Щит и меч - Вадим Кожевников

Запомните: те люди, которые будут заниматься слежкой за доверенным вам лицом, могли получить такие же указания в отношении вас, какие я дал вам в отношении их. Полагаю, что вы достаточно умны и поймете, что эти люди не из числа агентуры наших военных противников. Поэтому будьте осторожны там с нашими соотечественниками. Повторяю: кем бы они ни были и с какой бы, пусть самой лучшей, стороны вы их ни знали. Не забывайте об этом ни на минуту.

Вы получаете крупную сумму в английских банкнотах, но, — улыбнулся Густав, — можете не опасаться: в связи с тем, что ваше задание особо важное, это будут подлинные изделия Лондонского казначейства. — Спросил: — Ведь у вас было ранение? Так вы можете пройти там курс лечения. Заплатите побольше врачу, и он найдет, от чего вас лечить…

Транспортный самолет «Люфтганзы» на рассвете доставил Вайса в Цюрих. В тот же день он на дизельном экспрессе приехал в Берн и поселился в гостинице. У него был голландский паспорт и документы, удостоверяющие, что он является немецким политическим эмигрантом. Но ни портье, ни швейцарская полиция не потребовали, чтобы он прошел регистрацию.

Тихий, благостно-спокойный город, казалось, отделенный от потрясенного войной мира столетиями бюргерского благополучного бытия, был подобен заповеднику. Горожане вели такой же образ жизни, как десять, двадцать, тридцать лет назад.

Город чиновничества и посольств. Пристанище разведок и разведчиков, которые в меру своих способностей перенимали от бернцев их неторопливость, чопорную вежливость и бережливое отношение к каждому франку — самой стойкой в то время валюте в мире.

Вайс взял напрокат в гостинице старенький двухместный спортивный «фиат»-фаэтон и медленно ездил на нем по городу, изучая улицы не столько с познавательной целью, сколько для того, чтобы не испытывать затруднений, когда придется опекать доверенного ему человека. Вскоре он обнаружил его. Тот осматривал старинную Бернскую ратушу, построенную в четырнадцатом веке.

Это был человек преклонного возраста и аристократической внешности. Он так свободно говорил по-французски со своей молодой спутницей, что его можно было принять за француза.

На фотографии, которую Густав показал Вайсу, у этого человека были куцые, гитлеровские усики щеточкой, а сейчас на его губе закручивались значительно более длинные кайзеровские усы. После Сталинграда многие пожилые берлинцы стали отращивать усы по стародавнему монархическому образцу.

Вайс поставил машину и тоже стал осматривать ратушу. И когда старик и его спутница приблизились к нему, он вслух выразил свое восхищение старинной архитектурой.

Старик внимательно посмотрел в лицо Вайса, — по-видимому, он тоже был знаком с ним по фотографии. Пожевал губу, чуть заметно кивнул, не потому, что этого требовала конспирация, а потому, очевидно, что ему было свойственно высокомерно здороваться с людьми, и, уже не глядя на Вайса, бросил:

— Если у вас нет потребности любоваться этим старым сооружением, можете не затруднять себя больше…

Это был князь Гогенлое, доверенное лицо фюрера в переговорах с Даллесом. И, как понял потом Иоганн, князю ни с какой стороны ничто здесь не угрожало. Первоначально присутствие Вайса в Берне нужно было Канарису и Шелленбергу лишь для того, чтобы дать князю понять: им известно, зачем тот приехал сюда, потому они поручили своему агенту сыграть роль почетной охраны при его персоне.

Но Даллес, как он однажды выразился, «предпочитал более перспективных представителей, из руководящих кругов СС». И именно об этих «перспективных представителях» Вайс должен был проявить заботу, помня все наставления Густава.

Вечером Вайс зашел в кафе недалеко от американской миссии и увидел в нем майора Штейнглица. Штатский костюм и осунувшаяся, печально-озабоченная физиономия Штейнглица не вызывали у Вайса желания выказывать особую почтительность к своему бывшему начальнику. Он незаметно подошел сзади и легонько хлопнул его по плечу. Штейнглиц съежился и поспешно сунул руку за борт пиджака.

Вайс удержал его руку. Штейнглиц поднял глаза и расплылся в искренней, радостной улыбке.

Разговаривали они как раньше. Зная, что Штейнглиц все равно будет допытываться, почему он оказался в Берне, Вайс тут же сообщил с недовольным видом, что у него скучное поручение чисто финансового характера. Штейнглиц посочувствовал:

— Швейцария — не то место, где следует сбывать наши фальшивые банкноты.

