили связаться с Вильгельмштрассе и условиться о встрече представителей посольства с Риббентропом. Дежурный по секретариату министра ответил, что Риббентропа нет в городе. Звонок к первому заместителю министра, статс-секретарю Вейцзеккеру также не дал результатов. Проходил час за часом, а никого из ответственных лиц найти не удавалось. Лишь к полудню объявился директор политического отдела министерства Верман. Но он только подтвердил, что ни Риббентропа, ни Вейцзеккера в министерстве нет.