Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год - Владимир Броневский

После многих несчастных случаев, происшедших от дурного разделения карантинов в больших торговых городах Италии, Франции и Испании, построенных несообразно назначению и цели оных, можно сказать, что триестский карантин, как по удобству строения, так и по порядку и точности, в нем наблюдаемому, справедливо почитается в числе лучших в Европе. Тут все придумано к лучшему: разделение комнат для людей и магазейны для товаров сделаны так, что и при самом покушении нет возможности перейти из одного отделения в другое; везде своды, высокие стены, рогатки, дворы, калитки и замки. Некоторые подробности об устройстве триестских карантинов, думаю, не будут бесполезны многим читателям. Они построены по краям города и каждый обнесен высокой стеной. Новый карантин разделен стенами на два квартала. Чумной квартал с кладбищем совсем стоит особо. В других дворах чумного квартала в одном помещаются люди, в другом кладутся товары. Товары и экипаж одного судна помещаются раздельно от других. Матросы и пассажиры, если в числе их есть подозрительные, до совершенного уверения, что они здоровы и чумы в них нет, сажаются каждый особо в комнату, пред которой есть небольшой дворик, запираемый железной калиткой; подле калитки сделано окно, в которое приставы на длинной железной лопате подают пищу. Словом сказать, чумной квартал представляет острог. Когда на пришедшем судне шкипер объявит, что у него есть чума, то судно, введя в бассейн, тотчас разгружают. Товары развешивают в решетчатых сараях. Люди, оставя свое платье (которое сжигают), вымывшись, выстригши волосы и окурившись, занимают каждый по одной комнате, где они находят новое платье, курильницу, дрова для камина и все нужное. Судно остается пустое, на нем открывают люки и для лучшего сообщения воздуха в трюм прорубают борты и каждый день снаружи и внутри обливают морской водой. С хлопчатой бумагой, как наиболее удерживающей в себе заразительность, поступают с великой осторожностью. Каждый пак разбивается по столам и полатям, а пряденая развешивается на жердочках в решетчатом магазейне, стеной огражденном. Ворочают бумагу каждый день, не входя в магазейн, а сквозь двери или решетку, длинными железными вилами. К сей опасной работе, равно как и к выгрузке судна, окуриванию оного и товаров каждый день на счет хозяина определяются преступники, осужденные на смерть, или, по согласию, для выгрузки товаров допускаются матросы того же судна. Во втором квартале, разделенном на два двора, назначенном для судов, пришедших из зараженных чумой мест, сделаны такие же сараи для товаров и такие же разделения в доме, для людей назначенном, с той только разностью, что экипаж одного судна, если нет на матросах никаких признаков чумы, помещается в большой комнате. Во втором квартале есть часовни, колодезь с прекрасной водой и особый двор, назначенный для сада. Карантинные чиновники живут на отделенном дворе. Они входят в чумной и во второй квартал особыми дверями, наблюдают везде порядок, доставляют пищу, но всегда с той осторожностью, что к больным или выдерживающим карантин близко не подходят. Приставы и работники чумного квартала по прекращении заразы не прежде отпущаются в город, как выдержав сами карантин.

Старый лазарет, находящийся на западном краю города, определен для пассажиров и людей, пришедших из портов, в коих нет никакой заразительной болезни. На первом дворе построен двухэтажный дом, разделенный на восемь отделений, по четыре отделения в каждом этаже. Четырьмя воротами входят на двор, который перегорожен на 4 части. Окна нижнего этажа обращены на галерею внутрь сих дворов. Вход в комнаты сего этажа также со двора. Входы в верхний этаж и окна оного обращены на улицу. Таким образом, в восьми отделениях могут поместиться пассажиры с 8 судов; а если нужно, то каждое отделение может разделено быть на две части так, что в каждое из 16 отделений будет особый выход. Внутри двора к оной стене пристроена небольшая церковь, куда входит один только священник; а живущие в доме могут молиться каждый в своей галерее, обращенной на двор. Во всякое отделение помощью труб проведена вода. На втором дворе старого лазарета построено двухэтажное здание, разделенное на 4 большие комнаты, в коих помещаются люди, принадлежащие одному судну. Вместо окон сделаны в стенах жалюзи. По очереди позволяют выходить для прогулки на двор, наблюдая, чтобы люди одного срока не мешались с другими, кои после или прежде поступили в карантин. Впрочем, никто не лишается удовольствия видеться со своими приятелями. Переговорное место есть длинный узкий четвероугольник, коего одна сторона отстоит от другой на 5 сажен; по одну сторону становятся пришедшие из города, а по другую из карантина. Желающие говорить наедине, входят в домик, перегороженный двумя решетками, при выходе городской житель подвергается осмотру. Трактир построен вне карантинной стены; сквозь малое окно, огороженное решеткой, на железной лопате подают кушанье и все, что кому угодно. Вещи, принимающие заразу, прежде должного очищения из карантина не выпускаются.

В продолжение политического нашего заключения, хотя мы и ни в чем не имели нужды, но, лишась свободы, терпели большую скуку. После 10 дней наш консул г. Пеллегрини выхлопотал и сам объявил нам о нашем освобождении. Мы так сему обрадовались, что обнимали консула и карантинного директора как своих друзей, которых давно не видали. За нами с эскадры прислали катеры, и мы определены были на корабль «Седель-Бахр», куда команда и офицеры, исключая двух, были перевезены.

Отрасль Альпийских гор, называемых Юлиевы, коих вершины представляются обнаженными; крутые скалы, покрытые зеленью и украшенные загородными домами, амфитеатром величественным и приятным спускаются к гавани. Мало городов столько деятельных, каков Триест. Большие фуры беспрестанно движутся по улицам, обозы одни подымаются, другие спускаются под гору в город; у Саниты (карантинная контора), где корабли отдают и принимают груз и таможенных магазейнах, в которых складывают товары для отправления за границу и вовнутрь империи, можно видеть почти все произведения Италии, Леванта, Англии и Германии. На бирже суета и сборище такое, какого вообразить себе не можно. Купцы, которые спешат отправить свои товары, теряют терпение от вялости немецких извозчиков, множество любопытных толпится на площади, и все это вместе составляет вид разнообразный и одушевленный. Я тут заметил, что поденщики, называемые здесь факинами, переносят товары с пристани на повозки с отменной ловкостью. Двое или четверо из них на шестах подымают тяжелые бочки и, ступая с ноги на ногу в лад, бегут с ними, как с легкой ношей. Свободная торговля обогатила здесь все состояния граждан, особенно ремесленный и трудящийся класс народа. В Триесте не видно нищих и все дышит изобилием. Как в город позволено все привозить, то расчетистые продавцы запрещенных товаров, чрез тайную продажу оных не находят выгод делать свои обороты; купцы не имеют нужды прибегать к хитростям, а таможенные смотрители по необходимости собирают[113] и отдают все сполна в государственную казну, которая сим благоразумным постановлением пользуется и выгодами своими ни с кем не делится.