Дневники. 1946-1947 - Михаил Михайлович Пришвин

<3ачеркнуто: Скандальное выступление в зажиточном обществе (вспоминается матрос у нотариуса Шубина, горбатого старика. У матроса револьвер в вытянутой руке: оружие! И нотариус подает свою форменную шпажонку.>

Ходил к N проверить себя, и все, чего я боялся, так оно и есть: война возможна в каждый момент, а смелость Вышинского – это «vas bank» (как мне сказали). И еще: «Ф. знает больше нас, но от этого ему не легче», «и что знает, нам он не может сказать».

24 Сентября. И еще золотое утро. Но какой воздух даже на балконе шестого этажа – смрад!

Переспал ночь после разговора и не могу расстаться с чувством встречи начала конца.<Вымарано 2 строки.> После разговора убедился, что я не один, и даже больше: что я счастливейший из мужиков и, как мне сказали, экстерриториальный и неприкосновенный; и что это сделала поэзия, только поэзия.

– Моя поэзия, – ответил я, – в том виде, как я ее даю людям, есть результат моего доброго поведения в отношении памяти моей матери и других хороших русских людей. Я совсем не литератор и моя литература является образом моего поведения. Мне думается, что поэзия есть важнейшая душевная сила, образующая личность и свойственная огромному большинству людей, и каждый из них мог бы сделаться поэтом сродного ему дела. И не делается им, потому что находятся в плену у злых сил. Однако освободить внутреннюю душевную силу человека невозможно действием извне: к этому благоприятному действию извне силой общественной необходимо соответственное внутреннее поведение каждого в отношении

665

себя самого. Может быть, то, что мы называем «поэзией», и является образом нашего личного поведения, освобождающим творческую силу.

25 Сентября. Там где-то в природе дивный день, золотой чудесный день сухого сентября. Тут на балконе, над городом, в пыли, дыму, хаосе крыш, стоит человек в халате и посылает к восходящему солнцу молитву: «Отче наш!».

Вася Веселкин живет под машиной с девяти утра до пяти. Восемь часов плюс сверхурочные от семи до двенадцати – пять часов, всего тринадцать, а говорит, бывает и семнадцать, и все под машиной. Ему 31 год – советское дитя. Ляля хочет его удивить Большим театром. Не удивишь! Он был на «Евгении Онегине». Человек – творец под машиной и женщина – богородица: от женщины что-то остается: может родить, а от Васи – ничего, все пропивает. И эта худая женщина (домоуправ) тоже покончила: сделала последний аборт.

Личное творчество превратилось в капитализм, служение ближнему – в социализм.

(Бого-человек и баптизм.)

Размышление о человеке под машиной на ВАРЗе.

А ведь у нас и природа, и поэзия, и любовь, и творчество, и слава.

Два типа современных ребят: Ваня Пшеничный, деревенский парень, обработанный временем в плута, и Вася Веселкин, фабричный, взращенный заводом.

Директор еврей Соколин (голова!), сексот Умнов, бандит Солодовников, худая женщина, немец Коль (честный немец, экстерриториальный, всеобще признанный рабочими, и нет ордена. «А все от директора» (как у меня от Фадеева)).

Дела: 1) Бензин. Завтра, в пятницу, с утра залить машину бензином и поставить в гараж. Сегодня: колесо, масло, прибор в машине. 2) Деньги: а) сколько б) Ефр. Павл.

666

Зашел к Чагину. – Войны не будет лет на пятнадцать. Дней через пять Сталин скажет авторитетное слово. – И картошка опять с двухсот упадет на сто за мешок! – На пятьдесят!

Вот и все.

Мы-то особенно знаем, какая тут халтура; но и весь свет, наверно, догадывается и, значит, какая же и там пустота, если с этим считаются.

Чагин взялся проталкивать к юбилею «Собрание». Так и сказал: орден и сочинения. Левин звонил, что «Избранное» в производстве. Так все наладилось, и незачем стало идти к писателям.

Вечером явился Лева из Астрахани. Совершенно поправился и опять в конце концов попросил у меня увеличитель: без просьб не является. И все было хорошо. Я дал ему увеличитель на месяц. Он простился, поцеловался, но под конец сказал: – Недаром Андрюшина мать говорила, что Мария Ивановна (мать моя) была скуповата и что ты вышел в нее.

Это я слышу не первый раз и меня это обидело: это мать-то моя, это я-то скуповат! Я ответил ему, что все хорошее получил от матери и молюсь за нее каждый день благодарно, а он неблагодарный сын, и в этом упреке его я узнаю свое худшее, когда я тоже понимал мать свою, как скупую, но я ей даже и намекнуть об этом не смел, а он никогда не приходит без просьбы, хоть бы раз ко мне из-за дружбы пришел. Тогда Лева, припертый к стене, вскочил и сказал:

– Я, отец, жалею тебя и не хочу говорить правду. Если бы я сказал ее, то убил бы тебя, но я жалею.

– Ты глуп, – ответил я, – уходи, уходи!

Он ушел и аппарата не взял, а я, расстроенный, лишился правильного суждения и всю ночь думал о тайне, которая могла бы меня убить. Не умерла ли Ефросинья Павловна, подумалось. Но когда я высказал это Ляле, она

667

ужаснулась моему душевному состоянию и уверяла меня, что Леве больше и сказать было нечего, что она преувеличивает в одну сторону, я преувеличиваю в другую. Но, думаю, что он был бы несколько вправе заступиться за мать свою, когда я выставил любовь к своей матери, что вообще помириться мы с ним никогда не сможем.

Итак, в дальнейшем поставлю ему ультиматум, что помогать ему буду только в том случае, если он не будет приставать ко мне и угрожать. Сам буду решать.

Дела мои: 1) взять бумагу и книги у Чагина сегодня в 12 ч. дня 2) купить клею 3) уложить все для книги «Моя страна».

26 Сентября. С утра было пасмурно, а после опять золотой сентябрь. Когда люди уходят в иной мир и умирают, то там, в ином мире, это понимают, как мы понимаем, когда человек раздевается и становится голым. Так и там, только не телом голым делается, а душой: умереть – это значит раздеться душе и стать на то место, где она необходима в составе творящего Бога...

Скорее всего, истинный