Звездные войны - Мэтью Стовер

— Ах, — тень подошла ближе к свету. — Так вот какую угрозу я чувствовал. Могу ли поинтересоваться, кто это? Кого вы послали убить его?

— Достаточно того, что своего убийцу знаешь ты.

— Фи, мастер Йода. Это же Кеноби, правда? Ну прошу вас, пожалуйста, скажите, что это Кеноби! Дарт Вейдер обожает убивать людей, которые его любят…

Позади тень, в нескольких метрах, Маc Амедда, чагриан, спикер Галактического сената, услышал шепот Палпатина. Беги.

Он так и поступил.

Ни свет, ни тень не посмотрели ему вслед.

— Убить Оби-Вана не так просто.

— Как и вас, очевидно, но все меняется. Тень сделала еще один шаг и еще.

Возник луч меча, зеленый, как свет солнца в лесу.

— Проверка тому сегодня будет.

— Даже капля темной стороны сильнее, чем полагаете вы в своей джедайской гордыне. Живя на свету, не увидишь глубин темноты.

Тень распахнула руки, широкие рукава раскрылись черными крыльями.

— До сих пор.

Из раскинутых рук сорвались молнии, открывая сражение.

Падме упала в объятия Анакина.

Глаза у нее покраснели от слез. Оказавшись на корабле, она утратила контроль над чувствами и рыдала всю дорогу до Мустафара — плакала от ужаса, и сейчас ее губы распухли, все тело вздрагивало, а сама она была так благодарна, так неистово благодарна судьбе, что из глаз хлынули новые слезы. Благодарна за то, что он жив, благодарна, что вприпрыжку бежал через площадку к кораблю, что по-прежнему силен и прекрасен, что руки его по-прежнему теплые, а губы мягкие.

— Анакин, мой Анакин… — она прижалась к его груди. — Я так испугалась…

— Ш-ш, все хорошо, — он гладил ей волосы до тех пор, пока дрожь не утихла, затем взял ее за подбородок и поднял к себе ее покрасневшее лицо.Тебе никогда не нужно беспокоиться обо мне. Разве не понимаешь? Никто меня не обидит. Никто не обидит нас обоих.

— Дело не в этом, любимый мой… ох, Анакин, он говорил о тебе такие страшные вещи!

Он улыбнулся.

— Обо мне? Кто это посмел говорить обо мне плохо, а? — он хмыкнул. — Кто осмелился?

— Оби-Ван, — Падме размазала слезы по щекам. — Он сказал… он говорил, что ты обратился к темной стороне, что ты убивал джедаев… даже маленьких детей…

Она выговаривалась, и ей становилось легче; теперь нужно всего лишь затихнуть в его руках, пока Анакин обнимает ее, баюкает и обещает, что никогда больше не будет так ее пугать. Падме уже начала улыбаться.

Но вместо света в глазах любимого человека увидела отражение расплавленной лавы.

Он не сказал: «Я никогда не обращался на темную сторону».

Он не сказал: «Убивать детей? Я? Ты с ума сошла?»

Он сказал:

— Так Оби-Ван жив?

Голос его понизился на целую октаву и был холоднее, чем ледяные мурашки, которые поползли у Падме по спине.

— Д-да… он, он говорил, что ищет тебя…

— Ты сказала ему, где я?

— Нет, Анакин! Он хочет тебя убить. Я ничего ему не сказала, как я могла!

— Плохо.

— Анакин, что…

— Он — предатель, Падме. Враг государства. Он должен умереть.

— Прекрати, — сказала она. — Прекрати так себя вести… ты пугаешь меня!

— Это не тебе следует бояться.

— Это как… это как… — слезы опять прорвались. — Я даже не знаю, кто ты теперь такой…

— Я — человек, который тебя любит, — сказал он, но сквозь стиснутые зубы. — Я — человек, который сделает все, чтобы уберечь тебя. Все, что я сделал, я совершил ради тебя.

— Анакин…

От ужаса она едва шептала, голос был хрупкий, тоненький, почти детский.

— …то, что ты сделал?

— То, что я сделал, чтобы принести мир Республике.

— Республика мертва, — прошептала Падме. — Ты убил ее. Ты и Палпатин.

— Ей надо было умереть.

Покатились новые слезы, но они не имели значения; ей не хватит слез оплакать смерть идеи, которой служила.

— Анакин, можно нам просто… улететь? Пожалуйста. Давай улетим. Вместе. Сегодня. Сейчас же. Пока ты… пока еще что-нибудь не случилось…

— Ничего не случится. Ничего не может случиться. Пусть Палпатин называет себя Императором. Оставь его в покое. Он будет делать грязную работу, чем объединит всю Галактику — против себя. Его будут ненавидеть больше всех остальных. И когда придет время, мы сбросим его…

— Анакин, прекрати…

— Не понимаешь? Мы станем героями. Вся Галактика будет любить нас, и мы будем править. Вместе.

