Иван Ефремов - Ольга Ерёмина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это всё та же завуалированная дуэль вещного грубого материализма и дуалистического идеализма. В то время как в рациональном своём выражении материализм и идеализм — две стороны рассмотрения одной и той же реальности.
Учитывая почти полную неосведомлённость любителей творчества Ефремова о столь важной для него системе мировоззрения, как Живая Этика, собранный материал может послужить начальным этапом на пути самоопределения прикоснувшегося к теме — готов ли он входить в будущее, или приближающиеся корабли Колумба просто не улавливаются, не перерабатываются из физических импульсов в психическую картинку зрения.
Начальным этапом — поскольку тут не требуется даже готовность допустить что-то малообоснованное, пусть и перспективное. Речь идёт о факте, который просто есть, неотменяем, несмотря ни на какие ухищрения лукавого рассудка, и многократно подтверждён автографами самого Ивана Антоновича. Своего рода — входной билет на разумность. Тест для каждого, впервые прикоснувшегося к теме: кто он — человек или фрик, некий эльф? Такая постановка вопроса может показаться излишне нетерпимой. Но тема такова, что не терпит вялой толерантности — слишком многое поставлено на карту. Каждый должен уметь ставить и решать эти вопросы, искать оселок, на котором будет оттачиваться познание им самого себя.
Мир изнывает от невменяемости. Нравственность отождествляется с моралью, духовность — с религиозностью, религиозность — с церковностью, слово — со смыслом, научность и мировоззрение как таковое — с идеологией. Слово изъязвлено и многократно переврано. Чистая русская речь вызывает глумливые насмешки у необразованных сетевых бездельников и высокомерных узких профессионалов, «вписавшихся в тренд» постмодерна. На этом фоне многократно вперёд против пафоса двенадцатилетней давности, когда писался «Космизм Ивана Ефремова», обостряются те проблемы, что были подняты Иваном Антоновичем. И ещё более злободневны становятся строки Живой Этики, не менее полно предвосхитившей последние времена человеческого выбора.
Разумеется, многие десятки тематических сопоставлений,[289] некоторые из которых являются дословными сознательными заимствованиями, некоторые — естественными при единстве большинства воззрений совпадениями (что с радостью подмечал сам Иван Антонович), — лишь верхушка айсберга, уходящего глубоко под воду текстологии, в герменевтику смыслов и — ещё глубже — общей судьбы поля идей, прорастающих сквозь сердца и разумы лучших представителей земного человечества. Но у этих десятков страниц особая судьба — быть наконечником копья синтеза. На том стоим.
…В январе 1964 года Иван Антонович получил письмо из Кузнецка Пензенской области с отзывом на «Лезвие бритвы». Выделив этот отзыв из ряда других, он ответил автору, Георгию Константиновичу Портнягину. Георгий Константинович оказался родным братом Павла Константиновича Портнягина, участника Центрально-Азиатской экспедиции Рерихов, проходившей по Монголии и Тибету, с 1960 года поселившегося в Самарканде. Братья общались мало.
Портнягин был старше Ивана Антоновича на два года. В провинциальном Кузнецке он осел после войны. Здесь никто не догадывался, что директор школы рабочей молодёжи знал несколько иностранных языков, в 1926–1928 годах был резидентом советской разведки в Харбине, неоднократно переходил границу, что родители его так и остались в Китае, в Пекине. Сам Георгий Константинович оказался в Куйбышеве, где окончил биолого-химический факультет университета. По счастливой случайности, а может, закономерности бывшему разведчику удалось избежать репрессий: незадолго до войны он уехал в село Верхний Дарасун Читинской области, где работал учителем. После перебрался в небольшой городок Инза, что в Ульяновской области. Стоящий на железной дороге промышленный Кузнецк находился южнее, жизнь там текла живее, чем в сонной Инзе. В Кузнецке Портнягин прожил около сорока лет.
В свободное от работы время директор школы переводил и перепечатывал брошюры о йоге, де-факто запрещённой в то время в Советском Союзе, интересовался Индией, буддизмом, книгами Рерихов. Между Ефремовым и Портнягиным завязалась переписка, корреспонденты пересылали друг другу ценные книги, плёнки и перепечатки.
Георгия Константиновича сначала особенно интересовала йогическая практика. Портнягин как прирождённый учитель желал, чтобы советские люди знали об этом достижении человечества. Ефремов писал другу:
«Противоречие насчёт того, что нельзя давать йогу кому попало, и необходимостью распространения познаний разрешается диалектически: распространять познание среди тех, кто для этого годен, а не гордиться перед бесами и не метать жемчуг перед свиньями.
По моему впечатлению от Вас, Вы — человек очень хороший и потому легко впадаете в ошибку переоценки качества человека, встреченного Вами. Однако это в тысячу раз лучше, чем считать всех мерзавцами, хотя иногда и больно отражается на Вас самом (а в недавнее время было бы просто опасно, а может быть, и будет…).
Я постараюсь найти Вам хорошую книгу для перевода, может быть и не так скоро, но найду».[290]
Вскоре незримая нить связала четыре точки на карте: квартиру Ефремова в Москве, Кузнецк, где жил Портнягин, дом Святослава Рериха в Индии и маленький посёлок Козе-Ууемыйза в Эстонии, в котором на цементном заводе служил пожилой бухгалтер Павел Фёдорович Беликов, собравший уникальный материал о жизни и творчестве Н. К. Рериха, главный биограф знаменитой семьи.
Интерес Ефремова к работам Рерихов, подкреплённый возможностью обмениваться мнениями с Георгием Константиновичем, желание распространять книги Рерихов среди друзей привели к тому, что Иван Антонович обратился с просьбой о присылке книг непосредственно к Святославу Николаевичу Рериху.
30 августа 1965 года Святослав Николаевич Рерих писал Павлу Фёдоровичу Беликову:
«Мне писал Ефремов и просил прислать книги Н. К. К сожалению, у меня лишних экземпляров сейчас нет, но я попытаюсь их достать».[291]
Беликов, будучи в Москве и узнав от Ариадны Арендт телефон Ефремова, в октябре 1965 года пытался связаться с ним, но Иван Антонович тогда был болен.
Через полгода Павлу Фёдоровичу, связанному перепиской со всеми, кто желал в СССР издавать новые книги о Рерихах, потребовалась помощь в общении с молодым писателем Олесем Бердником.
С. Н. Рерих написал Беликову 2 марта 1966 года:
«Дорогой Павел Фёдорович.
Послал Вам сегодня телеграмму:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});