Верная Рука - Карл Май

Когда я взглянул на кучу листвы в углу, заменявшую постель, а потом — в потемневшее от горестей лицо этой доброй женщины, с губ моих невольно сорвался вопрос:

— Вы голодны, сударыня?

Она залилась краской смущения. Затем слезы брызнули у нее из глаз, и она заговорила, прижимая руку к сердцу:

— О Боже, я бы ни на что не жаловалась, если хотя бы Йозеф ел досыта! Муж совсем забросил поле, и оно почти не дает урожая. Остается охота, но и от нее мы ничего не имеем, потому что Роллинс одержим идеей откопать свои призрачные сокровища.

Я поспешил во двор к лошадям, чтобы принести свой запас вяленого мяса. Уилл Солтерс последовал за мной и тоже отдал женщине свои припасы.

— О, господа, как вы добры! — воскликнула она. — Просто не верится, что янки могут быть такими.

— Что касается меня, сударыня, то я, к примеру, немец. И в жилах Солтерса есть немецкая кровь — его мать была австрийкой. Но мне до него по всем статьям далеко!

— Боже, а я родилась в Брюнне! — всплеснула руками женщина.

— Значит, и вы тоже немка! Так почему бы нам не пообщаться на родном языке?

— Конечно, конечно! Я здесь могу говорить с сыном по-немецки только украдкой — Роллинс не выносит этого.

— Жуткий тип! — сказал Солтерс. — Простите, не хотел вас обидеть, но у меня такое чувство, будто я раньше, много лет назад, уже встречался с ним, причем в обстоятельствах, отнюдь не делающих ему чести. Он очень похож на одного человека, который был известен только под индейским именем. Я, правда, не знаю, что оно означает. Как же его звали? Что-то вроде Индано или Инданшо…

— Инта-Нчо! — раздался голос в дверях.

Там стоял молодой индеец. Он, разумеется, не понимал немецкую речь, но успел расслышать имя. В глазах его вспыхнули огоньки. И когда я бросил в его сторону пристальный взгляд, он моментально исчез за дверью.

— Это имя взято из языка апачей, которого ты не понимаешь, — пояснил я своему товарищу. — И означает оно Дурной Глаз.

— Дурной Глаз? — переспросила женщина. — Эти слова мой муж произносит очень часто, когда бредит во сне или сидит в углу пьяный и бранится с несуществующими людьми. Он иногда пропадает на целую неделю. Тогда он проносит с собой из Форт-Доджа, что на Арканзасе, бренди, не могу себе представить, чем он только за него расплачивается. Потом он все пьет и пьет, пока не помутится разум, и заводит разговор про смерть и убийства, про золото и самородки, и про сокровища, которые закопаны где-то

недалеко отсюда. Мы в такие времена по целым дням не решаемся зайти в дом — боимся, что он нас убьет.

— Бедная женщина! И как вы только решились последовать за таким человеком в эту глушь?

— За ним? Да за ним я бы сюда ни за что не поехала! Я приехала в Америку с моим первым мужем я братом мужа. Мы купили землю, но были обмануты торговым агентом: купчая, которую нам выдали, оказалась фальшивой. Когда мы приехали на Запад, то увидели, что законный владелец уже несколько лет, как обустроился на этом участке. Деньги кончились, и нам не оставалось ничего другого, кроме как жить охотой. Мы при этом уходили все дальше и дальше на Запад. Муж собрался в Калифорнию, прослышав о тамошних золотых россыпях. Мы добрались до этих самых мест, а дальше идти не могли — я была больна и обессилена. Приходилось жить под открытым небом, но, к счастью, вскоре мы обнаружили этот заброшенный дом. Кому он принадлежал раньше, нам не известно, мы воспользовались тем, что послала нам судьба. Но мысль о Калифорнии не давала мужу покоя. Я с ним ехать не могла, а брат его — не хотел, тосковал по родине. Одному Богу известно, чего мне стоило решиться на то, чтобы отпустить мужа одного попытать счастья в золотой стране. При этом было решено, что брат мужа останется здесь со мной. Муж так и не вернулся. Спустя полгода после его отъезда Господь подарил мне Йозефа. Мальчик никогда не видел своего отца. Ему было три года, когда в одно прекрасное утро брат мужа ушел на охоту и не вернулся. А через несколько дней я нашла его лежащим на берегу реки с простреленной головой — наверное, его убил какой-нибудь индеец.

— С него был снят скальп?

— Нет.

— Значит, убийцей был белый. Но чем же вы жили дальше?

— У меня был небольшой запас кукурузы, которую мы выращивали недалеко от дома. А потом в этих местах появился мой нынешний муж. Он тогда собирался поохотиться и идти дальше своей дорогой, но все медлил, пока, наконец, не остался насовсем. Я была рада этому — без него я умерла бы с голоду с моим ребенком. Роллинс съездил в Додж-Сити и заявил властям о смерти моего мужа. Мне нужен был защитник, а моему сыну — отец. Роллинс стал и тем, и другим. Но однажды ему привиделся сон о каких-то сокровищах, которые якобы зарыты где-то здесь неподалеку. Странным образом сон этот повторялся так часто, что Роллинс не только твердо поверил в их существование, но со временем сам впал в настоящее безумие. Ночью он грезит золотом, а днем он его ищет.

— У той горы, где стоят старые платаны?

— Да. Но мне туда ходить не разрешается, и моему сыну — тоже. Я днями и ночами молю Бога о спасении!

— Думаю, Господь поможет вам, пусть даже эта помощь поначалу причинит вам боль. Я столько раз в жизни…

Он не договорил. Вошел Йозеф и попросил нас выйти во двор и посмотреть на небо. Удивленные подобной просьбой, мы тем не менее пошли за ним. Маленький Олень стоял во дворе и внимательно наблюдал за продолговатым облачком, висевшим прямо у нас над головой. Остальное же пространство неба было абсолютно чистым. Йозеф сказал нам, что индеец считает это облачко очень опасным. Надо заметить, что Маленький Олень довольно сносно говорил по-английски и потому легко общался с белым мальчиком. Уилл Солтерс только пожал плечами и сказал:

— Вот эта тучка представляет для нас опасность? Пфф!

Индеец повернулся к нему и произнес всего лишь одно слово:

— Ильчи!

— Что это означает? — спросил меня Уилл.

— Ветер, буря!

— Ерунда! Опасный ветер, ураган, возникает только в «дыре», то есть когда все небо затянуто черным покрывалом, и посреди него имеется небольшой круглый просвет. А здесь все наоборот: небо абсолютно чистое, за исключением этого сигарообразного облачка.

— Ре-эйкена-ильчи! — сказал индеец.

Теперь уже и я насторожился. Эти три слова означали «голодный ветер». Так апачи называют ураган. Я спросил молодого индейца, опасается ли он чего-нибудь подобного. Он ответил:

— Ре-эйкена-ак-ильчи!

Это означало «очень голодный ветер», или смерч. Но почему индеец пришел к подобному заключению? Лично я не усматривал в этом облачке ничего подозрительного, но вместе с тем знал, что дети дикой природы обладают необычайным чутьем в отношении определенных природных явлений.