— Прекрати, пожалуйста, Анакин, прошу тебя, остановись, я не выдержу…

Он не слушал ее. Не смотрел на нее. Он смотрел мимо ее плеча.

В глазах его горела холодная радость, а лицо больше не было человеческим.

— Ты…

За ее спиной раздался спокойный голос с суховатым корускантским акцентом:

— Падме, отойди от него.

— Оби-Ван? Нет!

Девушка повернулась. Да, это Кеноби стоял на опущенном трапе.

— Ты… — пророкотал голос, который должно быть, принадлежал ее любимому. — Ты привезла его сюда…

Падме снова повернулась, и вот теперь Скайуокер смотрел уже на нее.

Глаза его были полны огня.

— Анакин?

— Отойди, Падме, — настойчивость в голосе Кеноби очень походила на страх. — Он не тот, кто ты думаешь. Он может тебе повредить.

Анакин оскалился.

— Я бы благодарил тебя, будь это дар любви. Дрожа всем телом, качая головой, Падме начала отступать.

— Нет, Анакин, нет…

— Палпатин был прав. Иногда не видят лишь самые близкие. Я так любил тебя, Падме.

Он сжал кулак, и Падме задохнулась.

— Я слишком любил, чтобы видеть! Чтобы видеть, какая ты!

Мир подернулся кровавой вуалью. Падме царапала пальцами горло, но там не было ничего, к чему можно было бы прикоснуться.

— Отпусти ее, Анакин.

Ответом был рык хищника над телом добычи.

— Ты ее у меня не отнимешь!

Падме хотела кричать, умолять, выть — нет, Анакин, прости меня! Прости меня, я люблю тебя… — но не сумела выдавить ни слова через сдавленное горло. Дымка, заволакивающая мир, из красной стала черной.

— Отпусти ее!

— Никогда.

Земля ушла из-под ног, а затем белая вспышка удара отбросила Падме в ночь.

На Сенатской арене с ладоней ситха сорвались змеистые молнии и отклонились по небрежному жесту джедая; Красные плащи повалились без сознания, приняв удар на себя.

И тогда их осталось только двое.

Сражение перешло на новый уровень. Когда ударила новая молния, это не Палпатин сжигал Йоду своей ненавистью, это повелитель ситхов превращал магистра Ордена в дымящуюся кучу одежды и зеленой плоти.

Тысячи лет скрытной жизни победно ликовали.

— Твое время кончилось! Ситхи правят Галактикой! Отныне и навсегда!

И весь Орден, восставая из пепла, превращал свое тело в оружие, чтобы сбить противника с ног.

— И окончено правление будет, да и то затянулось оно, должен сказать.

Запел клинок цвета жизни.

Из черного крыла тени в сморщенную ладонь скользнуло укрытое до сих пор небольшое оружие, крохотный лоскуток предательства, суть искусства ситхов,и выплюнуло клинок цвета огня.

Когда мечи встретились, это не Йода встал против Палпатина, это джедаи сошлись с ситхами — конфликт, лежащий в основе мироздания.

Свет против тьмы.

Победитель получает все.

Оби-Ван опустился на колени возле бесчувственного тела женщины, Падме лежала неподвижно в золе и пыли. Кеноби нащупал пульс. Тот был слабый и рваный.

— Анакин… Анакин, что ты наделал?

В Великой силе Скайуокер пылал термоядерным костром.

— Ты обратил ее против меня.

Кеноби посмотрел на своего лучшего друга.

— Ты сам это сделал, — грустно сказал Оби-Ван.

— Я дам тебе шанс. Ради старых времен. Уходи.

— Если бы я мог.

— Убирайся куда-нибудь подальше. Спрячься. Помедитируй. Тебе же это нравится, не так ли? Тебе больше не нужно сражаться за мир. Мир — здесь. Моя Империя — это мир.

— Твоя Империя? Да в ней никогда не будет покоя. Она основана на предательстве и невинной крови.

— Не заставляй меня убивать, Оби-Ван. Если ты не со мной, значит — против меня.

— Только ситхи меряют жизнь абсолютными истинами. А правда не бывает черной или белой, — джедай встал, развел пустыми руками. — Позволь мне отвезти Падме в медицинский центр. Она ранена, Анакин. Ей нужен врач.

— Она останется.

— Анакин…

— Ты никуда ее не повезешь. Ты к ней даже не прикоснешься. Она моя, понятно? Ты виноват во всем, что случилось, ты заставил ее предать меня!

— Анакин…

Из кулака Скайуокера вырвался луч синей плазмы.

Оби-Ван вздохнул.

Он вынул собственный меч, поднял перед собой.

— Тогда я поступлю так, как должен.