Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год - Владимир Броневский

Прибыв в Мессину, капитан послал меня с письмом к английскому генералу, командующему гарнизоном и крепостью, просить, чтобы позволил послать несколько лодок для снятия судна с мели; если же сие окажется невозможным, то команду нашу перевесть в Мессину, откуда для отправления в Триест нанять другое купеческое судно. Я приехал сначала на брандвахту. Капитан брандвахтенного фрегата сказал мне, что он не имеет еще повеления пускать нас на берег, что он для испрошения сего сей час едет к генералу и может пакет от капитана нашего вручить ему и немедленно доставить ответ. Английский капитан вскоре возвратился и объявил мне, что генерал охотно согласился удовлетворить все наши желания; но, сомневаясь, чтобы французы так же благосклонно приняли наше предложение, ибо они, не уважая никакого флага, берут все суда, какие по несчастью течением бросает на их берег, находил за необходимо нужное отобрать наперед мнение французского генерала, командовавшего авангардом в Реджио; и если капитану нашему угодно для сего сношения послать своего офицера; то, для перевозу его в Реджио будет дана лоцманская лодка. Лейтенант Насекин в тот же день был отправлен и 18 апреля возвратился с неблагоприятным отзывом. Французский генерал не хотел верить, чтобы англичане с добрым намерением оказывали нам свои услуги, и думал, что за такое снисхождение они, когда оба судна будут в Мессине, задержат оные и нас возьмут в плен; и что он сам собой не может решиться на удовлетворение просьбы нашего капитана. Курьер, посланный в главную квартиру, в Козенце бывшую, привез следующее решение главнокомандующего генерала французской армии: «Австрийское судно задержать, людей же наших, на нем находящихся, отправить чрез Неаполь, Рим и Анкону в Венецию, где стоит наша эскадра. Для сопровождения дать французского офицера, коему приказать, по требованию лейтенанта Мельникова, доставлять все нужное». В сем неприятном для нас обстоятельстве открывается некоторым образом причина действий и поступков англичан и французов. Ненависть сих двух наций, конечно, происходит от самолюбия и соперничества. Кто много думает только о себе, тот не может быть справедлив к другому, и вот причина, вот источник довольно мутной ненависти, унижающей оба народа. Англичане винят французов; французы бранят англичан; и те, и другие и правы, и виноваты. В некоторых, однако ж, случаях должно оправдать англичан; они иногда уважают права народные и бывают вежливы; французы, подражая Наполеону, пренебрегают всеми уставами и бывают вежливы только на словах.

Едва мы вошли в гавань, как граф Кауниц (сын министра), австрийский посланник при сицилийском дворе, первый посетил нас и предложил свои услуги. Капитан с благодарностью оные принял; ибо хотя и оставался в Мессине наш консул Манзо, но он, будучи частным лицом, не смел к нам показаться. На другой день мы сами отыскали его квартиру, у него денег не было, и помощь графа была очень кстати.

Приуготовление французов сделать высадку на Сицилию остановило торговлю. Английские купцы были в великом беспокойстве. Некоторые из них колониальные свои товары продавали за бесценок; другие, более дальновидные, скупали оные и не обманулись в расчете. Наполеон делал великие приуготовления в Калабрии для покорения Сицилии, точно с той же целью, как после Амьенского мира, из Булони, не имея корабельного флота, на канонерских лодках (быть может, и на воздушных шарах) хотел высадить войска в Англию и вдруг со всей армией обратился на Австрию; и Сицилия была также только отводом для нападения на Испанию.

Иждивением и трудами англичан все укрепления Мессины ныне приведены в лучшее состояние. Вместо прогулки я пошел осматривать порт и крепости. Гавань Мессинская[107], подобная ковшу, есть наипрекраснейшая по местоположению, безопаснейшая по удобности и, конечно, может почесться из числа лучших в свете. Против Палацаты, составляющей полкруга, закрепившись канатами за набережную, стоят военные и купеческие корабли. Грунт повсюду ил, глубина близ берега к городу от 8 до 55, посредине гавани простирается до 60 сажен. Узкая песчаная коса[108], загибающаяся против набережной также в полкруга, образует обширный бассейн с единственным входом шириной в 220 сажен. Пучина Харибды сильным своим течением иногда затрудняет вход в гавань; но корабли могут останавливаться и вне оной, имея только одну осторожность, а именно, когда положат якорь, тотчас должно укрепиться канатами за берег; ибо с оного ветры дуют сильными порывами. Карантинное здание по назначению своему построено в удобном месте; оно соединяется с косой подъемным мостом. Мессинский фарос (маяк), зажигаемый каждую ночь, поставлен для показания плавателям отмели Танхдон, которой крайне беречься должно, потому что Харибда, здешними жителями Гарафаро называемая, действует в сем месте весьма сильно. Укрепления с морской стороны составляют сильную защиту; но с сухого пути, хотя город обнесен стеной и сухим рвом, а на горе построена цитадель, не может, однако ж, выдержать порядочной осады.

Мессинцы почитаются в Италии за наилучших плавателей, в искусстве сем они достигли до невероятности. Мальчики на глубине 30 сажен, ныряя, достают устрицы со дна моря. Здесь рассказывают про некоторого Коласа, уроженца сего города, будто бы он мог ходить по морскому дну против течения, мог ловить рыбу и несколько дней мог плавать, не выходя на землю, отчего и прозван был рыбой. Если бы происшествие сие не утверждено было многими сицилийскими писателями, то оное можно бы почесть за баснь греческого воображения. Король Фрид рих, посещая Мессину, желал быть очевидным тому свидетелем. Колас учинил два опыта и своим долгим пребыванием под водой привел зрителей в изумление. Любопытство короля стоило наконец бедному Коласу жизни. Фридрих, желая наградить его, приказал большую золотую чашу бросить в самую Харибду. Колас нырнул и погиб.

Окрестности Мессины очень приятны; кругом города видны прекрасные гулянья. Дороги в Палермо и Таормины обсажены тенистыми деревами. Возвращаясь из цитадели в город, взошел я на вершину одного холма и остановился, дабы насладиться прелестным видом, оттуда открывавшимся. Город был под ногами. Пролив представлял глазам величественную реку, между двумя хребтами гор медленно текущую. Оба берега покрыты тучными нивами, виноградниками, городами, селами, монастырями и двумя красивыми фаросами. С каждой стороны зрение ограничивается высокими горами, одетыми плодоносными рощами. Все поля, луга и холмы около Мессины покрыты тучным трилиственником, душистыми растениями, кустарниками роз и других цветов, которые наполняют воздух приятнейшим благовонием. В самой гавани нет того неприятного запаха, от морской воды происходящего, который во многих приморских городах беспокоит обоняние. Сильное движение воды в проливе, конечно, тому причиной.