Сказка - Стивен Кинг

– Когда ты уходишь? – спросила Эрис.

– Дора говорит, если завтра я смогу дойти до городских ворот и обратно без обморока, то послезавтра.

– Так скоро? – спросила Джайя. – Как жаль! Знаешь, по вечерам устраиваются веселья, когда дневная работа окончена.

– Думаю, тебе придётся повеселиться от души за нас обоих, – сказал я.

Тем вечером Эрис вернулась. Она была одна, волосы распущены, вместо рабочей одежды – красивое платье, и она не стала тратить времени попусту. Или слов.

– Ты ляжешь со мной, Чарли?

Я сказал, что был бы счастлив лечь с ней, если она простит мне любую неуклюжесть, из-за того, что я до сих пор не имел такого удовольствия в своей жизни.

– Прелестно, – сказала она, и начала расстёгивать платье. – Сможешь потом использовать то, чему я тебя научу.

Касаемо того, что последовало дальше… если это был секс в благодарность, я не хотел об этом знать. А если это был секс из милосердия, всё, что я могу сказать, это «ура милосердию».

6

У меня было ещё два посетителя, прежде чем я покинул Лилимар. Клаудия вошла, ведя под руку Вуди в чёрном пальто из альпаки. Шрамы на месте глаз Вуди уменьшились и разошлись, но в щёлках была видна только белизна.

– МЫ ПРИШЛИ ПОЖЕЛАТЬ ТЕБЕ ВСЕГО НАИЛУЧШЕГО! – выпалила Клаудия. Она стояла близко к левому уху Вуди, и тот отстранился, слегка поморщившись. – МЫ НИКОГДА НЕ СМОЖЕМ ОТБЛАГОДАРИТЬ ТЕБЯ, КАК СЛЕДУЕТ, ШАРЛИ. ТЕБЕ ПОСТАВЯТ ПАМЯТНИК ВОЗЛЕ БАССЕЙНА ЭЛЬЗЫ. Я ВИДЕЛА ЭСКИЗЫ, И ОНИ ДОВОЛЬНО…

– Эльза мертва, с копьём в кишках. – Я не понимал, что злюсь на них, пока не услышал свой голос. – Погибло много людей. Тысячи, десятки тысяч, насколько я знаю. Пока вы оба сидели на своих задницах. Лию я могу понять. Она была ослеплена любовью. Она не могла поверить, что её брат был тем, кто сотворил всё это… это дерьмо. Но вы двое верили, вы знали, и продолжали сидеть на задницах.

Они ничего не ответили. Клаудия не смотрела на меня, а Вуди не мог.

– Вы были членами королевской семьи, единственными, кто остался, кроме Лии. По крайней мере, единственными, в ком жила надежда. За вами бы последовали.

– Нет, – сказал Вуди. – Ты ошибаешься, Чарли. Только Лия могла сплотить людей. Твой приход заставил её сделать то, что должна делать королева, – возглавлять.

– Ты когда-нибудь ходил к ней? Говорил ей, в чём заключается её долг, независимо от того, насколько это болезненно? Вы были старше, предположительно мудрее, и вы никогда не давали ей наставлений?

Снова тишина. Они были цельными людьми, и, следовательно, не были прокляты серостью, но они страдали от своих собственных недугов. Я мог понять, как это ослабило их, и вселило в них страх. Но я всё равно был зол.

– Она нуждалась в вас!

Клаудия потянулась и взяла меня за руки. Я чуть не вырвал их, но не стал этого делать. Тихим голосом, который она сама, вероятно, не слышала, она сказала:

– Нет, Шарли, ты был тем, в ком она нуждалась. Ты был обещанным принцем, и теперь обещание выполнено. То, что ты говоришь, – правда. Мы были слабы, мы потеряли мужество. Но, прошу тебя, не покидай нас в гневе. Пожалуйста.

Знал ли я до этого, что человек может выбрать не злиться? Сомневаюсь в этом. Но я знал, что тоже не хотел уходить таким образом.

– Хорошо. – Я говорил достаточно громко, чтобы она расслышала. – Но только потому, что я потерял твой трёхколёсник.

Она откинулась назад с улыбкой. Радар уткнулась носом в ботинок Вуди. Он наклонился, чтобы погладить её.

– Мы никогда не сможем отплатить тебе за храбрость, Чарли, но если у нас есть что-то, чего ты хочешь, оно твоё.

Ну, у меня был дверной молоток, который по ощущениям весил около четырёх фунтов, и если цена на золото была примерно такой же, как когда я уходил из Сентри, он стоил около 84000 долларов. Если добавить к этому гранулы в ведре, то я был неплохо упакован. Жизнь на широкую ногу, как говорится. Но была одна вещь, которая мне бы пригодилась.

– Что насчёт кувалды?

Не совсем то, что я сказал, но они уловили суть.

7

Я никогда не забуду ту ужасную крылатую тварь, которая пыталась вылезти из Тёмного Колодца. Это плохое воспоминание. Хорошим, чтобы уравновесить его, был отъезд из Лилимара на следующий день. Нет, «хорошее» – это недостаточно хорошо. Это прекрасное воспоминание, из тех, которые достаёшь, когда ни у кого нет для тебя доброго слова, и жизнь кажется такой же безвкусной, как ломтик чёрствого хлеба. Было прекрасно не потому, что я уходил (хотя я был бы откровенным лжецом, не сказав, с каким нетерпением жаждал встречи с отцом); это было прекрасно, потому что мне устроили проводы достойные… я хотел сказать, достойные короля, но, полагаю, «достойные уходящего принца», который возвращался обратно к жизни парня из пригорода Иллинойса.

Я ехал в повозке, запряжённой парой белых мулов. Дора, с красным платком на голове и в изящных парусиновых туфлях, держала поводья. Радар сидела позади нас, навострив уши и медленно покачивая хвостом взад-вперёд. По обе стороны Галлиенской дороги стояли серые люди. Когда мы приблизились, они опустились на колени, приложив ладони ко лбу, затем встали, ликуя, пока мы проезжали мимо. Рядом с нами семенили мои оставшиеся в живых товарищи по Глубокой Малин; Эрис катила дока Фрида в его инвалидном кресле с золотыми спицами. Один раз она взглянула на меня и подмигнула. Я тотчас ответил ей тем же. Над нами пролетело облако бабочек-монархов, настолько густое, что оно затмило небо. Несколько приземлилось мне на плечи, медленно расправляя крылья, и одна села на голову Радар.

У открытых ворот стояла Лия, одетая в платье такого же сочного синего цвета, какими стали шпили, с короной Галлиенов на голове. То, как она расставила ноги, напомнило мне, как она стояла на каменных ступенях над Тёмным Колодцем с обнажённым мечом. Решительная.

Дора остановила мулов. Толпа, следовавшая за нами, стихла. В руках Лия держала венок из кроваво-красных маков, единственных цветов, которые продолжали расти в годы серости, и я не был удивлён – как, думаю, и вы – узнав,