Американская трагедия - Теодор Драйзер

— Стало быть, она была не больше чем в пятнадцати футах и от вас и от лодки? — тотчас подхватил Мейсон.

— Да, сэр, пожалуй. Как будто так.

— Значит, вы хотите сказать, что не могли проплыть это ничтожное расстояние и потом помочь ей продержаться на воде до тех пор, пока вам не удалось бы достигнуть лодки, находившейся всего на пятнадцать футов дальше?

— Но я уже говорил, я был отчасти ошеломлен, когда вынырнул, а она так сильно билась и кричала…

— Но ведь тут же была лодка — не дальше, чем в тридцати пяти футах, как вы сами сказали (что-то очень далеко ее отнесло за такое короткое время, должен заметить!). После этого вы сумели проплыть пятьсот футов до берега — и вы хотите сказать, что не могли доплыть до этой лодки и подтолкнуть ее к Роберте, чтобы она успела спастись? Ведь она билась, стараясь удержаться на поверхности, так?

— Да, сэр. Но я сперва был совсем ошарашен, — хмуро оправдывался Клайд, чувствуя на себе неотступные пристальные взгляды всех присяжных и зрителей, — и… и… (напряженная подозрительность и недоверие всего зала придавили его неимоверной тяжестью, и мужество едва не покинуло его; он путался и заикался) и, наверно, я недостаточно быстро соображал, что надо делать. К тому же я боялся, что если я подплыву к ней ближе…

— Да-да, знаю: нравственный и умственный трус, — ехидно усмехнулся Мейсон. — К тому же очень медленно соображаете, когда вам выгодно медлить, и очень быстро — когда вам выгодно действовать быстро. Так, что ли?

— Нет, сэр.

— Ладно, если не так, скажите-ка мне вот что, Грифитс: почему, когда вы через несколько минут выбрались из воды, у вас хватило присутствия духа задержаться и спрятать этот штатив, прежде чем уйти в лес, а когда надо было спасать мисс Олден, вы оказались так "ошарашены", что не могли и пальцем шевельнуть? Как это вы сразу стали таким спокойным и расчетливым, едва ступили на берег? Что вы на это скажете?"

— Ну… я… я ведь говорил… после я понял, что больше мне ничего не остается делать.

— Да, все мы это знаем. А вы не думаете, что после столь сильной паники, пережитой в воде, нужна была весьма трезвая голова, чтобы в подобную минуту задержаться ради такой предосторожности — прятать этот штатив? Как же это вы сумели так здраво подумать о штативе, а за несколько минут до того совсем не в силах были подумать о лодке?

— Но… ведь…

— Вы не желали, чтобы она осталась жива, несмотря на этот ваш выдуманный душевный переворот! Разве не так? — заорал Мейсон. — Это и есть мрачная, прискорбная истина. Она тонула, а вам только того и надо было, и вы попросту дали ей утонуть! Разве не так?

Его трясло, когда он выкрикивал все это. А Клайд глядел на лодку, и ему со страшной, потрясающей ясностью представились глаза Роберты и ее предсмертные крики… Он отшатнулся и съежился в кресле: в своем толковании Мейсон был слишком близок к тому, что произошло на самом деле, и это ужаснуло Клайда. Ведь ни разу, даже Джефсону и Белнепу, он не признавался, что, когда Роберта оказалась в воде, он не захотел ее спасти. Неизменно скрывая истину, он утверждал, будто хотел ее спасти, но все случилось так быстро, а он был так ошеломлен и так испуган ее криками и отчаянной борьбой за жизнь, что не в силах был что-либо предпринять, прежде чем она пошла ко дну.

— Я… я хотел ее спасти, — пробормотал он; лицо его посерело, — но… но… как я сказал, я был оглушен… и… и…

— Вы же знаете, что все это ложь! — крикнул Мейсон, надвигаясь на Клайда; он поднял свои сильные руки, обезображенное лицо его пылало гневом, словно уродливая маска мстительной Немезиды или фурии. — Знаете, что умышленно, с хладнокровным коварством позволили этой несчастной, измученной девушке умереть, хотя могли бы спасти ее так же легко, как легко могли проплыть пятьдесят из тех пятисот футов, которые вы проплыли ради собственного спасения! Так или нет?

Теперь Мейсон был убежден, что точно знает, каким образом Клайд убил Роберту, — что-то в лице и поведении Клайда убедило его в этом, — и он решил непременно вырвать у обвиняемого это признание. Впрочем, Белнеп уже вскочил на ноги, заявляя протест: присяжных недопустимым образом восстанавливают против его подзащитного, а потому он вправе требовать — и требует — отменить весь этот судебный процесс как неправильный и недействительный, — заявление, которое Оберуолцер решительно отклонил. Все же Клайд успел возразить Мейсону, хотя и крайне слабым и жалким тоном:

— Нет, нет! Я этого не делал! Я хотел спасти ее, но не мог!

