Имя мне — Легион - Роджер Желязны

Мур заметил Юнгера. Тот смотрел на них, стоя на краю зала с бокалом в руке.

— Я вижу Юнгера.

— И я. Он еле на ногах держится.

— Мы тоже, — Мур рассмеялся.

Шевелюра толстого барда представляла собой снежный хаос; левый глаз заплыл огромным синяком. Что-то пробормотав, Юнгер выронил бокал и рухнул ничком. Никто не пришел к нему на помощь.

— Похоже, он опять слишком увлекся.

— Бедный Юнгер, — равнодушно произнесла Леота. — А ведь мы с ним давно знакомы.

Дождь лил не переставая, и танцоры казались марионетками в руках неопытных кукольников.

— Они летят! — закричал человек в красной мантии и простер руки к небу. — Снижаются!

Мур не узнал этого человека. Очевидно, он был не из Круга.

Все головы, способные соображать, разом запрокинулись навстречу каплям дождя. В безоблачной зелени быстро разрастались силуэты трех серебристых дирижаблей.

— Мы спасены!

Ансамбль, словно маятник посредине траектории, на мгновение замер и заиграл вновь: «Спокойной ночи, леди, спокойной ночи, леди…»

— Мы будем жить!

Леота сжала ладонь Мура.

— Мы весело летим, куда глаза глядят… — пели голоса.

— Куда глаза глядят, — повторила Леота.

— Мы весело летим, — сказал Мур.

— …Над синевою моря, под небом голубым…

Спустя круго-месяц после этого происшествия, едва не обернувшегося катастрофой для Круга (то есть в год две тысячи девятнадцатый эпохи правления Повелителя и Президента нашего Гамберта, через двенадцать лет после приснопамятного моретрясения), Мур и Леота стояли у стены Обители сна на одном из островов Бермудского архипелага.

Светало.

— Кажется, я люблю тебя, — сказал он.

— Хорошо, что любовь не требует доказательств. — Леота прикурила от его зажигалки. — Я бы не поверила никаким доказательствам. Я вообще ничему не верю.

— Двадцать лет тому назад я встретил на Балу красивую женщину. Я танцевал с ней…

— Пять недель тому назад, — поправила она.

— …И подумал: интересно, захочет ли она когда-нибудь выйти из Круга, и снова стать человеком, и оставаться им до гробовой доски?

— Мне и самой нередко приходят в голову подобные мысли. Особенно когда мерзко на душе. Нет, Элвин, эта женщина не выйдет из Круга. Во всяком случае, до тех пор, пока не станет старой и некрасивой.

— То есть никогда, — заключил он.

— Ты благороден. — Леота выпустила к звездам струйку дыма и коснулась холодной стены. — Когда-нибудь ее перестанут замечать, а если кто и посмотрит, то лишь затем, чтобы сравнить ее с какой-нибудь красавицей далекого будущего. А может быть, это произойдет скоро, если в мире вдруг изменятся критерии красоты. Как только это случится, она пересядет из экспресса в обычный пассажирский поезд.

— И на какой бы станции она ни вышла, ее будет окружать чужой мир, — подхватил Мур. — Похоже, он ежедневно меняется до неузнаваемости. Прошлой ночью… виноват, в прошлом году я встретил своего однокашника. Он называл меня «сынок», «мальчик», «малыш» — причем не в шутку. Основательно испортил мне аппетит, между прочим.

— Знаешь ли ты, куда мы идем? — спросил Мур, когда Леота повернулась к засыпающему саду. — Туда, откуда не возвращаются. В небытие. Пока мы спим, мир идет своей дорогой.

— Это помогает сберечь силы, — сказала она через несколько секунд. — Стимулирует. Вдохновляет. Я говорю об отсутствии привязанностей. Все в мире тленно, кроме нас. Время и пространство не властны над нами, если у нас нет привязанностей.

— Ни к кому и ни к чему?

— Ни к кому и ни к чему.

— А тебе не кажется, что все это — великий розыгрыш?

— Ты о чем?

— О том, что с нами происходит. Представь, что все население планеты — мужчины, женщины, дети — год назад погибло при вторжении с альфы Центавра. Все, кроме нас, замороженных. Предположим, инопланетяне распространили смертоносные бациллы…

— Я читала, в созвездии Центавра нет жизни.

— Хорошо, пусть они не с Центавра, а из другого созвездия. Предположим, все следы катастрофы уничтожены и один из пришельцев показывает клешней на это здание. — Мур хлопнул по стене. — Он говорит: «Эге! Да тут остались живые, только они заморожены. Давайте-ка, ребята, спросим наших социологов, стоят ли эти земляне того, чтобы с ними возиться, или лучше снять крышки с холодильников, да и дело с концом?» Потом сюда входит социолог, любуется нашими ледяными саркофагами и говорит: «Эти олухи заслуживают только насмешек да нескольких строк петитом в провинциальной газетенке. Пусть они остаются в полном неведении. Пусть думают, что все идет по-прежнему, Вся их жизнь расписана заранее, так что обмануть их труда не составит. Мы заполним танцевальные залы андроидами и будем удовлетворять все прихоти этих балбесов. Мы изучим их поведение в любой мыслимой ситуации, а когда закончим исследования, сломаем реле времени на морозильниках — и пусть они спят до скончания века. Или снимем крышки, и они мигом протухнут». На том пришельцы и порешили, и теперь мы, последние земляне, пляшем перед машинами нелюдей, изучающих нас по одним лишь им ведомым причинам.

— Ну что ж, — улыбнулась Леота. — Возможно, мы даже разок-другой сорвем аплодисменты, прежде чем протухнем.

Она бросила окурок и, поцеловав Мура, пожелала ему спокойной ночи. Затем они разошлись по своим «бункерам».

Спустя двенадцать недель Мур решил отдохнуть.

Каждого праздника он ожидал теперь чуть ли не с ужасом. Периоды бодрствования, на которые не выпадало Балов, Леота проводила вместе с ним. Последнее время она была мрачной и замкнутой — видимо, сожалела, что тратит на Мура свое драгоценное время. Поэтому он решил ненадолго расстаться с ней и увидеть что-нибудь реальное, совершить экскурсию по Земле две тысячи семьдесят восьмого года. Ведь ему, как ни крути, было за сто — давно пора оглядеться по сторонам.

«Богиня будет жить вечно», — утверждал заголовок выцветшей газетной вырезки на стене главного коридора Обители сна. В статье речь шла об окончательной победе врачей над атеросклерозом и полном исцелении одной из самых знаменитых его жертв. Мур подумал, что после собеседования ни разу не видел Дуэнью: впрочем, он и не искал встречи с нею.

Он достал из шкафа с повседневной одеждой костюм, переоделся, решительным шагом вышел из Обители сна и, не встречая по пути ни одной живой души, направился к аэродрому.

Входя в кабинку на краю летного поля, он еще не знал, куда полетит.

— Будьте любезны, назовите место назначения, — раздался голос из динамика.