Раздражающие успехи еретиков - Дэвид Вебер

в него, и ее глаза смягчились от воспоминаний. Это правда, что отсутствие заставляет видеть знакомые вещи свежими, новыми глазами, — подумала она, и наслаждалась видом холмов, крыш и деревьев. — За ними виднелся живой голубой мрамор бухты Черри, а воздух был прохладным, не совсем свежим, словно предупреждая ее о приближении чисхолмской осени. Без сомнения, после долгого пребывания в Чарисе ей показалось еще прохладнее, и она внутренне содрогнулась, глядя на листья, зависшие на грани сезонных изменений, и думая о приближающейся зиме. Если она думала, что Чарис сделал ее чувствительной к этой прохладе, зима действительно обещала быть ледяной! Но даже когда она подумала об этом, она поняла, что в идее зимы было что-то такое, что казалось почти утешительным, частью жизни, которую она всегда знала, и ее дрожь превратилась в улыбку, когда она подумала о том, как будет отличаться эта зима.

И насколько теплее будет твоя постель, ты имеешь в виду, — сказала она себе и усмехнулась.

— Ты не представляешь, как сильно я скучала по тому, как ты это делаешь, — произнес голос позади нее, и она обернулась с улыбкой. Ее мать улыбнулась в ответ, затем подошла и села за стол для совещаний. Барон Грин-Маунтин добрался туда раньше нее и выдвинул для нее стул, и она посмотрела на него через плечо, когда он придвинул его ближе к столу, как только она села.

— Спасибо, Марак, — сказала она.

— Не за что, ваше величество.

Он с улыбкой поклонился ей, и глаза Шарлиан сузились от внезапной мысли. Жена Грин-Маунтина, с которой он прожил более тридцати лет, умерла три года назад, и королева-мать Эйлана была вдовой почти тринадцать лет. Они знали друг друга буквально с детства и всегда были близки, даже до смерти короля Сейлиса. С тех пор они работали друг с другом — и с ней — как политические союзники, которые полностью полагались друг на друга, и императрица внезапно задалась вопросом, как ей удалось упустить другие способы, с помощью которых они неуклонно сближались. Интересно, если..?

Она поспешно отбросила эту мысль, главным образом потому, что это было не ее дело, пока они были достаточно сдержаны, чтобы их отношения не превратились в политическую проблему, но также и потому, что она так долго думала о них как о матери и дяде Мараке, что думать о них как-то иначе казалось неясным, каким-то неправильным.

— Как сильно ты скучала по тому, что я делала что, мама? — невинно спросила она теперь.

— Смеялась, — просто сказала королева-мать Эйлана. — Конечно, я еще больше скучала по твоему хихиканью.

Шарлиэн усмехнулась и покачала головой, затем решительно повернулась спиной к окну и заняла свое место за столом.

— Я тоже скучала по тебе, мама, и по тебе, Марак, — сказала она, выражение ее лица стало более серьезным.

— Это чувство взаимно, — сказал ей Грин-Маунтин, — и не только потому, что у нас есть такая стопка документов, ожидающих вас. Конечно, — настала его очередь многозначительно взглянуть в окно, — мы бы предпочли, чтобы вы уже давно вернулись домой.

— Я знаю, знаю! — сказала она с раскаянием. — Это было просто одно за другим, и мы с Кэйлебом оба подумали…

— Дорогая, мы все знаем, что вы с Кэйлебом подумали. Если уж на то пошло, мы согласились с тобой, — сказала Эйлана, протягивая тонкую руку, чтобы положить ее на предплечье дочери. — Не буду притворяться, что я не возмущалась решением, которое удерживало тебя там так долго… то есть пока не встретила Кэйлеба на его пути в Корисанду. — Она тепло улыбнулась дочери и закатила глаза. — Такой восхитительный молодой человек! С ним тебе удалось поймать неплохой улов, Шарли!

Если ее целью было послушать хихиканье дочери, то ей это превосходно удалось, и Шарлиэн покачала головой.

— Не могу не согласиться ни с чем из этого, мама, — сказала императрица. — С другой стороны, вы, возможно, захотите подумать о том факте, что за последние, о, полгода или около того, он нанес больше визитов в Черейт, чем он должен был сделать.

— Конечно, это так. Вот почему я знаю, что твое решение остаться в Теллесберге было государственным, основанным на холодном политическом расчете и твоем чувстве долга, моя дорогая. Учитывая, какой он… вкусный, это единственная возможная причина, по которой тебя не было здесь все это время!

— Рада, что ты ценишь те жертвы, на которые я была готова пойти.

— Мы, конечно, знаем, — сказала королева-мать гораздо более серьезно. — И тот факт, что мы, возможно, согласились с вашим решением, не означает, что мы не скучали по вам.

— Если бы только я могла быть в двух местах одновременно, — вздохнула Шарлиэн.

— Если бы вы могли, жизнь была бы намного проще, — согласился Грин-Маунтин. — Раз мы не можем, нам просто придется сделать все, что в наших силах, не так ли?

— И если я не упоминала об этом раньше, хочу, чтобы вы знали, как я благодарна, что у меня есть вы двое, чтобы помочь мне сделать это, — сказала Шарлиэн с полной искренностью.

— Полагаю, вы упоминали об этом раз или два, — сказал он.

— Возможно, даже чаще, — добавила королева-мать. — Конечно, я должна была бы проверить свой дневник, чтобы быть уверенной в этом.

— Хорошо. — Шарлиэн улыбнулась. — Моя мать воспитала меня в том, чтобы благодарить людей всякий раз, когда они оказывали мне маленькие услуги, например, управляли моим королевством в течение года, пока я отправилась покататься, чтобы выйти замуж.

Грин-Маунтин рассмеялся, но кожа вокруг глаз Эйланы напряглась.

— Меня беспокоила не предстоящая свадьба, дорогая. По крайней мере, после того, как мы встретились с Кэйлебом. — Она старалась, чтобы ее голос звучал непринужденно, но ей это не удалось, и настала очередь Шарлиэн успокаивающе коснуться ее руки.

— Мама, я не могу выразить словами, как мне жаль, — тихо сказала она.

— Не говори глупостей, — сказала Эйлана. Бодрость, которую она вложила