Титановый бардак - Квинтус Номен

— На хохдойч и на винериш, это специально для австрияков. Зачем? У нее других забот нет?

— Есть, но в Австрии теперь большинство населения знает, что СССР с уважение относится к австрийской культуре.

— Ага, с уважением. Когда каждый седьмой австриец воюет в нами…

— А ты просто не знаешь, мне Шапошников вчера сказал: после того, как фильм этот Лукьянова в той части Австрии, которую мы уже отвоевали, показали, австрийцы в плен начали очень неплохо сдаваться. За три недели уже чуть больше ста тысяч их сдалось. Так что наш министр культуры знает, что надо делать.

— И из-за этого не нужно следить за тем, что они вообще делают?

— Лаврентий, это очень трудная война. И очень тяжелая. У нас большие потери в людях, меньше, чем у врагов, но очень большие. Возможно, что мы потеряем даже миллион человек… Но никто не обратил внимание на один удивительный в таких обстоятельствах факт. Ты знаешь, как называют в армии летчиц второго женского полка?

— Нет, а что?

— Сами себя они называет «Белые лебеди». А в войсках называют их архангелами Сталина. Эти ребята из Девятки сделали так, что каждого павшего бойца хоронят на родине, с почестями хоронят. Второй полк — это транспортный, только транспорт у них специфический: они погибших домой везут. Мы об этом даже подумать не смогли — а они не только подумали, но и сделали всё! Во втором женском почти двести машин, и больше шести сотен летчиц — потому что летают они практически круглосуточно. Не одни они павших перевозят, но сейчас, когда бои идут вдали от Родины, в основном они этим занимаются: перевозят погибших на Родину. И потом два других транспортных полка развозят их по домам. И каждый боец знает: если даже он погибнет, то все равно вернется на родину и могила его не будет безымянной. Родина помнит каждого своего героя — и ты представляешь, насколько повышается вера советских солдат в правоту нашего дела? Вера всех советских людей…

— Не знал…

— Они даже о мелочах позаботились: каждому павшему домину обеспечивают, каждого домой привозят, чтобы родные с ним проститься могли. Как думаешь, люди, которые даже это сделали — они что-то против СССР сделать вообще в состоянии?!

— Наверное, ты прав. То есть ты абсолютно прав. А еще я думаю, что если об этом станет широко известно в немецком тылу…

— Возможно это и было бы неплохим пропагандистским ходом… но ходом неправильным: нельзя превращать погибших наших бойцов в пропагандистский плакат. Достаточно и того, что наши солдаты это знают. Лаврентий, ведь они — твои люди, по крайней мере формально. Узнай, кто конкретно до этого додумался? Я просто поклониться этому человеку хочу.

— Они не расскажут. Даже под пыткой не расскажут и под этим их наркотиком правды не расскажут. И не потому, что это тайна великая, а потому что все, что делается в девятом управлении…

— Делается совершенно секретно.

— Нет, все делается всеми ими совместно. И они просто не знают сами, кому в голову какая-то мысль пришла первому. Им это просто неинтересно. Возникает какая-то задача, они вместе ее обдумывают, предлагают разные варианты решения, выбирают лучший — с их точки зрения лучший. И его реализуют — совместно. Как-то в разговоре Валерий Федорович сказал, что один человек не может сделать почти ничего, а сплоченный коллектив может сделать всё. Я не знаю, что их так сплотило, но сейчас они действуют именно единым коллективом. И ты прав, они просто не в состоянии сделать что-то во вред Советскому Союзу, во вред советскому народу. А вот что они сделать вообще могут…

Главное — чтобы костюмчик сидел

Ближе к концу августа Ира переехала в Москву: её все же уговорили занять пост министра культуры, а работать министром, сидя в Боровичах, крайне неудобно. Так что она переехала — оставив мужа и детей на старом месте, и каждую субботу после обеда возвращалась «на выходные» домой к семье. На самолете, правда теперь ей — как и всем высшим руководителям — приходилось летать лишь в салоне самолета, а за штурвалом сидели летчики из особого правительственного отряда. Иру это очень не радовало — а Оля, пользуясь тем, что в Москве к Ире прислушивались, протолкнула идею «реконструкции» автодороги Москва-Ленинград. Протолкнула, всего лишь мимоходом сообщив Ире, что если дорогу правильно переделать и реконструировать, то она, Ира, сможет часа за три из Москвы в Боровичи ездить — ну а дальше Ирина Алексеевна «сама всё сделала». Ну, не совсем сама, но когда сам товарищ Чкалов стал товарищу Сталину жаловаться на плохое состояние дороги, мешающее вовремя подвозить припасы даже к Клинской авиашколе…

Скорее всего, Чкалов существенной роли в проекте не сыграл, но «курочка по зернышку клюет», так что и это «зернышко» оказалось кстати. Ведь если зерно попадает в хорошо подготовленную почву…

Почва стараниями Иры была подготовлена очень хорошо, и в начале сентября вышел указ Президиума Верховного Совета об учреждении нового (второго по счету из «новых») министерства дорожного строительства. Вопросов по министру ни у кого не было: им назначили дорожника известного, руководителя строительства «первого асфальтированного шоссе в стране» Георгия Саркисьянца. Претензий к нему из-за того, что «первое шоссе» Москва-Минск достроено не было, к нему не возникало: ту стройку прервала война. А вот новое строительство…

На самом деле «реконструкция» (а по факту — просто строительство новой) дороги позволила решить одну все же довольно серьезную проблему. Пленных с каждым днем становилось все больше, но большинство из них «ничего делать не умели». То есть все же многие умели делать много чего — но вот мест для приложения их умений было маловато, а строительство дороги — это место, где годится любой. Стройка работе «старой» дороги вообще не мешала. Просто потому, что «реконструируемая» дорога прокладывалась довольно далеко от предшественницы и от Москвы до Калинина с ней даже ни разу не пересекалась…

На строительство дороги направили чуть больше сотни тысяч пленных, причем «по желанию» их туда набирали. Однако все эти пленные дорогу строить не бросились: их сначала обучали русскому языку (проводя одновременно «селекцию» на предмет изъятия из «контингента» военных преступников), работе с инструментом (что было, по мнению Валентина, тоже очень важно — ведь этот «инструмент» его заводы делали и было бы жалко, если бы его «фашисты» поломали), технику безопасности объясняли