Но все в Клайде (и это заметил каждый присяжный) выдавало человека, который и в самом деле лжет, и в самом деле — умом и сердцем трус, каким его упорно изображал Белнеп, и, что хуже всего, — в самом деле виновен в смерти Роберты. В конце концов, спрашивал себя каждый присяжный, слушая Клайда, почему же он не мог ее спасти, если у него хватило сил потом доплыть до берега? Или, во всяком случае, почему он не поплыл к лодке и не помог Роберте за нее ухватиться?

— Она весила всего сто фунтов, так? — в лихорадочном возбуждении продолжал Мейсон.

— Пожалуй, да.

— А вы? Сколько вы весили в то время?

— Сто сорок или около того, — ответил Клайд.

— И мужчина, который весит сто сорок фунтов, — язвительно произнес Мейсон, обращаясь к присяжным, — боится приблизиться к слабой, больной, маленькой и легонькой девушке, когда она тонет, из страха, как бы она не уцепилась за него и не затащила под воду! Да еще когда в пятнадцати или двадцати футах от него — прекрасная лодка, достаточно крепкая, чтобы выдержать трех или четырех человек! Что это, по-вашему?

И, чтобы подчеркнуть сказанное и дать ему глубже проникнуть в сознание слушателей, Мейсон умолк, вытащил из кармана большой белый платок и вытер шею, лицо и руки, совершенно мокрые от душевного и физического напряжения. Потом обернулся к Бэртону Бэрлею:

— Можете распорядиться, чтобы лодку убрали отсюда, Бэртон. Во всяком случае, пока она нам больше не нужна.

И четверо помощников сейчас же унесли лодку.

Тогда, вновь овладев собой, Мейсон опять обратился к Клайду.

— Грифитс, — начал он, — вам, конечно, хорошо известно, какого цвета были волосы Роберты Олден и каковы они были на ощупь, — так? Ведь вы были достаточно близки с нею, чтобы это знать?

— Я знаю, какого они цвета… мне кажется, знаю, — вздрогнув, ответил Клайд.

Казалось, и постороннему взгляду был заметен охвативший его при этом озноб.

— И каковы они на ощупь, тоже знаете, да? — настаивал Мейсон. — В дни вашей большой любви к ней, до появления мисс X, вы, должно быть, нередко дотрагивались до них?

— Не знаю, не уверен, — ответил Клайд, перехватив взгляд Джефсона.

— Ну, а приблизительно? Должны же вы знать, были они грубые, жесткие или тонкие, шелковистые. Это вы знаете, верно?

— Да, они были шелковистые.

— Так вот, у меня есть прядь ее волос, — заявил Мейсон больше для того, чтобы измотать Клайда, поиграть на его нервах. Он взял со стола конверт и извлек из него длинную прядь светло-каштановых волос. — Похоже это на ее волосы?

И он протянул их Клайду. Потрясенный и испуганный, Клайд отшатнулся, словно от чего-то нечистого или опасного, но уже в следующее мгновение постарался овладеть собой, и все это не ускользнуло от зорких глаз присяжных.

— Полно, не пугайтесь, — язвительно успокоил его Мейсон. — Ведь это всего лишь локон вашей покойной возлюбленной.

Потрясенный этим пояснением, ощущая на себе любопытные взгляды присяжных, Клайд протянул руку и взял волосы.

— По виду и на ощупь похоже на ее волосы, верно? — настаивал Мейсон.

— Да, как будто похоже, — нетвердым голосом ответил Клайд.

— А теперь вот что… — Мейсон шагнул к столу и тотчас вернулся к Клайду, протягивая ему фотографический аппарат: между крышкой и объективом аппарата запутались сунутые туда в свое время Бэрлеем два волоска Роберты. — Держите-ка. Это ваш аппарат, хоть вы и клялись в обратном. Взгляните на эти два волоска. Видите? — Он так сунул аппарат в лицо Клайду, словно хотел его ударить. — Они зацепились здесь, надо думать, в ту минуту, когда вы ударили ее — ударили так легко, что разбили ей лицо. Так вот, не можете ли вы сказать присяжным, ее это волосы или нет?

— Я не знаю, — еле слышно выговорил Клайд.

— Что такое? Говорите громче. Не будьте таким нравственным и умственным трусом! Ее это волосы или нет?

— Не знаю, — повторил Клайд, но при этом даже не взглянул на них.

— Посмотрите на них, посмотрите! Сравните с этой прядью. Нам известно, что это прядь волос мисс Олден. А вам известно, что и волосы в аппарате тоже ее, так? Можете не брезговать ими. Пока она была жива, вы достаточно часто их касались. Теперь она мертва. Они вас не укусят. Что же, эти два волоска отличаются чем-нибудь от этой пряди — заведомо ее пряди — на ощупь, по цвету, по всему или ничем не отличаются? Смотрите! Отвечайте! Одни и те же это волосы или нет?