Девочка и пёс - Донтфа Евгений Викторович

Минлу, испытывавшая в данный момент к лоя несколько смешанные чувства, очень захотелось сказать какую-нибудь колкость. Но она лишь сдержанно произнесла:

– Понимает.

Молодой человек подъехал к Сейвастену и концом клинка сбросил конусовидную шапку Талгаро с головы за спину. Лоя сидел неподвижно, глядя вниз перед собой. Судья бесцеремонно разглядывал его.

– По узорам на твоей ленте покаяния я так понимаю ты… как вы это называете?… «плохо говорящий» или "плохо поющий", то есть богохульник, сквернослов или может быть клеветник. Так что наверно это хорошо, что ты молчишь. Или может быть на тебя наложили обет молчания? Хотя нет, у вас ведь такого нет. И кажется даже наоборот, ты обязан рассказывать все своим встреченным в покаянном путешествии соплеменникам в чем твое преступление и просить прощение за него. Так?

Минлу обернулась и с любопытством следила за разговором. Она ощутила что-то сродни уважения к судье, сама она понятия не имела что могут означать узоры на одежде лоя. Взглянув же на Талгаро, на его столь бледное худое лицо с аккуратным носом, тонкими губами и громадными словно разноцветными глазами, она вдруг поймала себя на мысли, что это лицо кажется ей красивым и одухотворенным. Это позабавило её. Никогда раньше она не думала о своем маленьком спутнике подобным образом. Точно также как не задумывалась о том в чем именно состояло его преступление, за которое его изгнали из родного племени.

Талгаро, полный сдержанного достоинства и возможно некоторой толики отстраненной надменности, негромко ответил:

– Ваши знания традиций моего народа весьма впечатляют, господин судья. Да, действительно я должен держать «слово обличения» перед каждой трибой моего народа, которое пожелает его слышать.

– То есть лоя уже признали тебя преступником. Возможно теперь пришел черед Омо. Откуда у тебя конь, принадлежащий Судебной палате?

– Я нашел его одиноко бродящим по лугу на северном берегу Алмазного озера. Он был под седлом и в узде, однако никого из людей поблизости не было и в течении суток так никто и не появился. Возможно он сбросил своего седока или тот выпал сам, ослабнув из-за болезни или раны. Или может быть какие-то лиходеи выбили его из седла, а конь ускакал. Мне не известно. Но я думаю это вполне естественно что я забрал его, не позволив ему сгинуть в диких чащах, в зубах какого-нибудь ужасного хищника.

– Но разве ты не заметил клейма? Или нет, вы ведь вроде умеете разговаривать с лошадьми, по крайней мере, так утверждают сами лоя. Ну так разве конь не рассказал тебе о себе, откуда он и что случилось с его хозяином? – В голосе молодого человека звучала неприкрытая насмешка и он как бы со значением покачивал мечом мастера Юн Фая.

– Ну что вы, господин судья, это всего лишь суеверия, распространяемые темными и невежественными представителями моего народа, – спокойно сказал Талгаро. – Лошади всего лишь животные, как мы можем с ними разговаривать? Тем не менее, я конечно же заметил клеймо вашей славной организации и это лишь подстегнуло моё желание увести коня с собой, чтобы при первом же удобном случае передать его представителям Судебной Палаты. Направляясь на восток в своем покаянном путешествии, я намерен был заехать в Акануран, обуреваемый страстным стремлением как можно скорее возвратить Палате её имущество. Однако счастливый случай свел меня с вами, господин судья. И значит я могу исполнить мой долг прямо сейчас.

Прихватив свою сумку, лоя проворно спустился на землю.

Навир холодно следил за ним. Всем было очевидно, что лоя в какой-то мере потешается над судьей, выражая острое желание услужить Палате. Однако молодой человек судя по всему не собирался применять какие-то репрессии по этому поводу. Он сделал знак гвардейцу взять Сейвастена, после чего принялся разворачивать своего горячего жеребца, намереваясь видимо продолжить свой путь и считая беседу с кирмианкой и лоя законченной.

