Воспоминания - Сергей Юльевич Витте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как я говорил, Наследник Цесаревич Алексей Николаевич явился на свет, когда у Государя было четыре дочери, и поэтому одно время, насколько мне было известно от бывшего министра юстиции Николая Валериановича Муравьева, у Их Величеств как бы появилась мысль, или вернее вопрос, нельзя ли в случае, если они не будут иметь сына, передать престол старшей дочери. Я подчеркиваю, что это не было отнюдь решение, а лишь только вопрос. Этим вопросом занимался, как Николай Валерианович Муравьев, так и Константин Петрович Победоносцев, который к такой мысли относился совершенно отрицательно, находя, что это поколебало бы существующие законы о престолонаследии, изданные при Императоре Павле, и которые имели ту весьма важную государственную заслугу, что с тех пор русский престол в смысле прав на престолонаследие сделался устойчивым и прочным.
После посещения мною парижской выставки в 1900 г. я отправился через Петербург в Крым. В Крыму, кроме меня, были министр граф Ламсдорф, военный министр Куропаткин, конечно, министр двора барон Фредерикс, Великий Князь Михаил Николаевич. Я жил в доме министерства путей сообщения, на шоссе, идущем из Ялты в Ливадийский дворец. Вскоре после моего приезда Его Величество заболел инфлуэнцой и по обыкновению не желал серьезно лечиться. Это как будто семейная Царская черта. Его Отец, по моему глубокому убеждению, умер преждевременно потому, что начал лечиться серьезно, когда уже было поздно. Главный диагноз болезни производился профессором Военно-Медицинской Академии Поповым, который по моей мысли был вызван из Петербурга, так как до этого времени Государя лечил лейб-медик старик Гирш, хирург, который, если когда-нибудь что и знал, то наверное все перезабыл. По диагнозу этого профессора оказалось, что Государь Император болен брюшным тифом.
Государь Император болел тифом в Ялте с 1 по 28 ноября; только 28 ноября процесс тифа закончился и наступило выздоровление.
Во время болезни Государя, которая чрезвычайно встревожила всех окружающих, а в том числе и меня, произошел следующий инцидент.
Как-то раз, когда с Государем по сведениям от докторов было очень плохо, утром мне телефонировал министр внутренних дел Сипягин и просил меня приехать к нему. Я поехал к Сипягину в гостиницу Россия, где он жил, и застал у него графа Ламсдорфа – министра иностранных дел, министра двора барона Фредерикса и Великого Князя Михаила Николаевича. Как только я приехал, был поднять вопрос о том, как поступить в том случае, если случится несчастье и Государь умрет? Как поступить в таком случай с престолонаследием?
Меня вопрос этот очень удивил, и я ответил, что, по моему мнению, здесь не может быть никакого сомнения, так как наследником престола Его Величеством уже объявлен Великий Князь Михаил Александрович; но, если бы даже он не был объявлен, то это нисколько не меняло бы положения дела, ибо согласно нашим законам о престолонаследии, по точному смыслу и духу этих законов, Великий Князь Михаил Александрович должен немедленно вступить на престол.
На это мне делали не то возражения, не то указания, что Императрица может быть в интересном положении (вероятно, министру двора было известно, что Императрица находилась в интересном положении), и, следовательно, может случиться, что родится сын, который и будет иметь право на престол. На это я указал, что законы престолонаследия такого случая не предвидят, да думаю – и предвидеть не могут, так как, если Императрица и находится в интересном положении, то никоим образом нельзя предвидеть, какой будет конечный результат этого положения, и что, во всяком случае, по точному смыслу закона, немедленно вступает на престол Великий Князь Михаил Александрович. Невозможно поставить Империю в такое положение, чтобы в течение, может быть, многих месяцев страна самодержавная оставалась без Самодержца, что из этого совершенно незаконного положения могут произойти только большие смуты.
Мои собеседники несколько раз просматривали и читали законы, которые безусловно подтверждали мое мнение.
Тогда старый Великий Князь Михаил Николаевич поставил мне вопрос:
– Ну, а какое положение произойдет, если вдруг через несколько месяцев Ее Величество разрешится от бремени сыном.
Я ответил, что в настоящую минуту едва ли возможно на это дать определенный ответ, и мне кажется, что во всяком случае, ответ на этот вопрос мог бы дать только сам Великий Князь Михаил Александрович, если произойдет такое великое несчастие и Государь скончается, тогда, он в качестве Императора должен будет судить: как надлежит в этом случае поступить. Мне кажется, насколько я знаю Великого Князя Михаила Александровича, он настолько честный и благородный человек в высшем смысле этого слова, что, если он сочтет полезным и справедливым – сам откажется от престола в пользу своего племянника.
В конце концов все со мною согласились, и было решено, чтобы об этом нашем совещании частным образом доложить Ее Величеству.
Через несколько дней после этого, генерал Куропаткин, едучи от всеподданнейшего доклада Государю (а Государь, несмотря на свою болезнь, в экстренных случаях принимал всеподданнейшие доклады министров), из Ливадийского дворца заехал ко мне, в дом министерства путей сообщения, завтракать. Так как дом этот находится на пути из Ялты в Ливадию, то обыкновенно министры, если имели всеподданнейший доклад и не оставались во дворце завтракать, на обратном проезде заезжали ко мне завтракать.
Так вот генерал Куропаткин после завтрака, когда я остался с ним наедине, спросил меня:
– Скажите, пожалуйста, какое это совещание вы имели у Сипягина? Я ему ответил, что, как мне говорил Сипягин, ведь и вы на это совещание были приглашены и жаль, – сказал я – что вы не приехали, так как был обмен мнений по очень важному вопросу.
Он говорит: «Я не мог приехать» – а затем встал в трагическую позу и, ударяя себя в грудь, сказал мне очень громким голосом:
– Я свою Императрицу в обиду не дам.
Зная Алексея Николаевича за комедианта балаганных трупп, я этому выражение его не придал никакого значения и сказал:
– Почему, Алексей Николаевич, вы принимаете на
