Столпы Земли - Кен Фоллетт

— Хочешь, пойдем вместе, — предложил Юсеф.

— Нет, — ответил Джек. — У меня другая боль. Спокойной ночи. — И быстро пошел прочь. Он никогда не считал Юсефа своим приятелем, да и настроение у него сейчас было не самое лучшее.

Ночной воздух стал совсем прохладным, и Джек решил вернуться в свою общину, где у него была жесткая кровать в общей спальне. Он чувствовал, что его жизнь делала крутой поворот. Ему предлагали богатство и процветание, и взамен он должен был только забыть об Алине и навсегда отказаться от своей мечты — построить самый красивый собор на свете.

Ночью ему снился сон: к нему пришла Айша, тело ее было все скользкое от ароматных масел, и она терлась о его тело, возбуждая и маня, но не давалась.

Проснувшись рано утром, Джек принял решение.

Слуги не хотели впускать Алину в дом Рашида Аль-Харуна. Возможно, они приняли ее за попрошайку, что было неудивительно: ее туника была вся в пыли, башмаки в дороге совсем износились, а на руках у нее был ребенок.

— Скажите Рашиду Аль-Харуну, что я ищу его друга, Джека Джексона из Англии, — сказала она по-французски, впрочем, совсем не уверенная в том, что слуги поняли хоть слово. Те о чем-то пошептались на непонятном сарацинском языке, и один из слуг, высокий, черный как смоль, пошел в дом известить хозяина.

Алина беспокойно переминалась с ноги на ногу, пока оставшиеся откровенно разглядывали ее. Терпению она не научилась даже за долгие месяцы своих странствий. После неудачи в Компостелле она двинулась в глубь Испании, в Саламанку. И там никто не помнил, чтобы некий рыжеволосый юноша интересовался строительством церквей и трубадурами, но один добродушный монах посоветовал ей в пойти в Толедо, где жила община ученых-философов из Англии. Надежды найти там Джека было совсем мало, но, поскольку до Толедо было рукой подать, Алина решила попытать счастья.

Но и здесь ее ждало мучительное разочарование: да, Джек был здесь — вот ведь удача! — но, к сожалению, недавно покинул город. Она шла за ним буквально по пятам, и теперь уже с опозданием всего на месяц. И опять никто не знал, куда лежал путь Джека.

В Компостелле она правильно рассчитала, что он пойдет на юг, потому что сама пришла с востока, а на севере и на западе был только океан. Из Толедо, к несчастью, вело слишком много дорог: Джек мог направиться на северо-восток, ближе к Франции; на запад — в Португалию; на юг — в Гранаду и оттуда на корабле отплыть в Рим, Тунис, Александрию или Бейрут.

Алина решила теперь искать только наверняка. Надо было точно знать, куда отправился Джек. Она уже очень далеко ушла от дома и чувствовала себя совсем разбитой от долгого пути. Иногда ей хотелось бросить все, вернуться в Англию и навсегда забыть о Джеке.

Из дома Рашида вышел еще один слуга. Одет он был в более дорогие одежды, чем остальные, и говорил по-французски. Он подозрительно посмотрел на Алину, но заговорил очень вежливо.

— Так господин Джек — твой друг?

— Да, старый друг. Мы познакомились еще в Англии. Я хотела бы поговорить с Рашидом Аль-Харуном.

Слуга взглянул на ребенка.

— Я родственница Джека, — сказала Алина. И это было в какой-то степени так: она была женой его сводного брата, с которым, правда, не жила вместе, но все равно это было родство.

Слуга шире распахнул ворота и сказал:

— Пожалуйста, иди за мной.

Алина с благодарностью последовала за ним. Если бы ей здесь отказали, этот город стал бы последним местом ее странствий.

Вместе со слугой она прошла через ухоженный дворик, мимо журчащего фонтана. Что могло привести Джека в дом этого богатого торговца? — спрашивала она себя. Что-то странное было в этой дружбе. Неужели под этими тенистыми аркадами Джек читал свои стихотворные баллады?

Они вошли в дом. Он был, скорее, похож на дворец с просторными прохладными комнатами, каменными и мраморными полами, резной мебелью с дорогой обивкой. Ее провели через два арочных коридора, за тяжелую деревянную дверь, и Алина догадалась, что попала на женскую половину дома. Слуга жестом руки велел ей подождать.

Ожидание длилось недолго: в комнату незаметно вошла высокая сарацинка в черном платье, краешком одеяния прикрывая нижнюю часть лица. Она оглядела Алину и спросила по-французски:

— Кто ты!?

