Том 2. Советская литература - Анатолий Луначарский

На докладе т. А. В. Луначарского в Доме печати.

В мире детской литературы революция нашла прежде всего традиционную книгу: волшебную сказку. Ее первоисточник — анимистические мифы. Однако и сейчас значение ее не погибло.

Есть суровые педанты реализма, которые считают, что мы обманываем ребенка, если в нашей книжке рукомойник заговорит. Это глубоко ошибочная точка зрения. Однако необходим осторожный и сугубо критический подход к дореволюционной сказочной литературе. Нельзя забывать о частых ее недостатках: чуждой нам морали и нелепой жестокости.

Лозунг учебы у классиков, провозглашенный нами во «взрослой» литературе, можно распространить и на детскую сказку: есть чему учиться у классиков и в сказках. Но, являясь представителями аристократии и поместного дворянства, классики часто наполняли свои сказки неприемлемыми для нас тенденциями. Нужно быть здесь строгими критиками и цензорами, чтобы предотвратить воздействие на ребенка чуждых нам классовых влияний.

Другой мощной струей детской литературы являются авантюрные романы. Однако большинство их прославляет специфические качества буржуазного героя: ловкость, хитрость, предприимчивость и т. п. Нам тоже нужны эти качества, и мы готовы воспитывать их в наших детях, но целеустремленность этих качеств должна у нас быть совсем иной. Если буржуазный авантюрный роман является авантюрным ради самого авантюризма, то советский авантюрный роман должен быть прежде всего советским по своей идеологии.

Технико-изобретательский роман в буржуазной литературе отличается своеобразным подходом к технике и машине, как к самостоятельному чуду. Такая точка зрения нам совершенно чужда, хотя она подчас и защищается в том или ином виде даже в нашей среде (группа т. Гастева). В нашем понимании машина — только послушное орудие в руках человека, призванное служить тем задачам, во имя которых человек это орудие создал. Многие считают обязательным стилем нашей литературы «трезвый реализм», считают отжившими такие жанры, как, например, утопический роман. Это в высшей степени ошибочный прогноз. «Я глубоко убежден, — говорит т. Луначарский, — что величайшие утопические романы, несомненно, появятся именно у нас, ибо аппетит приходит во время еды: в наши дни осуществления величайшей социальной утопии очень скоро захотят показать нашу страну через 25 лет и через 250 лет».

Резкой критике подвергает т. Луначарский детские журналы. «Необходимо уделить должное внимание детскому очеркизму, дать место в журнале фельетону, злободневному по содержанию и легкому, как пословица, по форме. Должна помещаться и яркая переписка с маленькими читателями, вопросы и ответы на текущие темы, анкеты и т. п…»

Корреспонденцию об этом докладе Луначарского поместила также и «Вечерняя Москва» (1929, № 281, 6 декабря).

Ильф и Петров*

Впервые напечатано в журнале «30 дней», 1931, № 8, август, с примечанием: «Статья тов. А. Луначарского является предисловием к американскому изданию книги И. Ильфа и Е. Петрова». Американское издание вышло в 1931 году в издательстве «Фаррер и Рейнгарт».

Печатается по тексту журнала.

(1) Луначарский использует выражение Маркса (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 1, стр. 444).

(2) По рассказу Гоголя, Пушкин, слушая «Мертвые души», «начал понемногу становиться все сумрачней, сумрачней, а наконец сделался совершенно мрачен. Когда же чтенье кончилось, он произнес голосом тоски: „Боже, как грустна наша Россия!“» (Н. В. Гоголь, Полн. собр. соч., т. 8, изд-во АН СССР, М. 1952, стр. 294).

(3) Жиль Блас — герой романа французского писателя А.-Р. Лесажа «История Жиль Бласа де Сантильяна» (4 тома), изданного в 1715–1735 годах.

(4) Фигаро — герой трилогии французского драматурга Бомарше: «Севильский цирюльник», «Женитьба Фигаро» и «Преступная мать».

Путь писателя*

Впервые напечатано в газете «Известия ЦИК СССР и ВЦИК», 1933, № 20, 20 января.

Печатается по тексту газеты.

(1) Ср., например, свидетельство А. Костерина:

«В своих воспоминаниях о далеком прошлом Александр Серафимович часто останавливался на писателе Л. Андрееве. Между ними установились дружеские отношения.

— Я облысел очень рано, — улыбается Александр Серафимович, — поэтому Андреев прозвал меня „Лысогор“…

„Лысогор“, как известно всем знавшим его, бороду всегда брил, оставляя только подстриженные усы. Да над внимательными глазами нависали густые белые брови. Оттого голова Александра Серафимовича еще более напоминала „лысую гору“, поросшую кустами белого ивняка над родниками глаз и полными губами»

(«А. С. Серафимович в воспоминаниях современников», изд-во «Советский писатель», М. 1961, стр. 99).

