Вечный зов (Том 2) - Анатолий Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ой! - воскликнула Лена, останавливаясь.
Все были обуты в сапоги, в руках у каждого палка. Андрей шевельнул своей палкой засохшую змеиную шкуру.
- Мразь какая, а тоже что-то хотела... Напиться, что ли, она хотела из речки?
- Не знаю. Змеи, по-моему, не пьют, - ответил Дмитрий, - но влага зачем-то им нужна. Я видел, как однажды змея выползла отсюда, сползла к речке, поплавала немного, снова выползла вот на эту плоскую плиту. День был жаркий, камень горячий, змея до вечера лежала тут, грелась и смотрела на меня...
- На вас?
- Да, Лена. Я вот на том камне сидел, а она на этом, - показал Дмитрий палкой. - И мне казалось, что она все время пристально смотрит на меня. Потом она медленно уползла в ущелье...
- Я... боюсь туда, - проговорила девушка, зябко пожав плечами.
- Да, пожалуй, и не надо, не к чему, - сказала жена Андрея. - Наташенька, не надо туда.
Наташа кивнула, соглашаясь. Но Лена тут же добавила:
- Боюсь, но пойду. Бабушка мне говорила, что дядя моего отца, Антон Силантьевич Савельев, здесь укрывался от жандармов, когда с каторги бежал... И мне интересно.
- Здесь? - повернулась к Андрею жена.
- Да, - ответил он.
- Тогда посмотрим все-таки. Осторожненько.
- Давайте, - чуть улыбнулся Дмитрий. - Я тут бывал, поэтому буду проводником. Идите за мной и слушайтесь меня.
Внимательно глядя под ноги, он двинулся между скал, за ним остальные. Через несколько шагов открылся весь распадок, щедро залитый солнцем, буйно заросший никогда и никем не тревоженной растительностью. Высокие, в рост человека почти, травы, с сочной листвой деревья - боярышник, калина, черемуха... Сразу справа начинались заросли малины, огромные красные ягоды аж пригибали ветви.
- Ой! Давайте попробуем! - невольно воскликнула Лена.
- Не сметь! - вскрикнул немедленно Дмитрий. - Станьте все вот здесь, возле меня.
Когда все подошли к нему, он сказал:
- Где-то здесь и укрывался дядя Антон. Где - я не знаю.
Некоторое время все оглядывали ущелье, по виду ничем не отличавшееся от других подобных горных распадков, разве лишь травы да деревья погуще.
- И все-таки здесь теперь, может, не так уж много гадюк? - проговорила Лена.
- Да? Ну, тогда смотри... - сказал Дмитрий. - Никому с места не сходить!
Он, обходя кусты, двинулся в сторону малинника, внимательно, как и прежде, глядя под ноги. Буквально через несколько шагов взмахнул палкой, раза три-четыре ударил по земле, раздавил что-то каблуком. Затем поддел палкой длинную, еще извивающуюся плеть.
- Вот... Сейчас еще...
- Дмитрий, хватит! - воскликнул Андрей.
Закричали и другие, требуя вернуться. Дмитрий долго просить себя не заставил.
- Тут их, тварей этих, на каждом шагу... Клубками вьются. Давайте обратно. И след в след за мной как раньше.
Когда вышли из ущелья на дорогу, Наташа облегченно вздохнула:
- Уф! Я слышала, но все-таки не верила, что такое бывает на земле...
* * * *
В доме Анны было тесно и весело от голосов, от говора и смеха, и она, вернувшаяся из Норвегии молчаливой и подавленной, потихоньку отходила, улыбка все чаще трогала ее иссохшие давно губы.
Еще в поезде Ленинград - Новосибирск Андрей, стоя в коридоре, сказал брату:
- Наверное, зря я всполошил всех на эту поездку. Что мы узнали? Ничего. И неизвестно, кто лежит под тем камнем. Маме все это, видишь, очень тяжело.
- Да, ей не легко, - кивнул, глядя в окно, Дмитрий. - И неизвестно...
- Слишком уж разительна перемена в поведении этого "русского Савелия" после того, как он оказался в норвежской партизанской группе, - проговорил Андрей. - Разве он похож на того, который организовал побег военнопленных с немецкой баржи? Тот, я поверил было, наш Семка... Тот, оказавшись у партизан, встряхнул бы их от спячки в своих горах, наладил бы связь с другими группами, они начали бы активные действия. А этот диверсант-одиночка какой-то. Но больше сидел, молчал...
- Да, это конечно, - произнес Дмитрий раздумчиво. - Но это, такая перемена в нем, могло быть и следствием ранения. И мало ли еще почему... И я, знаешь, думаю, что это все-таки наш Семен. И Наташа верит, и мать.
- Да?
- Я в Ленинграде еще слышал, как мама и Наташа, обнявшись, плакали в твоей квартире. "Это он, он, Семушка наш с тобой!" - говорила ей мать.
- А она?
- "Конечно... - говорит. - Я так рада, что хоть его следы отыскались..."
- Ну что ж, если так, то... очень хорошо, - сказал Андрей.