Минлу несколько секунд колебалась, всё еще продолжая надеяться, что судья вот-вот обратиться к ней, но видя, что чиновник собирается уезжать, превозмогая страх, заставила себя броситься ему наперерез. Она схватила поводья его жеребца и чуть ли не повисла на них, останавливая могучее животное. В тот же момент несколько гвардейцев, подстегнув своих коней, устремились к ней. Их первейшей задачей была защита судьи, а непонятные дерзкие действия кирмианки вполне могли таить в себе угрозу.

– Прошу прощения, господин навир… прошу прощения! – Задыхаясь произнесла девушка. Как и все в Агроне, наслышанная о жестокости и бескомпромиссности судебных гвардейцев, которые, если верить слухам, без всяких колебаний и предупреждений зарубали всякого, кто осмеливался хотя бы просто приближаться к судьям с неясными намерениями, она буквально дрожала всем телом, ожидая неминуемых ударов саблями или, если повезет, плетьми.

– Прошу прощения, – повторила она, словно эти два слова были заклинанием способным остановить возможную физическую расправу. – Вы забыли вернуть мне меч.

Она смотрела в темные глаза судьи, пытаясь найти в них хоть каплю человечности, надеясь увидеть в них нормального разумного сородича или даже толику скрытой улыбки, которая подскажет ей, что мужчина просто шутит и вовсе не намерен уезжать прочь, оставив себе её клинок. Но вместо этого она увидела какой-то странный равнодушный оценивающий взгляд, словно судья размышлял о том стоит ли её изрубить саблями, забить плетьми или просто отшвырнуть ударом ноги и продолжить свой путь. Как будто она досадливое назойливое насекомое, от которого либо следует отмахнуться, попробовав отогнать от себя, либо просто раздавить ладонью, при этом рискуя оставить отвратительное пятно на одежде или стене.

Минлу, потеряв всякую уверенность в себе, забыв о том что рядом с ней волшебный пес и уж тем более не вспоминая о своих, теперь представлявшихся ей абсолютно мнимыми, женских чарах, покорно ожидала решения судьи, с замиранием сердца думая о том что же она будет делать, если сейчас её просто оттолкнут и навсегда лишат любимого оружия.

– Сколько человек ты убила этим мечом? – Резко спросил молодой человек.

– Ни одного, – без всяких колебаний ответила девушка, преданно заглядывая в глаза судьи. «Ая-яй-яй», подумалось ей, «наверно это скверная мысль, но хорошо что не все люди такие как Элен. Иначе этот мир просто бы развалился на части».

Судья еще пару секунд смотрел на неё, затем развернул меч и протянул его хозяйке, рукоятью вперед. Минлу взяла свой клинок, слегка кивнула в знак благодарности и отступила в сторону. Навир тут же пустил коня вскачь, увлекая за собой весь отряд. Но пожилой лейтенант успел напоследок улыбнуться девушке и прикоснуться к своей шляпе в знак прощального салюта.

Минлу долго смотрела им вслед, затем повернулась к лоя. Ей многое хотелось высказать ему. Она искренне считала его виноватым в том, что он не заметил клейма Судебной Палаты, которое они могли бы замазать или как-то прикрыть, если бы вовремя узнали о нём. Великий лошадник, проницательный мистик, беседующий с ветрами и животными, шестидесятилетний мудрец, насмехавшийся над глупыми нелогичными женщинами, на деле оказался… Минлу так и подмывало сказать что-нибудь по-настоящему обидное. Но глядя в глаза Талгаро, она поняла что раздражение уже улеглось. Всякий может ошибиться. И хотя конечно этот маленький вздорный человечек иногда был ужасно невыносим, девушка снова припомнила как он надменно отзывался об умственных способностях женщин, но наверно нужно делать скидку на то что он уже старенький и к тому же изгнан своим народом. Бродит неприкаянный по земле с вечным «лицом страдальца», как заметил судья. Наверно нужно быть снисходительной, подумалось ей. Мысль о том что она снисходительна к лоя внесло в её душу окончательное успокоение. Девушка вложила меч в ножны.

– Ну что, не получилось? – Насмешливо спросил Талгаро.

Минлу окаменела от его нахального тона. По её глубокому убеждению, уж кому-кому, а лоя следовало сейчас вести себя тише воды ниже травы.