Я умею прыгать через лужи. Это трава. В сердце моем - Алан Маршалл

«…Я сильно хромаю, так как в детстве со мной произошел несчастный случай. Немало слез я пролила, потому что из-за моей хромоты мужчины не обращают на меня внимания… Там, где я работаю, у всех девушек есть женихи, мужья или дружки. А что ожидает меня?»

«…Моя мама не одобряет ваши статьи, но я с ней не согласна; мне нужна ваша помощь. Если вы можете ответить мне, пожалуйста, пошлите письмо по адресу моей подруги в…».

«…Я спросила об этом свою мать, и она дала мне книгу по вопросам пола, но мне от этого стало только тяжелей».

Вот о каких столкновениях с жизнью писали мне. Эти проблемы были невыдуманные, а настоящие, и помочь разрешить их мог только человек, сам обладающий жизненным опытом.

Отвечать на такие признания можно было только письмами, написанными в доброжелательном тоне, адресованными прямо встревоженной девушке, обратившейся к вам: ведь проблемы, какими бы типичными они ни казались, порождены в каждом отдельном случае множеством самых разнообразных причин, влияющих на девушку с младенческих лет.

Нет в мире двух людей, которые пришли бы к какому-нибудь решению одинаковыми путями. И, обращая к человеку слова сочувствия, протягивая руку помощи в тяжелый для него момент, нельзя упускать из виду, что у каждого за плечами свой неповторимый путь к решению общей проблемы — иначе помощь ваша не будет иметь никакой ценности.

В каждом отдельном случае внимания требует не сама проблема, а путь к ней.

Книги, рассказывающие девушкам о вопросах пола, предполагают ограниченное число путей к решению этих проблем, и сухие книжные фразы обычно кажутся читательнице далекими от жизни, не имеющими отношения к ее личным затруднениям.

Человеку нужен живой голос.

Читательницы моих статей отводили душу не только в письмах. Они узнавали мой адрес и являлись со своими бедами прямо ко мне домой.

Чаще всего это были девушки, дошедшие до отчаяния; не проходило недели, чтобы какая-нибудь из них не являлась ко мне со своей бедой, надеясь, что, взмахнув некоей волшебной палочкой, я зачеркну прошлое. Увы, на свете нет такой палочки. Прежде чем вновь обрести веру в себя и в будущее, ей предстояло пройти через новые страдания.

Это относилось к девушкам, ждавшим ребенка, на которых неотвратимо надвигалось объяснение с родителями.

Меня поражал ужас, охватывавший их при одной мысли об этом.

«Они убьют меня!»

«О, вы их не знаете».

«Мать с ума сойдет».

«Они будут говорить, что я их опозорила».

Вот какие восклицания приходилось мне слышать.

Под любым предлогом девушки старались оттянуть разговор с родителями.

Если девушка была совсем уж не в силах объясниться с родителями, я сам, случалось, делал это за нее. Для разговора с родителями, я выбирал время, когда самой девушки не было дома.

Вспоминаю пригородную виллу с гортензиями на внешнем выступе окна. Дверь открыла мать. Из освещенной комнаты позади нее выскочил пес и стал обнюхивать мои башмаки, виляя хвостом в знак приветствия.

— Вам кого? — неуверенно спросила женщина, вглядываясь в мое лицо.

Я назвал свое имя и сказал, что я журналист и мне хотелось бы поговорить с ней, если она не возражает. Есть одно дело, которое мне хотелось бы обсудить с ней, и я рассчитываю на ее помощь.

— А-а! Так это вы? — протянула женщина. — Ну, конечно… Я слыхала о вас. Заходите, пожалуйста. Она улыбнулась:

— Эдит читает ваши статьи, она будет жалеть, что вы приходили без нее. А сейчас ее нет дома.

Это была полная женщина в пестром платье; на талии оно собралось складками, открыв ноги выше, чем следовало. У нее было усталое, раздраженное лицо; но сейчас, когда произошло нечто необычное, обещавшее внести разнообразие в жизнь, лицо женщины просветлело, и жесткие линии рта смягчились.

Она одернула платье и пригласила меня в дом. Я вошел в комнату, где в кресле, протянув ноги к пылающему камину, сидел мужчина, одетый в старый серый джемпер и хорошо отглаженные брюки.

Он просматривал проспект скобяных товаров. Когда я вошел, он положил проспект на пол и встал, напряженно всматриваясь в меня, стараясь угадать причину моего появления.

— Это Алан Маршалл, Джим, — представила меня жена. — Ну, знаешь… тот, что пишет те самые статьи.

— Что?.. — неуверенно произнес мужчина, он повернул голову и озадаченно поглядел на жену, ожидая дальнейших объяснений.

— Статьи… ты же слышишь — статьи! — нетерпеливо пояснила жена, с трудом сохраняя приветливую улыбку. — Которые читает Эдит. Ну, ты же знаешь.

— А! Да, да. — Мужчина вновь обернулся ко мне. — Статьи? Верно, верно! Рад познакомиться. Садитесь, пожалуйста.

Мы пожали друг другу руки. Он опустил глаза, и я догадался, что он так и не понял, кто я такой.

— Холодно, не правда ли? — сказал он. — По радио говорили, что в горах снег выпал. Видимо, зима будет холодная.

— Да, похоже на то, — сказал я.

Он заговорил о том, как опасно водить машину ночью но мокрым дорогам, и пожаловался, что нынче развелось множество неумелых водителей.

— Это все молокососы, — сказал он. — Следовало бы запретить им садиться за руль.

Жена слушала его с растущим нетерпением. Наконец она не выдержала:

— Откуда вы нас знаете, мистер Маршалл? — спросила она, подавшись вперед на стуле.

— Я знаком с вашей дочерью, — сказал я. — Она мне очень нравится. Чудесная девушка. Вы — счастливые родители.

— Мы тоже так думаем, — самодовольно улыбнулась мать. — Временами, правда, с ней бывает трудно, что и говорить. Но в наши дни все девушки такие.

— Думаю, что в юности с нами со всеми бывает нелегко, — заметил я и добавил, кивнув на фотографию в рамке, стоявшую на каминной доске: — Это ведь Эдит?

— Да, — сказала мать. — Два года назад, когда она кончала школу.

Она встала, взяла фотографию с каминной доски и, проведя рукавом по стеклу, протянула ее мне.

— Очень похоже вышла, правда?

— Да, — сказал я. — Сразу можно узнать.

Это была цветная фотография, ретушированная, сильно приукрашенная, больше похожая на портрет кинозвезды, хотя сходство с оригиналом и сохранилось. Черные, резко очерченные брови, искусно вырисованные губы, карие глаза под темными штрихами ресниц.

Я видел другое лицо, — лицо, искаженное горем, когда она сидела у меня дома, комкая в руках мокрый платочек. Но в том лице была индивидуальность; в этом, на фотографии, ее не было.

— Действительно, снимок очень искусно раскрашен, — сказал я.

— Да, она совершенно как живая! Такие фотографии значительно лучше, чем обычные черно-белые. — Женщина поставила фотографию на место и снова села.

— За ней сейчас ухаживает превосходный молодой человек. Вы знакомы с