Анна отходила, становилась прежней, а дни летели, как птицы, скоро Андрею с женой надо было уезжать.
- Как мне хорошо, детки, с вами, - сказала она однажды утром, накануне их отъезда, обняв Раису и Наташу. - Сейчас и я, как Димушка, тоже будто слышу, как соловьи росу клюют.
- Как... росу клюют? - спросил Андрей, удивленный.
- Стихотворение у него про это есть.
- Почитай.
- После. Вечером, может быть, на прощанье. А теперь идемте, солнце высоко поднялось.
В этот день в Михайловку по заготовительным делам для орсовской столовой Шантарского завода приехал Петр Викентьевич Зубов, с утра обговорил эти свои дела с Кружилиным, и теперь он зашел поздороваться с Анной и с Наташей.
- Куда это молодежь собирается? - спросил он, улыбаясь.
Вопрос этот вызвал небольшую заминку. Потом Дмитрий прямо сказал:
- Мы хотим сходить еще раз к Звенигоре, к той зеленой котловине, куда партизан загнали каратели под командованием вашего отца.
- Вот как!
- Да. Поликарп Матвеевич обещал нам показать то место, где партизаны спустились на веревках со скал, напали на сторожевой отряд карателей, перебили их и вывели партизан из каменного мешка.
- Понятно, - усмехнулся Зубов. - То-то Кружилин, старый хитрец, быстренько выпроводил меня сейчас из конторы. Тороплюсь, говорит. А меня с собой возьмете?
- Да что же... Если вам интересно.
Через час они были у края пропасти, за которой начиналась совсем теперь порушившаяся горная тропа, ведущая в зеленую котловину.
У края пропасти стоял, опираясь на костыль, Кружилин, а неподалеку его ходок. Он чуть виновато взглянул на подошедшего со всеми Зубова, начал рассказывать:
- Вот тут мы и перебрались через пропасть. Сюда нас старый Силантий привел, ваш дед, - повернулся он к Андрею и Дмитрию. - За это и был повешен...
Андрей и Дмитрий это знали, и другие тоже. Но все поглядели на Зубова, а тот, прищурив глаза и перекатывая желваки на скулах, смотрел куда-то через пропасть.
- Сейчас по этой тропе уже никому туда не пройти, - видите, каменные карнизы и уступы во многих местах разрушились, обвалились. А тогда мы прошли. Несколько лошадей только в пропасть сорвалось... Это место, где мы стоим, все кровью залито. Правда, белогвардейской, тут нас полуэскадрон карателей сторожил, а потом, когда по скалам спустились, мы напали на них, всех перебили. Но ведь это все равно была человеческая кровь.
Все посмотрели себе под ноги, на каменную осыпь. Камни как камни, темно-серые, разной величины, нагретые солнцем. И Кружилин, старый и седой, был старик как старик. Трудно было предположить и представить, что он когда-то держал в руках ружье или шашку, в кого-то стрелял и рубил безжалостно шашкой, что здесь, в этом глухом и тихом месте, умирали люди, на эти горячие камни лилась красная человеческая кровь. Лена так и сказала:
- Не могу я этого представить... Этого не было.
- Это было, дочка, - сказал Кружилин. - Ну, пойдемте, покажу, где мы на веревках партизан спустили.
Через несколько минут они все стояли у голых отвесных скал и, задрав головы, оглядывали их.
- Ужасно, такая высотища! - опять проговорила Лена, самая молодая и самая эмоциональная из всех.
- Был у нас такой разведчик - Яков Алейников, - проговорил Кружилин. - Он этой высоты не испугался. Мы его первым спустили сверху однажды ночью.
- Человек никогда не должен бояться высоты - ни ночью, ни днем, - произнес вдруг угрюмо Дмитрий.
* * * *
От Звенигоры Кружилин и Зубов ехали вместе. Остальные пошли искупаться на прощанье в Громотухе, а они сели и поехали молча, и лишь минут через десять Кружилин сказал:
- Утром я не пригласил тебя сюда. Я помню, там, на Огневских ключах, тебе было не очень легко и приятно. И я подумал...
- Да, ты меня пожалел, я понимаю, - проговорил Зубов. - Но видите ли, Поликарп Матвеевич... Я вам отвечу стихами. Не Дмитрия Савельева. Недавно мне попались на глаза стихи армянского поэта Ованеса Туманяна. Вот эти:
В сей мир, где тьмы людей перебывало,
Приходит вновь и вновь людей немало,
Чтоб опытом столетий пренебречь
И путь неверный начинать сначала.
Проговорив это, Зубов немного помолчал и сказал с горечью:
- Я один из таких людей... Был одним из таких. Но это, к счастью, уже в прошлом. Как здоровье, Поликарп Матвеевич?
- Какое теперь здоровье! - грустно промолвил Кружилин, кивнул на лежащий в ходке костыль. - С подпоркой хожу вот давно. Весной попросил от работы меня освободить. Тяжело стало. Сын нынче институт окончил, женился наконец в городе. Агрономом он теперь. Вот с ними и буду жить где-нибудь.