Я умею прыгать через лужи. Это трава. В сердце моем - Алан Маршалл

Она подарила мне цветок из своего букета.

— Помните, — сказала она, — вы советовали мне искать в траве цветы. Я нашла цветок… Вот он!

Глава 27

Вначале я получал в журнале за ведение своего постоянного раздела тридцать шиллингов в неделю. Постепенно я заставил редактора довести эту цифру до трех фунтов десяти шиллингов, но на этом прибавки прекратились.

Между тем, помимо основной работы, мне приходилось отвечать на письма и принимать посетителей, обращавшихся в журнал, так что для другой литературной работы времени у меня уже не оставалось. Я считал, что платят мне мало, и решил потолковать об этом с человеком, который тоже вел целый раздел в нашем журнале.

Мой коллега писал под псевдонимом Колин Стрит: это был врач — сексолог[15] с мировым именем. Его статьи, вызывавшие нападки и часто суровое осуждение, неизменно пользовались широкой популярностью у читателей, благодаря чему их продолжали печатать, несмотря на все попытки религиозных обществ устранить его из редакции, а то и вовсе упрятать за решетку.

Он много лет прожил в Лондоне и имел обширную практику. Его перу принадлежали несколько книг о проблемах пола, его часто цитировали в работах, посвященных этим вопросам.

Меня довез до Сиднея на своем грузовике знакомый шофер. Приехав в город, я отправился искать квартиру Колин Стрита, жившего в Элизабет-Бэй. Долго пробирался я по узким, извивавшимся между зданиями улочкам и наконец очутился перед огромным доходным домом с отдельными квартирами, по виду больше похожими на кроличьи садки, чем на человеческие жилища.

Дом был мрачный и неприглядный. Гранитные ступени вели к облупленным дверям с большими бронзовыми кольцами. Я живо представил себе внутренность этих домов: высокие потолки, с лепными украшениями в виде купидонов и акантовых листов, мраморные часы и сохнущие аспидистрии.

Я постучался в одну из таких дверей, мне отворила экономка — женщина средних лет, с бесстрастным выражением лица отлично вышколенной прислуги. Ее глаза смотрели на меня холодно и равнодушно, — они оценивали и выжидали.

Я назвал свое имя, сказал, что ее хозяин ждет меня; по короткому, безразличному «проходите» экономки я понял, что мое объяснение принято, и пошел вслед за ней по устланной ковром прихожей.

Она провела меня через длинную комнату, по стенам которой стояли буфеты, полные серебряной утвари. Там были чайники, кофейники, вазы для фруктов, кувшины, подносы с красивой чеканкой. Два буфета были отведены под судки для пряностей. Каждый состоял из четырех миниатюрных сосудов — для перца, соли, горчицы и острого соуса, — вставленных в серебряные кольца, которые держались на одном стержне; стержень этот заканчивался ручкой, отполированной прикосновением многих людей, которых, вероятно, уже давно не было в живых.

Судки стояли тесными рядами, как символ того времени, когда их теперешний владелец находился в зените славы и богатства.

Начищенное серебро сверкало, на роскошном дереве буфета не было ни пылинки. Комната производила гнетущее впечатление, она была насыщена тоской о прошлом и ароматом лаванды, чьи листья лежали где-то в муслиновых саше в глубине буфетных ящиков. Здесь не было человеческих лиц, ничего живого, одни только вещи.

Экономка привела меня в библиотеку — большую комнату, обшитую панелями темного дерева, уставленную книжными шкафами и громоздкими креслами с кожаной обивкой. Большие окна прорезали одну из стен, и сквозь них виднелись углы и выступы зданий, как две капли воды похожих на то, в котором я находился.

Экономка вышла, и через минуту в комнате появился высокий мужчина, который направился прямо ко мне, протягивая пачку сигарет.

— Курите? Возьмите сигарету, — сказал он.

Вид его привел меня в замешательство. Я извлек из предложенной мне пачки сигарету и некоторое время разминал ее в пальцах, стараясь освоиться с впечатлением, которое произвел на меня этот человек.

Колин Стрит был высок — больше шести футов, на нем был темный тесноватый пиджак и такие же брюки. Длинные тонкие ноги поддерживали грузное туловище, жилет с трудом сходился на животе.

Плотно облегающие круглый живот брюки едва доставали до лодыжек, где начинались синие носки, на ногах были начищенные черные ботинки.

Шеи у него не было — голова уходила прямо в плечи, которые начинались от ушей и напоминали своей линией скат зонтика; скулы были шире висков. Он носил очки, черные усы его были аккуратно подстрижены.

Колин Стрит поднес пламя золотой зажигалки к моей сигарете и опустился в кресло, вытянув одну ногу и согнув другую так, что колено оказалось выше сиденья.

— Уф! — Он удовлетворенно вздохнул, будто радуясь долгожданному отдыху.

Мой пристальный взгляд, по-видимому, немного раздражал его. Разговаривая, он смотрел не на меня, а в потолок, сложив вместе кончики пальцев обеих рук. Но потом, очевидно составив определенное мнение о моих умственных способностях и решив, что я уступаю ему в остроте ума, он перестал интересоваться потолком. Выпрямившись, он устремил взгляд своих темных, слегка насмешливых глаз прямо на меня, уже уверенный в своем превосходстве.

Я изложил ему причину своего визита, объяснил, что, по-моему, мне платят слишком мало. Сравнив названную мной сумму с той, которую получает он сам, он, вероятно, сумеет определить, сколько мне следовало бы получать по справедливости.

— Дело вовсе не в ценности ваших статей, — ответил Колин Стрит. Оплата их зависит от вашего умения убедить, что они ценны и необходимы. Обладая этим умением, вы утверждаете свое положение и создаете репутацию. Я считаю, что вам платят как раз столько, сколько вы стоите. Сколько, вы сказали, вы получаете?

— Три фунта и десять шиллингов.

— Три и десять — да, все правильно. Так вот, мне платят пятнадцать фунтов за то же количество слов. — платят, воздавая должное моему умению убедить редактора в том, что я стою таких денег. Вы же не обладаете подобным талантом и, следовательно, всегда будете получать плату, которую лично я счел бы нищенской. На вашем месте я относился бы к этому спокойно. Довольствуйтесь своим положением. Обществу нужны и такие люди, как вы, чтобы обеспечить жизненный комфорт тем, чьи потребности превосходят ваши.

Я слушал его с наслаждением. Должно быть, думал я, подобное чувство испытывает энтомолог, наткнувшись на редкостную разновидность осы, о которой он читал, но которую никогда не видел. Мне хотелось, чтобы он продолжал излагать эти чудовищные, с моей точки зрения, взгляды и, тем самым, помог мне попять людей с таким же, как у него, складом мышления. Я только опасался, как бы он не сказал чего-то, с чем я мог бы согласиться,