Политолог - Александр Проханов

— Почему не прямо? — удивился Стрижайло.

— Ленинский проспект перекрыт, Михаил Львович. Крупное ДТП. Я ехал, едва пробился. Там «сааб» столкнулся с «фордом»-микроавтобусом. Тот, бедолага, перелетел на встречную полосу, и в него втемяшилось пять или шесть машин. Черт знает, что делается! Лучше объедем.

— Как знаешь, — отозвался Стрижайло.

Они катили по шелестящей трассе, среди летучих огней, окруженные осенними рощами. Сквозь темные кущи просвечивали окна удаленных кварталов. Теплый сумрак, таинственные огни рождали воспоминания о детстве. О дворике на Палихе, где увядали на клумбах душистые табаки и в окнах, словно одинаковые луны, светили оранжевые абажуры.

Машина затормозила, встала у бордюра.

— Что там? — рассеянно спросил Стрижайло.

— Да вроде бы колесо подспустило, — обернулся «Дон Базилио», и как-то странно, как показалось Стрижайло, взглянул выпуклыми кошачьими глазами. Сзади подкатила черная глянцевитая машина с тревожно-пылающим «маячком» причалила почти вплотную. Из машины вышли двое, приблизились к «фольксвагену». Один отворил заднюю дверцу, наклонил гладко выбритое, резко отесанное лицо, состоящее из твердых углов и граней.

— Господин Стрижайло?

— Да.

— Ни могли бы вы выйти из машины? Вам просили передать пакет.

Стрижайло стал подниматься с сидения, видя, как мчатся мимо летучие огни, как тянется вдаль оранжевое ожерелье фонарей, как странно смотрит на него «Дон Базилио». Человек с отесанным лицом помогал ему выйти. Стрижайло почувствовал его крепкое объятье, от которого стало вдруг душно. В шею слабо кольнуло, после чего возникло странное изумление, — мир стал расплываться, разбегаться в разные стороны, словно из него убирали огни, деревья, пролетавшие автомобили, лицо «Дона Базилио». В освободившемся центре возник на мгновение большой муравей с голубоватой свастикой на хитине. Потом наступила бесцветная пустота.

Тяжеловесный «мерседес» с затемненными стеклами достиг пересечения Кольцевой дороги с Ленинградским шоссе. Повернул к Химкам, где в ночи призрачно сияли «храмы торговли», — гигантские супермаркеты, напоминавшие космические города. Над входом мерцали надписи, похожие на тексты забытых скрижалей. «Мерседес» мчался мимо спящих поселков, дачных коттеджей, городов-спутников, туда, где начинались рощи и поля Подмосковья. Свернул на пустынную дорогу, которая вела к огромной подмосковной свалке, — промышленному полигону, жадно поглощавшему отходы гигантского города. Сквозь охранный пост машина проникла на территорию объекта, покатила по «бетонке» среди призрачных, туманных огней.

На полигоне шло непрерывное шевеление. Урчали моторы, светили прожектора, озаряя рыхлое пространство свалки. То и дело подъезжали мусоровозы, вываливали очередную груду отходов, на которую надвигался бульдозер. Блестящим ножом ровнял кучу мусора, сминал гусеницами сочащиеся жижей отбросы. Над свалкой в ночи метались оглашенные стаи птиц. В лучи прожектора попадали иссиня-черные растрепанные вороны и серебристо-белые, орущие чайки. Усаживались на груды привезенного мусора, выклевывали остатки пищи. Неохотно взлетали, когда в блеске гусениц надвигался бульдозер.

«Мерседес» остановился у края «бетонки». Вышли люди, и один, с лицом каменного гостя, сделал знак бульдозеру остановиться. Люди обошли «мерседес», открыли багажник и вытащили мертвое тело. Ухватив мертвеца за плечи и щиколотки, тяжело понесли и кинули возле мусорной кучи. Подали знак бульдозеристу. Тот двинул вперед огромный, тускло синеющий нож, стал сдвигать гору отбросов, наваливая на лежащее тело. Когда труп исчез под отбросами, бульдозер накатил и стал трамбовать, вдавливать пористый рыхлый сор. Люди уселись в «мерседес» и укатили, поднырнув под сетчатую, сквозную стаю черно-белых птиц, оглашавших свалку тоскливыми криками.

