Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

— Слюной, — любезно пояснил Карди. — Если пошли разговоры об отступлении и обороне, — он встал, опираясь на шпагу. — А вот если судить по твоему плану, Роман, то вот тут Кура делает резкий поворот и полупетлю. На нашем берегу вплотную к воде подступает лес, на их берегу — скалы. В скалах они умеют драться ещё хуже, чем в лесу. Представьте себе, что мы открыто объявимся на побережье. Как вы думаете, они удержатся от нападения? Вот мы, три с небольшим сотни человек. Или бросятся переправляться через Куру, пока берега свободны?

— Они пришли нас убивать, — сказал Франсуа, нянча на ладони саблю в ножнах. — Они не удержатся.

— Я тоже так думаю, — кивнул Карди и снова начал чертить. — Они переправляются и пытаются навалиться на нас в лесу. В это самое время второй наш отряд — мы с ними свяжемся — ниже по течению тайно переправляется через Куру и выходит неграм в тыл. Если учесть их склонность к панике — они вполне могут решить, что нас в несколько раз больше. И дело выиграно.

— Авантюра, — коротко отрезал Дидрих. — Стоит им на секунду сохранить хладнокровие — и нам конец. Нас семь с половиной сотен, поделенных на два отряда. Их — шестнадцать тысяч. Они навалятся — это ты точно сказал, Карди — и расплющат нас.

— В лесу? — пробормотал Тиль. — Нет, в лесу им нас не раздавить, Дидрих. Это не полевое сражение. В лесу мы раздёргаем их и перебьём по группам, а вернуться они не смогут — их атакуют с тыла. Кроме того, у нас немало луков, арбалетов и аркебуз. Да и с десяток стволов, кажется, есть?

— Есть, — кивнул Колька, и Ромка кивнул тоже.

— Вот, — заключил Тиль. — Нет, мне план англичанина по душе. Всё решится сразу.

— Он тебе по душе, потому что ты чокнутый, — заявил Дидрих. Разговор шёл на вавилонской смеси из десятка языков, я отлично всё понимал, но помалкивал. И сильно удивился, когда Ромка спросил:

— А ты что думаешь, Олег?

— Я? — на миг я смешался, но всего на миг. — Я отличный фехтовальщик, — скромности в моём заявлении не прозвучало, — но в больших сражениях ничего не понимаю… Впрочем, я согласен с Тилем. Лучше всего идти и сражаться. Ведь драться всё равно придётся. Не сегодня, так завтра. Зачем ждать?

Из-за дальних гор, из-за древних горДа серебряной плетью рекаРассекала степи скулу…Белый дрок в костер, бересклет в костер,Над обрывом стою…Боги, боги, как берег крут.Мертвой свастикой в небе орел повис,Под крылом кричат ледяные ветра,Я не вижу, но знаю, он смотрит внизНа холодный цветок моего костра.Мир припал на брюхо, как волк в кустах,Мир почувствовал то, что я знаю с весны:Что приблизилось время огня в небесах,Близок час восхождения Черной Луны.Я когда-то был молод — так же как ты,Я ходил путем солнца — так же как ты,Я был светом и сутью — так же как ты,Я был частью потока — так же как ты!Но с тех пор как война подарила мне взор,Леденящие вихри вошли в мои сны,И все чаще мне снились обрыв, и костер,И мой танец в сиянии Черной Луны.Бог мой, это не ропот — кто вправе роптать,Слабой горсти ли праха рядиться с тобой…Я хочу просто страшно, неслышно сказать:Ты не дал — я б не принял дороги иной,Ведь в этом мире мне нечего больше терять,Кроме мертвого чувства предельной вины,Я пришёл сюда эту вину искупатьВ леденящем сиянии Чёрной Луны…

Утро было тёплым, сырым и туманным. Всё вокруг закутала искажавшая звуки серая пелена, передвигавшаяся и меняющаяся — в ней выступали смутные фигуры, слышались лязг, неясные разговоры, шаги, хруст веток — лагерь постепенно просыпался.

Ещё толком не продрав глаза, я взглянул на запястье и с полминуты тупо соображал, куда делись часы. Потом вспомнил, тяжеловато сел, передёрнув плечами. Несколько наших тоже уже проснулись; Анри молча протянул мне половину вяленой рыбы, налил в котелок чая. Чай был настоящий, местный, только без сахара — но от этого, как ни странно, даже вкусней.

— Слышишь шум? — спросил Вадим, пятернёй причёсывавший свои светлые волосы. — Негры на том берегу. Купились.

Я прислушался. И за голосами лагеря в самом деле услышал ровный, монотонный гул. Меня вновь пробрала дрожь — но уже не от холода…

Я допил чай и, решительно поднявшись, пошёл к берегу реки, на ходу затягивая ремни, то и дело натыкаясь на ребят и даже спотыкаясь об них. Вода рокотала где-то на перекате. Около берега — в том месте, где я вышел — сидел и задумчиво плескал себе в лицо Лаури. Рядом на песке лежали его оружие и снаряжение.

— Привет, — я опустился рядом, начал умываться. Если честно, я был рад, что встретил англичанина. Меня вдруг охватила неуверенность в исходе предприятия, которое мы затеяли.

— Привет, — Лаури зевнул, воспитанно прикрыв рот ладонью. — Ну вот. Минут через двадцать туман утянет — и всё начнётся.

— Ты участвовал в чём-то подобном? — спросил я. Лаури кивнул:

— Не столь масштабно, но нас тоже было несколько сотен, и негров — тысяч семь. Ничего особенного. Если ты жив, то жив. Если тебя убили — тебя убили, и не всё ли равно, стычка это один на один или подобное побоище…

— Наши-то подошли на тот берег? — поинтересовался я. Лаури снова зевнул:

— Подошли, подошли…

Подвалили Тиль и хромающий Карди. Тиль успел уже где-то умыться, мокрые волосы блестели, голландец улыбался:

— Привет.

Карди сказал досадливо:

— Ты лишил меня возможности поучаствовать в грандиозном побоище, русский.

— Что вы с ним не поделили? — шёпотом спросил Лаури. Я поморщился:

— Да так, мелочи, — и встал. В тумане странно и раскатисто прогудел рог. — Кажется, нас.

— Нас, нас, — с ленцой ответил Лаури. — Тиль, помоги бригантину надеть…

…Туман рассеялся мгновенно, даже странно. И первое, что я услышал — как присвистнул Олег, Крыгин.

Да. Было отчего.

Негры спускались к воде. Они двигались сплошной, монолитной чёрной массой, расцвеченной яркими точками перьев на масках. Масса выливалась из нескольких скальных проходов, как некая паста из тюбика. Рокочущие бубны сливались с визгом труб в дьявольской какофонии, давящей на мозг.

Передняя часть гигантской толпы, лязгая металлом и взрёвывая, начала спускаться в воду на перекате брода.

— Молись, кто верует… — прошептал Вадим, кладя на плечо клинок своего бастарда.

— Ровней ряд! — закричали на левом фланге. По нашему строю прошло короткое движение, он уплотнился и выровнялся. Кто-то и правда явно молился, некоторые целовали клинки или что-то говорили соседям, другие неотрывно смотрели на негров.