Кетополис: Киты и броненосцы - Грэй Грин

– Кто там?

– Меня зовут отец Орви. Я к господину Питсу, – подсказал голос.

– Ага, – согласился Роберт. Примерился и грохнул ногой по двери в районе замка. Под хруст вырванной из косяка накладки Ирландец ввалился в прихожую.

Встать опрокинутая ударом барышня не успела. Роберт выронил саквояж, резко вздернул ее на ноги, прижал к себе, и, заткнув ладонью рот, поволок по комнатам.

Комнат было три, и Питса в них не было.

– Значит, так, – сказал Роберт спустя полчаса. – Девок я бить не люблю. Но еще больше я не люблю, когда они визжат. Ты меня поняла?

Привязанная к стулу дамочка быстро закивала.

– Сейчас я выну кляп, и мы с тобой мирно, без крика, поговорим. Хорошо?

Барышня промычала что-то невнятное и для надежности кивнула еще раз. Роберт ослабил узел и вынул полотенце из ее рта. Девушка сморгнула слезы и облизала пересохшие губы. Уткнулась взглядом в плисовую юбку.

– Тебя как звать? – Роберт ткнул мушкой ей в подбородок, слегка надавил вверх.

– Хлоя, – прошептала девушка.

– Вот что я тебе скажу, Хло, – Роберт поставил напротив стул и сел. – Пока я переворачивал верх дном ваше с Питсом гнездышко, ты держалась молодцом. И если ответишь на все мои вопросы, мы расстанемся друзьями. Ну а если нет, – он многозначительно качнул стволом влево.

Хлоя испуганно посмотрела на желтый саквояж, из которого недавно этот священник с замашками бандита доставал аккуратно нарезанные куски тонкого троса. Она, наверное, вспомнила, как что-то внутри саквояжа звякало металлом о металл: губы задрожали, по щекам снова покатились слезы. Хлоя тихонечко заскулила.

– Сволочь, – буркнул голос. – Ей, наверное, и шестнадцати нет!

– Заткнись, я на работе, – буркнул в ответ Ирландец.

Девушка тут же шмыгнула носом и закусила губу.

– Мне нужен Питс, – как можно дружелюбнее произнес Роберт.

– Его… его нет, – ответила Хлоя. Поняла, что сморозила глупость, и затараторила. – Отче, отче, его правда нет, с самого утра! Я живу у него всего пару месяцев, он все время куда-то уходит, приходит ночью, когда я уже сплю, или под утро. Он ничего не говорит мне, отче, я знать не знаю, чем он занимается. Он только иногда велит мне сходить на телеграф, отправить пневмопочту, позвонить куда-нибудь, сказать какой-нибудь бред, и все. Отпустите меня, отче, ради всего святого, я никогда, никогда и никому не скажу ничего о вас, о том, что вы приходили к Джеки, что привязали меня…

– Тише, тише, Хло, не мороси! – поморщился Роберт. – Давай-ка лучше напрягись и вспомни, о чем говорил Питс накануне, куда собирался. Может, случилось что недавно, а?

Хлоя замолчала, задумалась.

– Ну, я не знаю, святой отец… У Джеки недавно появился черный мобиль, плохонький, правда, без верха и стекол. Даже ветрового нет… А еще у него длинная царапина по правой стороне…

– Да, не густо, – вздохнул Роберт и взял со стола саквояж, поставил под ноги.

– Постойте, отче, постойте! Я вспомнила! Джеки говорил вчера, что собирается в Горелую Слободу. Спрашивал, не привезти ли мне каких-нибудь лент к празднику!

– Ну вот, видишь, – потрепал ее по щеке Роберт, – как мы мило поговорили. И вот еще что. Скажи, Хло, не видела ли ты у Питса коробочки навроде сигарной? Резная такая, с рыбами и цветами по бокам? – Девушка помотала головой. – Жаль, – вздохнул Роберт и вдруг спросил: – А крест? Есть у Питса крест, Хло? Большой крест в круге, серебряный, не видела?

– Ваша правда, святой отец! – обрадовалась девушка. – Джеки его даже в ванной не снимает, говорит, он приносит удачу!

– Удачу, – повторил Роберт. Медленно поднялся и вставил на место кляп. Проверил узлы, затянул потуже.

Когда он начал рыться в саквояже, Хло зарыдала. Когда выудил оттуда длинный узкий нож – начала выть.

– Послушай меня, Хло, – Ирландец навис над девушкой, – и хорошенько запомни. Если ты обманула меня, если донесешь на меня каракатицам, я обязательно тебя найду. Обязательно, – поиграл бликами на лезвии Роберт и с силой вогнал нож в столешницу. – Не сможешь выдернуть и перепилить веревки на ногах, – надел шляпу Роберт, – открой окно и кричи. Там, за углом, мерзнут наши доблестные морские пехотинцы. И вот еще что, – обернулся он уже в дверном проеме, – если Питс объявится, передай привет от Дикого Ирландца. Всего хорошего, Хло, – закончил Роберт и сунул в зубы сигару.

Если и было место в Кетополисе, которое Роберт не любил больше прочих, то это была Горелая Слобода. Не такая пропитанная тошнотворным запахом тлена, как Стаббовы пристани, не такая утопающая в грязи, как рабочие кварталы, – напротив, все еще усиленно цепляющаяся за былое торговое величие, прикрывающая традициями свои трупные пятна.

Эту торговку в засаленном капоре Роберт ненавидел всем сердцем, которого у него не было. Именно здесь случилась та кровавая перестрелка с сиамцами, после которой Роберт очнулся сначала в подземелье, а потом в одной из залитых помоями подворотен Горелой Слободы. Очнулся и понял, что в груди у него наступила тишина.

Два битых часа кружил Роберт по кварталам Слободы и порядком продрог. Стылый бриз гнал сырость и запах прелых водорослей с Мертвого порта, залезал под одежду. Ко всему желудок настойчиво требовал пищи, а голос в голове изрядно утомил вопросами о том, что будет, если найти Питса уже после захода солнца, или как Ирландец собирается нырять в бухте Нового порта ночью.

Попавшаяся по пути «Мальвазия» была как нельзя кстати.

– А еще очень кстати, – напомнил голос, – что десять лет назад твоя команда эллинговала этот ресторан. Думаешь, тебя здесь забыли, Бобби?

– Будет повод отобедать задарма, – хмыкнул Роберт, чувствуя, как его распирает изнутри шальной азарт. Полюбовался осыпающейся вывеской, поправил небольшую кобуру под широким рукавом сутаны и открыл дверь.

Роберта не признали. Ни обслуга, ни пара потрепанных модников, хлебающих суп за столиком в дальнем углу. Нельзя сказать, что это сильно огорчило Ирландца, но нерастраченный кураж и отвратное местное виски добавили хмари и в без того не солнечное настроение. Чтобы не совсем уж бездарно потратить время, Роберт заказал палтуса под сыром и провел свой поздний обед, нахально улыбаясь в ответ на удивленные взгляды.

Однако кураж так и не пришел.

– Что-то ты приуныл, – заметил голос, когда Роберт, не оставив чаевых и от души хлопнув дверью, вышел из «Мальвазии».

Небо затянуло низкими сизыми облаками. Если днем то и дело солнце пробивалось через прорехи, то теперь казалось, что облакам нет ни конца, ни края.

– Уныние – один из смертных грехов, – перешагнул через лужу Роберт. Когда-то добротная брусчатка с годами покрылась оспинами ям и теперь требовала пристального внимания.