Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947 - Франц фон Папен

На следующий день приходилась годовщина основания Турецкой республики, и весь дипломатический корпус собрался в здании парламента, чтобы приветствовать главу государства. Представители двух враждующих европейских лагерей собрались в разных приемных, но руководителей дипломатических миссий с их сотрудниками приглашали для поздравления президента в алфавитном порядке. Я вошел в залу приемов сразу же после того, как с президентом попрощался сэр Хью Натчбулл-Хаджессен. Лицо месье Инёню было мрачным, и он не проявил того дружелюбия, с которым обыкновенно приветствовал меня как сослуживца времен Первой мировой войны.

Я поздравил его от имени германского правительства, потом прибавил от себя: «Я понимаю, господин президент, какие сомнения одолевают в настоящий момент вас и вашу страну, и сознаю исключительную серьезность тех решений, которые вам, возможно, предстоит принять. Позвольте мне сейчас и здесь сказать вам следующее. Вы имеете право не слишком доверять заверениям дипломатов, но сейчас перед вами стоит человек, который любит Турцию как свой второй дом и который имел честь быть вашим товарищем по оружию. Я могу обещать, что до тех пор, пока я занимаю свой пост, моя страна не нарушит мирных отношений с вашей страной. Прошу вас рассматривать мои слова как вклад старого друга и союзника в решение проблем, которые стоят перед вами». Исмет Инёню схватил мою руку. Тогда я узнал, что мы поняли друг друга.

Через несколько дней после этого меня вызвали в Берлин. Я предположил, что Риббентроп хочет обсудить со мной напряженную обстановку, возникшую в связи с нападением Италии на Грецию. В действительности переговоры 12 и 13 ноября должны были коснуться значительно более широкого круга вопросов и были устроены для определения судеб европейского континента. Встретившись 10-го числа с Риббентропом, я сделал для него грубый обзор вопросов, которые предстояло обсудить с месье Молотовым двумя днями позже. Настало время, сказал Риббентроп, прийти с русскими к всеобъемлющему соглашению и определить наши взаимные сферы влияния. Одним из требований будет обеспечение для них выхода в мировой океан через теплые моря, и он хочет узнать мое мнение о позиции Турции и о проблеме Дарданелл. Я повторил те самые доводы, которые уже не раз приводил ему. Для Турции сохранение своего суверенитета над проливами является вопросом жизни и смерти, но существует возможность предложить русским пересмотреть договор в Монтрё таким образом, чтобы разрешить, при известных условиях, проход их боевых кораблей. Изменение договора силой оружия исключается, поскольку это означало бы вступление Турции в войну.

Гитлер, с которым я также встретился, выражался точнее. Его интересовало, что мы можем предложить русским для того, чтобы удержать их на нашей стороне. Это, сказал он, является самым неотложным вопросом текущего момента, и его необходимо прояснить. Ни одна коалиция в мире не сможет устоять против партнерства Германии и России. Единственный вопрос заключается в цене, которую ему придется за такой союз заплатить. Он готов предложить раздел Британской империи. Он надеялся, что долевое участие в разработке в Персидском заливе нефтяных запасов отвлечет амбиции русских от Румынии, которая имеет важнейшее экономическое значение для Германии. Но как далеко он может зайти в вопросах, касающихся Турции и Дарданелл?

Я постарался объяснить ему подноготную позиции Турции, зная, что он обладает сильно развитой способностью видеть события в исторической перспективе. Турки господствовали в Дарданеллах около шестисот лет, а первая брешь в их власти над проливами была пробита в 1700 году, когда, по Стамбульскому трактату, Петр Великий получил для своего флота право прохода через них. Начиная с этого момента постоянной целью русской политики стало получение контроля над Дарданеллами и территориями по обоим берегам пролива для того, чтобы стать средиземноморской державой и превратить Черное море в русское озеро. Вопрос о включении России в орбиту Средиземноморья занимал внимание многих поколений. Если бы Россия представляла собой государство европейского типа, этот вопрос мог бы подлежать обсуждению. Однако это условие было невыполнимо. К тому же было немыслимо полностью отрезать Турцию от Европы, отдав тем самым ее длинное Черноморское побережье на милость Советского Союза. Эффект от распространения русского влияния до залива Измит и коммуникаций, связывающих Анкару, Бурсу и Измир, можно понять, только хорошо изучив географию Малой Азии.

Есть возможность удовлетворить требования русских путем пересмотра, с согласия Турции и прочих заинтересованных сторон, некоторых статей договора в Монтрё. С другой стороны, ничто не угрожает русским интересам на Черном море до тех пор, пока Турция, как нейтральная держава, закрывает Дарданеллы для прохода любых военных кораблей. Поэтому наилучшим выходом из положения будет убедить месье Молотова в желательности сохранения турецкого нейтралитета. Кроме того, я изложил Гитлеру свои сомнения относительно того, что русские на самом деле могут удовлетвориться какими бы то ни было уступками, и напомнил ему об их предложении заключить пакт о взаимопомощи с Болгарией. Тут явно выглядывало раздвоенное копыто дьявола. Русские стремятся в первую очередь к усилению своего влияния на Балканах. Но коль скоро прискорбное решение Муссолини распространить войну на Грецию автоматически заставляет Германию предпринять некоторые военные меры против возможной интервенции Великобритании на нашем южном фланге, то совершенно необходимо, по крайней мере до тех пор, пока продолжается война, препятствовать на Балканах осуществлению русских намерений.

Молотов прибыл в Берлин 12 ноября в компании заместителя комиссара иностранных дел Деканозова. Я не принимал участия в переговорах, но был представлен Молотову на приеме, устроенном Риббентропом в гостинице «Кайзерхоф». Молотов заметил, что в каком-то смысле со мной уже знаком. За обедом я сидел между Деканозовым и знаменитым шефом гестапо Гейдрихом. Я так никогда до конца не выяснил, по чьей же инициативе мне была оказана такая особая честь, но, поскольку за протокольные вопросы номинально отвечал доктор Мейснер, по моей просьбе ему передали, что после этого случая я не испытываю больше желания участвовать в каких бы то ни было официальных банкетах. Деканозов, маленький человечек с умным и подвижным лицом, говорил только по-русски, и все мои попытки завязать с ним разговор на любых других языках бесславно провалились. Переводчика на нашем конце стола, как видно, не оказалось. Зато Гейдрих будто стремился восстановить равновесие и пребывал, мне кажется, в наилучшем настроении оттого, что оказался за столом рядом с человеком, которого столько раз хотел ликвидировать. Он объяснил, что хотя он редко, в отличие от меня, посещает церковь, но считает себя глубоко верующим человеком. Всякий раз, когда ему приходится лететь на самолете, он чувствует себя гораздо ближе к Всевышнему, чем когда бывает в храме. «Ваш материализм имеет то преимущество, – ответил я, – что вы можете всегда с помощью альтиметра определить, насколько ближе к Богу вы находитесь по сравнению со всеми остальными людьми, оставшимися на земле. Однако способны ли вы доказать, что одновременно удаляетесь на такое же расстояние от Ада?» Похоже, что на этом мы исчерпали все возможные темы для разговора.