Золотоглазые - Джон Уиндем

— Вот, — сказала она. — Это уже что-то новенькое. Слушай: „Роскошный, сверкающий золотом лайнер „Яцухиро“, построенный на деньги с Уолл-стрит, затонул при невыясненных обстоятельствах у берегов Филиппин. В то время когда растущая пропасть между неконтролируемыми доходами зажиточной буржуазии и стремительно снижающимся жизненным уровнем японских рабочих…“ А, ну понятно.

— О чем это они?

Филлис пробежала статью глазами.

— Да ни о чем. Пишут, что капиталистический лайнер, до краев набитый награбленными деньгами, не выдержал подобной тяжести и пошел ко дну.

— М-да, интересное наблюдение, первая и единственная версия во всей этой куче бумаг. Игра, как видно, пошла не для слабонервных. Если вспомнить, какую кутерьму подняли рекламодатели во время последней паники, созданной газетами. Я думаю, они теперь решили просто прикрыться „Марией Целестой“. Но теперь не собираются же они на этом успокоиться. У более солидных изданий все-таки не такие чувствительные рекламодатели. Я не представляю „Трибюн“ или…

Филлис прервала меня.

— Майк, ты что, еще не понял — игра кончилась. Затонуло огромное судно, погибло семьсот человек!.. Это ужасно. Сегодня мне приснилось, что я заперта в тесной каюте, а изо всех щелей хлещет вода.

— Вчера… — начал я и остановился. Мне захотелось напомнить Филлис, как вчера она вылила целый чайник кипятка на ненавистных домашних муравьев. Уж наверняка их полегло более семисот. Но я вовремя опомнился и продолжил: — Вчера множество народа погибло в автокатастрофах, столько же погибнет сегодня…

— Да при чем тут это?

Конечно, Филлис была права, я привел плохое сравнение, но говорить о существах, для которых мы — самые настоящие муравьи, мне не хотелось.

— Мы привыкли считать, — сказал я, — что естественная смерть — это смерть в постели на старости лет. Заблуждение. Смерть естественна в любом проявлении, и всегда — нежданна.

Но это тоже оказалась неподходящая тема, и Филлис ушла, оскорбленно стуча каблучками.

Я раскаивался.

Мы ждали объяснения, и на следующее утро оно появилось. Видимо, мы были не одиноки в нашем ожидании. Почти все газеты сразу подхватили его, а толстые еженедельники развили и углубили.

В двух словах это называлось „усталостью металла“.

Дело в том, что в конструкциях „Яцухиро“ впервые был применен новый сплав, разработанный японцами. Эксперты пришли к выводу, что при критической частоте вибрации двигателя не исключено нарушение структуры сплава. Поломка какой-нибудь детали может вызвать цепную реакцию. Другими словами — при совсем незначительном толчке или ударе корабль разваливается на части и тонет.

Существовала, правда, маленькая оговорка, мол, пока не будут изучены останки судна, кристаллическая структура деталей, нельзя считать это окончательным выводом, но так как корабль покоится на глубине шести миль…

И тем не менее все работы на суднах класса „Яцухиро“ приостановили на неопределенное время.

— О, светочи науки! — простонал я. — Как вы любите все притягивать за уши. Слабое утешение для родственников погибших и никакое — для остальных. Таинственная усталость металла! Заметь, не сварной шов, не какая-нибудь заклепка, а именно общая усталость, без каких-либо уточнений: что за сплав, в каких деталях он применялся — ничего! И вообще все в порядке: злосчастный сплав использовался исключительно на одном японском судне, а, значит, остальным не грозят подобные напасти. И море! Море — безопасно, как всегда! В путь, ребята, ничего не боитесь. Посмотрим, что они запоют, когда развалится очередная посудина.

— Но теоретически усталость возможна.

— И то я сомневаюсь. А главное — им все сойдет с рук. Общество проглотит это „объясненьице“ и не поморщится. Специалисты тоже протестовать не станут, во всяком случае, пока.

— И я бы хотела поверить и наверное, даже смогла бы, не знай я, где это произошло.

— Надо внимательно следить за ценами на акции корабельных компаний, — задумчиво произнес я.

Филлис подошла к окну и долго смотрела на синие воды, простиравшиеся до горизонта.

— Майк, — неожиданно сказала она, — прости меня за вчерашнее. Я… эти японцы так меня расстроили. До сих пор мы играли в какие-то шарады, ребусы; смерти Вайзмана и Трента казались несчастьем, недоразумением. Но это… это же совсем другое. Целый лайнер ни в чем не повинных людей! Отцы, матери, дети… всех водно мгновение… Ты понимаешь меня? Для моряков риск — профессия, но эти несчастные… Мне не по себе, Майк, я боюсь. Там, внизу на дне… что там?

Я обнял Филлис.

— Не знаю. Мне кажется — это начало.

— Начало чего?

— Начало того, чего не избежать. На Глубине — чуждый нам Разум, мы ненавидим и боимся его. Тут ничего не попишешь, это происходит на уровне инстинкта, подсознания. Случайно на улице ты сталкиваешься с пьяным или сумасшедшим, тебя охватывает страх, и этот страх тоже иррационален. Это животный страх.

— Ты хочешь сказать, что если бы причина крылась в каких-нибудь китайцах, все было бы иначе?

— А ты сама как думаешь?

— Я?.. Я не уверена.

— Точно не знаю, я бы рычал от возмущения. Меня бьют ниже пояса, я знаю — кто и поэтому могу сориентироваться и дать сдачи. Но так, как это происходит сейчас, когда у меня только смутное представление — „кто“ и никаких предположений — „как“, я весь холодею при мысли — „почему“. Вот так, Фил, если тебя это интересует.

Она крепко сжала мою руку.

— Как я рада, Майк. Вчера я вдруг почувствовала себя такой одинокой.

— Хорошая моя, это всего лишь напускная небрежность, защитная маска. Я пытаюсь обмануть самого себя…

— Я это запомню, — произнесла Филлис со значением, но я не уверен, что правильно ее понял.

Гости врывались в наше уединение стихийным бедствием — всегда посреди ночи как гром средь ясного неба. То они неверно рассчитали время, то переоценили возможности автомобиля, то еще что, но обрушивались они, как тайфун, вечно голодные, с одной мыслью об яичнице с беконом.

Гарольд и Туни не явились исключением. В субботу, часа в два ночи, меня разбудил визг тормозов их машины. Выйдя на улицу, я увидел, что Гарольд уже вытаскивает из багажника вещи, а Туни подозрительно озирается по сторонам. Увидав меня, она воскликнула:

— О, это действительно здесь! Я только что говорила Гарольду, что мы, наверное, ошиблись, потому что…

— Да-да, конечно, — начал оправдываться я, ведь Туни была у нас впервые, — стоило бы посадить парочку розовых кустов. Все от нас только этого и ждут… кроме соседей.