Имя мне — Легион - Роджер Желязны

— Привет, Леота. Пардон, мистер Как-вас-там.

Мур первобытный зарычал и замахнулся дубиной, но Мур цивилизованный послушно уступил дерзкому богу Круга самую недосягаемую красавицу в мире.

Леота улыбнулась, Юнгер тоже.

На всем пути до Сан-Франциско, в баре стратокрейсера в году двухтысячном от Рождества Христова (два-ноль-ноль-ноль), у Мура крутилось в голове: «Порвалась дней связующая нить…»[32]

Через два дня он принял решение.

Стоя на балконе, похожем на огромный мыльный пузырь, прилипший к стене одной из ста башен комплекса Хилтон-Фриско, он спросил себя: «Та ли это девушка, которую мне хотелось бы взять в жены?»

И ответил, рассеянно глядя на залив и на транспортные капилляры под носками своих туфель: «Да. Я знаю, меня ждет большое будущее. И я хочу, чтобы в этом будущем у меня была красавица жена. Леота».

Мур дал себе клятву вступить в Круг.

Он понимал, что замыслил подвиг. Чтобы попасть на Олимп, во-первых, требовались деньги. Много денег. Во-вторых, необходима известность. Но инженеров-электриков — талантливых, компетентных, даже вдохновенных — в мире более чем достаточно. Мур знал: добиться признания будет нелегко.

Он с головой ушел в работу и учебу. Бывало, по шестьдесят, а то и по восемьдесят часов в неделю он читал, конструировал, прослушивал записи лекций по предметам, которые прежде были ему не нужны.

В мае Мур получил приглашение на Бал и долго рассматривал прямоугольник настоящей атласной бумаги с настоящим тиснением. К тому времени он запатентовал девять изобретений, еще три «дозревали». Один патент он продал и теперь вел переговоры с фирмой «Аква май-нинг» насчет своей технологии очистки воды. «Если выдержу такой темп, — решил он, — у меня будут деньги».

А может, и известность. Теперь все целиком зависело от внедрения его технологии и от того, как он распорядится деньгами. Леота скрывалась в страницах формул, в листах эскизов; она сгорала, пока он спал, и спала, пока он сгорал.

В июне он решил отдохнуть.

«Ассистент начальника отдела Мур, — обратился он к своему отражению в зеркале парикмахерской (его похвальное рвение в Отделе герметической укупорки выходных отверстий аппаратуры высокого давления обеспечило ему значительное повышение в должности), — не мешало бы тебе получше знать французский и научиться танцевать как следует».

Однако отдых оказался не менее утомительным, чем работа. У него гудели мышцы, когда он летел через Трамплинный зал молодежной христианской ассоциации Сателлита-3; его движения обрели грацию, после того как он станцевал с сотней роботесс и десятками женщин; он прошел ускоренный, с применением наркотиков, курс обучения французскому по системе Берлица (на более скоростной «церебрально-электростимуляционный» метод он не решился, опасаясь пресловутого замедления рефлексов). И хотя он спал на взятой напрокат «говорящей кушетке», твердившей ему по ночам формулы расслабления, в канун Fete[33] Мур чувствовал себя так, как чувствовал себя после бурной ночи какой-нибудь придворный повеса эпохи Возрождения.

«Интересно, на сколько его хватит?» — думал Мур первобытный, поглядывая из своей пещеры на Мура цивилизованного.

За два дня до праздника он покрыл свое тело равномерным загаром и решил, что скажет Леоте:

«Я люблю тебя!»

«О черт! — спохватился он. — Только не это!»

«Скажи, ты могла бы ради меня выйти из Круга?»

«Хо-хо! — мысленно рассмеялся он. — Размечтался!»

«Если я вступлю в Круг, ты будешь со мной?»

«А что? Пожалуй, ничего лучше не придумаешь».

Третья встреча Леоты и Мура была совершенно не похожа на предыдущие. Никаких прощупываний — охотник готовился решительно шагнуть в заросли. «Вперед! — скомандовал себе Мур. — И не оглядываться!»

На ней было бледно-голубое платье с орхидеей на корсаже. Купол дворца с поющим зодиакальным крутом вращался, бросая на пол ведьмины огни, У Мура возникла неприятная иллюзия, будто цветок растет прямо из левой груди Леоты, этакий экзотический паразит. Он приревновал ее к орхидее — а ревность, он знал, не была свойственна повесам эпохи Ренессанса. И тем не менее…

— Добрый вечер. Как поживает ваш цветок?

— Еле дышит, — ответила она, потягивая зеленый напиток через соломинку, — но цепляется за жизнь.

— Со страстью, которую я вполне могу понять, — подхватил Мур, взяв девушку за руку. — Ответь мне, королева просопопеи[34], куда ты держишь путь?

На ее лице мелькнул интерес.

— А вы намного лучше говорите по-французски, Адам… Кадмон? — заметила она. — Я иду только вперед. А вы?

— Туда же.

— Увы, я сомневаюсь в этом.

— Сомневайтесь в чем хотите, но мы с вами теперь — параллельные потоки.

— Что это? Самомнение изобретателя, почившего на лаврах?

— Куда моим лаврам до лавров того, кто изобрел «холодный бункер».

Она окинула его пронизывающим взглядом.

— Что у вас на уме? Это серьезно?

— Если падшим душам суждено соединиться только в этом Аиде, то да, это серьезно. — Он кашлянул и спросил напрямик: — Можем мы остаться вдвоем хотя бы на время танца? Я не хочу, чтобы на нас пялился Юнгер.

— Хорошо.

Она поставила бокал на летающий поднос и проследовала за Муром под вращающийся зодиакальный круг. Тотчас лабиринт человеческих тел отгородил их от Юнгера. Мур усмехнулся:

— На некостюмированном балу все похожи друг на друга, как две капли воды.

Леота улыбнулась:

— Знаешь, а ты танцуешь гораздо лучше, чем в прошлый раз.

— Знаю. Скажи, как бы и мне получить ключик к вашему милому айсбергу? Пожалуй, это было бы занятно. Я понимаю, одних денег и происхождения недостаточно, чтобы попасть к вам. Я прочел все, что написано о Круге, но хотел бы получить практический совет.

Ее рука чуть дрогнула в его ладони.

— Ты знаешь Дуэнью?

— Понаслышке, — ответил Мур. — Говорят, это старая горгулья. Ее специально заморозили, чтобы отпугнуть Зверя, когда наступит час Армагеддона.

Леота не улыбнулась. Она снова превратилась в стрелу.

— Тут есть доля правды, — холодно подтвердила девушка. — Дуэнья не пускает в Круг звероподобных личностей.

Мур цивилизованный прикусил язык.

— И хотя многим она не нравится, — продолжала Леота, оживляясь, — мне она кажется забавной статуэткой китайского фарфора. Будь у меня дом, я бы поставила ее на каминную полку.

— А я слыхал, ей место в Викторианском зале галереи НАЛ[35], — возразил Мур.

— Она родилась в эпоху Виктории, — кивнула Леота. — Когда появился первый «холодный бункер», ей было за восемьдесят. Но я смело могу сказать, что с тех пор она ничуть не постарела.