(2) Имеется в виду очерк А. Серафимовича «Как мы читали Карла Маркса» (см. А. Серафимович, Собр. соч., т. VIII, Гослитиздат, М. 1948, стр. 72–75).

(3) В «Рассказе о первом рассказе» (см. то же издание, т. X, стр. 403).

(4) В сохранившейся в архиве другой редакции статьи Луначарский писал:

«Чествуемый нами маститый писатель бесспорно принадлежит к числу основной группы пролетарских писателей. Он был одним из первых, кто в нашей русской литературе пошел навстречу пролетарию и как объекту изображения и как классу, целям которого он был рад служить.

Он был также одним из первых, которые после революции создали произведения, отражающие жизнь той эпохи нашей страны, которая уже находилась под знаком победы пролетариата. Мало того, — в „Железном потоке“ им создано произведение, отражающее революционные явления с такою силою, что другого равного ему мы, пожалуй, до сих пор не имеем»

(ЦПА ИМЛ, ф. 142, опись 1, ед. хр. 197, л. 9).

(5) В «Пошехонской старине» Щедрин писал:

«И возбужденная мысль невольно переносилась к конкретной действительности, в девичью, в застольную, где задыхались десятки поруганных и замученных человеческих существ… В этом признании человеческого образа там, где, по силе общеустановившегося убеждения, существовал только поруганный образ раба, состоял главный и существенный результат, вынесенный мной из тех попыток самообучения, которым я предавался в течение года»

(Н. Щедрин (М. Е. Салтыков), Поли. собр. соч., т. XVII, ГИХЛ, Л. 1934, стр. 98).

(6) См. А. Серафимович, Поли. собр. соч., т. VI, изд-во «Федерация», М. 1932, стр. 349.

(7) Собрания писателей, происходившие на квартире у Н. Д. Телешова. Участник этих собраний И. А. Белоусов рассказывал:

«В 1899 году Николай Дмитриевич Телешов, вернувшись из заграничной поездки после женитьбы, начал собирать у себя кое-кого из московских писателей. Собрания происходили по средам каждую неделю, почему и кружок начал называться „Средою“, а так как писатели собирались исключительно только в квартире Н. Д. Телешова, то эти собрания стали известны как „Телешовские среды“»

(И. А. Белоусов, Литературная среда. Воспоминания 1880–1928, изд-во «Никитинские субботники», М. 1928, стр. 107).

(8) Луначарский по памяти цитирует очерк «В капле». Ср. А. Серафимович, Поли. собр. соч., т. XIV, Госиздат, М.-Л. 1928, стр. 63.

(9) Ср. там же, стр. 65–66.

(10) Ср. там же, стр. 66.

(11) См. Полное собрание сочинений В. Г. Короленко, т. 9, изд. А. Ф. Маркса, Пг. 1914, стр. 341–343.

(12) Ср. рассказ Серафимовича «На море» (А. Серафимович, Поли. собр. соч., т. XI, изд-во «Советская литература», М. 1933, стр. 212).

(13) Ср. В. И. Лeнин, Сочинения, т. 27, стр. 263; т. 30, стр. 89 и 380; т. 31, стр. 27; т. 33, стр. 3.

(14) См. очерк Серафимовича «На Пресне» (А. Серафимович, Поли. собр. соч., т. IV, изд-во «Федерация», М. 1931, стр. 152).

(15) Ср. там же, т. VI, стр. 351–353.

(16) Ср. там же, стр. 352.

Художник пролетариата*

Впервые напечатано в журнале «Молодая гвардия», 1933, книга 2, февраль.

В основу статьи положена речь Луначарского, произнесенная 20 января 1933 года в Коммунистической академии на праздновании 70-летия А. С. Серафимовича.

Печатается по тексту журнала.

(1) Подробно об этом Луначарский писал еще в 1924 году в статье «Юбилей Серафимовича»:

«Я чрезвычайно рад выпавшей на мою долю чести быть председателем комитета по чествованию т. Серафимовича. Это один из редких писателей, заслуживших до революции почетную известность, уже в ту эпоху преданно служивших авангарду народных масс, а после революции со всей решительностью примкнувших к ее руководителям…

Тов. Серафимович ценен нам как художник-бытописатель, который умеет осветить народный быт с большой чуткостью и сердечностью и в то же время быть совершенно правдивым, так что картины его могут являться настоящим документом для социолога»