Тело Стрижайло было стиснуто гнилью и мерзостью. Облеплено отбросами, объедками, остатками изделий, израсходованных гигантским мегаполисом, который превратил нарядные обертки и изящные наклейки, разноцветные коробки и банки, деликатесы и лакомства в бесформенный хлам, подлежащий разложению и распаду. Спину Стрижайло облепил недельной давности номер газеты «Московский комсомолец» в трупных пятнах гниения. Грудь оказалась облепленной пищевыми отходами, что остались от банкета, на котором Глава Правительства потчевал американских гостей из финансовых мировых кругов. К лицу прилип презерватив, использованный проституткой, обнаружившей у себя признаки СПИДа.

Бульдозер затрамбовал мертвое тело в глубину свалки, двинулся дальше, светя прожектором. И тело, оказавшись в мокрой глубине, стало сразу же разлагаться. Составляющие его молекулы начали разбегаться, покидали плоть, мириадами рассыпались, мешаясь с другими молекулами. Торопились расточиться в бессчетном множестве других безымянных молекул, впитаться в почву, перейти в грунтовые воды, испариться в воздух. Тело разрушалось, переставая быть, и из этого тела, неподвластная тлению, исходила душа. Бестелесная, чистая, устремлялась желанный рай.

Они шли втроем по сияющему снежному полю, — он, жена и их ненаглядный сын. Красные лыжи скользили по солнечному насту, огибали сухие зонтичные цветы, с которых сыпался иней. На одном цветке сидел разноцветный щегол, — птица русского рая. Обклевывал семена, ронял на снег, осыпал с цветка драгоценную солнечную пыльцу.

часть шестая. «Едок»

На курортах Таиланда собрался цвет российского общества, покинувшего предзимнюю, с холодными дождями, Москву, чтобы насладиться роскошными пляжами, лазурным океаном, плодами и утехами тропиков. Одни из русских вельмож поселились в великолепных отелях с видом на океан. Другие укрылись в крохотных элитных гостиницах, окруженных цветущими зарослями. Тут можно было встретить Спикера Совета Федерации, большого любителя морских червей, укреплявших потенцию. Чиновника Администрации Президента Чебоксарова, обожавшего окунуться в шипящую пузырями джакузи сразу с несколькими красавицами. Здесь был Председатель Центризбиркома Черепов, предпочитавших знойным женщинам застенчивых целомудренных мальчиков. И советник Президента по информационной политике Ясперс, большой умелец использовать в любовных затеях хлыст и электрошок. Иногда выходил на свет банкир Пужалкин со своей старообрядческой бородой, с голым большим животом и полинезийской царевной с золотым кольцом в носу и бриллиантом в лобке. Был здесь и шеф ФСБ Потрошков, ценитель изощренных тайских массажей, когда искусница пускала в ход не только горячие наэлектризованные персты, но и фиолетовые, набухшие от нежности соски, и алый сладострастный язык, и смуглый горячий живот. Находился здесь и исчезнувший «красный банкир», пресловутый казначей партии Крес, чей выбор мог показаться странным, — вместо привычных красоток из варьете и стройных топ-моделей он уединился в отеле с огромной уродливой негритянкой с вывернутыми ногами, вздутым животом и слюнявым, дурно пахнущим ртом.

Все они встречались на вечеринках, пили дивное вино, играли в рулетку, а днем лежали в шезлонгах, созерцая лазурь океана с белым, как лебедь, лайнером.

В океан, где небо сливалось с водой, возникла стена тумана. Приближалась, твердела, превращалась в стеклянную литую волну. По верхней кромке волны сверкал и метался огонь, словно лезвие меча. В черной гуще вскипающих вод вспыхивали фиолетовые молнии, бурлила жуткая плазма. Бесшумно, огромно волна подлетала к берегу. В водоворотах кружился супертанкер, переломленный надвое, с хлещущей черной нефтью. Перевертывалась выхваченная из пучины беспомощная стая китов. Подводная лодка «Лос-Анджелес», вырванная из глубин, крутила винтами, перевертывалась, как огромная кегля. В волне метались глубоководные чудища, неизвестные рыбины, ужасающие осьминоги и каракатицы. Впереди волны летел Ангел в пурпурных одеждах, с лучами гнева Господня, рвущимися из его уст и очей. Этот гнев был ослепителен, как меч, и черен, как мрак. Люди поднялись из шезлонгов, подошли к океану и глядели, как отступает вода, и на песке переливаются крохотные креветки и крабы. Смотрели, как приближается из океана волна.

Афанасово-Торговцево

июль 2005 года