Вайс удрученно заметил:

— Приказ есть приказ.

Штейнглиц протянул мечтательно:

— В Италии наши люди обменивают английские фунты германского производства и скупают ценности. Вот это бизнес!

— Как дела? — спросил Вайс.

— Как видишь, — ответил Штейнглиц. — Сижу у окна, разглядываю прохожих.

— Посещающих американскую миссию, — улыбнулся Вайс. Наклонился: — Я полагаю, вашей службе следовало бы занять такой же пост у посольства Великобритании.

— Американцы — обнаглевшие сволочи! — злобно проворчал Штейнглиц. — Хотят устранить Канариса и напечатали в своих газетах, что он якобы участвует в заговоре против фюрера. Это провокационная работа их разведки. Но зато англичане им в отместку напечатали целую серию статей о нашем адмирале: призывают казнить его, как злодея, после войны.

— Дружеские услуги за прошлое и настоящее, — сказал Вайс таким непререкаемым тоном, что Штейнглиц вынужден был промолчать.

Боязливо оглянувшись по сторонам, он позволил себе заметить только:

— Однако ты стал слишком самоуверенным.

— Заразился от своего непосредственного начальства.

— Да, — задумчиво произнес Штейнглиц. — Нашему сухопутному адмиралу сейчас приходится туго. Но он еще покажет себя… — Прошептал еле слышно: — Лангебен проболтался ему, что союзники не верят в фюрера и ищут маленькую группу интеллигентных, трезвых и достойных доверия лиц, таких, как рейхсфюрер СС Гиммлер. — Добавил задумчиво: — Хотя, в сущности, из всех этих за океаном Даллес расположен к нам наиболее дружелюбно. Говорят, он заявил, что признает притязания германской промышленности на ведущую роль в Европе.

— Да, — согласился Вайс, — он не хочет, чтобы после войны Англия оказалась самой сильной в Европе державой.

— Значит, не так уж все плохо, — отозвался Штейнглиц. И вдруг нахмурился, лицо его стало жестким. — Так ты теперь занимаешься политической разведкой?

— Чтобы была полная ясность, — строго сказал Вайс, переходя на «вы», — я знал, что встречу вас здесь. Информирован о вашем задании. — Усмехнулся. — Мое не совпадает с вашим, вы человек Канариса, а не Гиммлера. Помня о наших прежних хороших отношениях, я считаю своим долгом предложить вам нейтралитет.

— Нейтралитет? — удивился Штейнглиц. — Скажите пожалуйста, как мило!

— Этого достаточно для того, чтобы наши люди случайно не ухлопали вас, — деловито заявил Вайс. — Пора абверовцам прекратить соваться туда, где они уже не котируются.

Лицо Штейнглица стало серым.

— Значит, Гиммлер не простил мне ту старую историю в Англии…

— Очевидно, — сказал Вайс, — Канарис, использовав свою дружбу с Гейдрихом, в свое время спас вас. Что же касается Гиммлера, то он не испытывает к адмиралу даже подобия симпатии.

— Да, — задумчиво согласился Штейнглиц, — и ему ничего не стоит меня прихлопнуть.

— А что, если вы окажете содействие его сотруднику и этот сотрудник не забудет упомянуть в своей информации о вашей услуге?

Штейнглиц, поколебавшись, медленно заговорил:

— Черчилль говорил Хесселю, что до совершения переворота он никаких обязательств на себя взять не может, но если переворот произойдет и новое правительство будет обладать достаточным авторитетом, то удобный выход найдется. Англичане помнят, какую услугу оказал им Канарис, когда они после Дюнкерка оказались в катастрофическом положении: он представил фюреру доклад, в котором неимоверно преувеличил обороноспособность Англии и соответственно преуменьшил силы русских. Они благодарны ему и будут отстаивать его кандидатуру в новом правительстве. Кроме того, адмирала поддержит и часть генералитета.

— Слушайте, — сказал Вайс нарочито раздраженным тоном. — Будет ли в новом правительстве Гиммлер, Геринг, Канарис или останется фюрер — это нас с вами не касается. И лучше нам в такие дела не соваться.

— Правильно, — согласился Штейнглиц. — Ну, а если суют?

— Раньше, когда вас посылали за границу, вы работали против определенной иностранной державы, и все было ясно.

— Это так, — кивнул Штейнглиц.

— А сейчас, — сказал Вайс, — если вы будете работать против Англии или США, вас пристрелят, и не кто-нибудь, а наши. Те, которые работают на американцев и англичан.

— Так что же ты предлагаешь? — удрученно спросил Штейнглиц.