Алина выпрямилась под ее взглядом:

— Я леди Алина, дочь покойного графа Ширинга, — сказала она, как могла высокомерно. — Я так понимаю, что имею честь говорить с женой Рашида, торговца перцем.

— Что тебе нужно здесь?

— Мне нужно увидеть Рашида.

— Он не принимает женщин.

Алина поняла, что эта женщина — ей не помощница. Но деваться было некуда, и она решила не сдаваться:

— Но друга Джека он наверняка примет.

— Джек — твой муж?

— Нет. — Алина задумалась. — Он брат мужа.

Женщина с подозрением смотрела на нее. Как и большинство людей, она, вероятно, думала, что Джек сделал ей ребенка, потом бросил, и Алина теперь преследовала его, чтобы заставить жениться и потребовать денег на содержание младенца.

Женщина полуобернулась и крикнула что-то на непонятном Алине языке. Через мгновение в комнату вошли три молодые девушки. Сразу было видно, что все они — ее дочери. Она что-то говорила им на том же языке, а те не сводили глаз с Алины. Из всего разговора она поняла только одно слово, которое часто повторялось: «Джек».

Алина чувствовала себя оскорбленной. Она уже порывалась развернуться и уйти, но это означало бы раз и навсегда оборвать последнюю ниточку надежды найти Джека. Эти ужасные люди были ее спасением.

— Где Джек? — Она хотела казаться решительной, но голос прозвучал, скорее, жалобно, просяще.

Дочери хранили молчание.

— Мы не знаем, где он, — ответила мать.

— А когда вы последний раз видели его?

Мать долго колебалась. Ей не хотелось отвечать, но и скрывать от Алины то, что знала, не могла.

— Он ушел из Толедо на следующий день после Рождества, — с облегчением сказала она.

Алина натужно улыбнулась:

— А ты не помнишь, он не говорил, куда собирался идти?

— Я уже сказала тебе, что не знаю, где он.

— Может, он что-то говорил Рашиду?

— Нет, ничего не говорил.

Алина была в отчаянии. Она была почти уверена, что женщина что-то знает, но также не сомневалась в том, что та ничего больше не скажет. Чувство бессилия сковало ее. Слезы навернулись на глаза, и она тихо произнесла:

— Джек — отец моего ребенка. Неужели вы думаете, он не обрадуется, увидев своего сына?

Младшая из дочерей порывалась что-то сказать, но мать остановила ее. Они обменялись бурными восклицаниями: обе были, похоже, горячих кровей. Первой умолкла дочь.

Алина ждала. Женщины молча смотрели на нее. Она раздражала их, это было заметно, но из вечного женского любопытства ее не спешили прогнать. А оставаться долее Алине тоже не имело смысла. Надо было вернуться в свое пристанище и готовиться к долгой дороге домой, в Кингсбридж. Она набрала побольше воздуха и холодным, твердым голосом сказала:

— Благодарю за ваше гостеприимство.

И матери достало такта показать легкое смущение, она словно устыдилась своей холодности.

Алина вышла из комнаты.

Слуга ожидал ее у двери. Он проводил ее через весь дом, старательно ступая в такт ее шагам. Алина оглянулась, увидела, что младшая дочь шла за ними, и остановилась в ожидании. Слуга чувствовал себя неуютно.

Девочка была маленькой, хрупкой и очень хорошенькой. Ее кожа отливала золотом, а глаза были почти черными. Рядом с ней, одетой в белоснежное платье, Алина чувствовала себя неумытой грязнулей. Девочка заговорила на ломаном французском.

— Ты любишь его? — выпалила она.

Алина, не зная, что сказать, колебалась.

Сохранять остатки достоинства не имело смысла.

— Да, я люблю его, — призналась она.

— А он… любит тебя?

Алина уже готова была сказать «да», но вдруг подумала, что уже больше года не видела Джека, и ответила:

— Когда-то любил.

— Я думаю, он по-прежнему любит тебя.

— Почему ты так думаешь?

У девочки на глазах выступили слезы.

— Я хотела его для себя. И он почти стал моим. — Она посмотрела на ребенка. — Рыжие волосы и голубые глаза. — И слезы потекли по ее нежным смуглым щечкам.

Алина смотрела на девочку и понимала, почему ее так враждебно приняли в этом доме. Мать хотела, чтобы Джек женился на ее дочери. Ей было не больше шестнадцати, но ее чувственная внешность делала ее старше. Алина спрашивала себя, что могло произойти между ней и Джеком.

— Ты говорила, он почти стал твоим?

— Да, — дерзко ответила девочка. — Я знаю, он любил меня. Он разбил мое сердце, когда ушел. Но теперь я понимаю. — Самообладание покинуло ее, и на бледное личико легла тень скорби.