Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман

В комиссию входят начальник Главлита Лебедев-Полянский и представитель ВЧК. Предлагается поручить Политическому отделу Госиздата принять Плетнева и Воронского «к выяснению характера литературы, выпускаемой частными издательствами в Петрограде, для внесения в Оргбюро, предложения об установлении контроля над частными издательствами в Петрограде». Далее следует раздел У1, целиком посвященный Политотделу Госиздата: «27. Признать необходимым выработку для Политотдела Госиздата точных директив для его работы, чтобы остановить поток идеологической, мистической и тому подобн. вредной литературы, поскольку она выражается во всех отделах литературы, не только в области политики, но и в области искусства, культуры, театра и т. п. 28. Признать необходимым, что для работы в Политотделе должно быть выделено достаточное количество квалифицированных товарищей». Совещание Отдела агитпропа ЦК РКП (б), его протокол — свидетельство подробного, развернутого вмешательства коммунистической партии в дела художественной литературы, искусства. Это вмешательство неразрывно связано с цензурой, с запрещением и регламентированием, с насаждением нужной идеологии, с уничтожением всего, что не укладывается в ее рамки. «Первая ласточка» — предвестница будущего. И лишь один пункт протокола в какой-то степени противоречит его общему духу: «29. При разрешении к печатанью беллетристической литературы не считать препятствием описания темных сторон современного советского быта, в том случае, если эти произведения в целом не враждебны Советской власти» (Бох40-43, 602).

Начинается эпоха партийных постановлений о литературе и искусстве. В 24 г. принято Постановление ЦК РКП (б) «Об усилении партийного руководства печатью и работой издательств». В нем шла речь о контроле над печатной продукцией для самой массовой аудитории — крестьянской, мало грамотной, разных национальностей. Практические задачи, связанные с таким контролем, должны были осуществлять создаваемые при губкомах, обкомах и пр. отделы печати.

В 25 г. выходит Постановление Политбюро ЦК РКП (б) «О мерах воздействия на книжный рынок». В нем шла речь о том, что при выдаче разрешений на книжные издательства и журналы Главлит обязан руководствоваться не только политическими, но и экономическими, педагогическими соображениями. Ставились задачи: а) в области художественной литературы, искусства и пр. «ликвидировать литературу, направленную против советского строительства и поток бульварщины», разрешая в отдельных случаях издания легкого жанра, «которые способствовали бы распространению советского влияния на широкую мещанскую массу»; б) философские, социологические другие произведения «ярко идеалистического направления», рассчитанные на широкую аудиторию, «не разрешать, пропуская лишь в ограниченном тираже классическую литературу и научного характера, если они не могут заменить собою учебники, пособия или служить для самообразования»; в) «литературу по естествознанию явно не материалистического направления не разрешать, пропуская лишь в ограниченном тираже узко-научную и специально предназначенную для ограниченного круга лиц или полезную в практической работе»; г) литературу экономическую анти-марксистского содержания «не разрешать, пропуская лишь в ограниченном тираже экономическую литературу не марксисткого направления и то, когда она имеет научный интерес или практическое значение»; д) «из детской и юношеской литературы разрешить к изданию литературу лишь способствующую коммунистическому воспитанию»; е) из религиозной литературы «разрешить к печатанию только литературу богослужебного характера», применяя эти принципы ко всем вероучениям, сектам и направлениям.

В коротком П-м разделе указывается, что «разрешения на партийные издания (левоэсеровские, анархистские и др. антисоветские) давать по разрешениям ЦК РКП (б)».

В разделах III и 1У рассматривается вопрос о ввозе литературы из-за границы и о том, кто может пользоваться такой литературой, в целом запрещенной, и в каком количестве. Снова и снова, в разных вариантах, одна и та же формулировка: «Запрещается к ввозу и распространению». Вплоть до того, что запрещаются «печатные произведения, выпущенные в 1923 году и позже по старой орфографии». Существуют, правда, и «персональные разрешения», но и по ним литературные произведения «выдаются Главлитом по согласованию с ГПУ». Злой насмешкой звучит пункт «д», завершающий III раздел: «остальная литература подлежит свободному ввозу и распространению, поскольку она не принадлежит к разряду литературы, предусмотренной к запрещению п.п. 1, П и III настоящего постановления» (Бох48-50).

Аналогичные документы в 26–27 гг. относятся и к области кино («Об организации цензуры художественных фильмов» — предлагается не ограничиваться «просмотром готовой продукции», а подвергать цензуре сценарии фильмов), к прослушиванию радиопередач и пр. (Бох50-52).

Партийный аппарат становится арбитром, судьей, которому принадлежит окончательный приговор во всех делах, касающихся печати. И он активно поддерживает действия цензурных инстанций. В 25 г., в связи с претензиями к Главлиту, Политбюро создает специальную комиссию, проводившую расследование. Комиссия сочла претензии необоснованными. В 27 г. комиссия Совнаркома, в ответ на жалобы литераторов, выразила полную солидарность «с выводами специальной Комиссии Политбюро», признавшей, что «особенного нажима со стороны цензуры нет» (Жир 288).

Партийное руководство стремится все более непосредственно контролировать все сферы общественно-культурной жизни страны, несколько ограничивая значение посредников и исполнителей всеохватывающего контроля. Этим объясняется недовольство работой Главлита, выраженного комиссией Политбюро в мае 26 года. Такое стремление отразилось и в ряде других постановлении ЦК ВКП (б).

Не обошлось без вмешательства «силовых ведомств». Традиции III отделения, относящиеся к контролю над литературой, нашли продолжение и развитие в деятельности так называемых «органах». Мы мельком уже упоминали о таком вмешательстве (ЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД, КГБ, ФСБ). И будем вынуждены говорить о нем на всем протяжении обзора советской и постсоветской цензуры. Вмешательстве от участкового милиционера до высшего руководства «органов». Все они оказывали активное содействие партийной и государственной цензуре в борьбе с инакомыслием. На это ориентировали инструкции участковому надзирателю от 17 ноября 23 г., волостному милиционеру от 12 января 24 г. По «Положению о Главлите» один из трех руководителей его назначался по согласованию с ГПУ. В ведомство цензуры входили на разных уровнях работники «органов». Согласование с последними по ряду вопросов было обязательным. Вмешательствоих в дела литературы и искусства — бесцеремонным и грубым. Весной 21 г. (19 апреля. Совершенно секретно) Дзержинский, глава ЧК, направляет в ЦК РКП (б) письмо, в котором он резко возражает против поездок артистов за границу. Дзержинский пишет, что в последнее время «участились случаи ходатайств различных артистических кругов — отдельных лиц и целых театров о разрешении на выезд за границу. Ходатайства эти систематически поддерживаются тов. ЛУНАЧАРСКИМ. В.Ч.К. на основании предыдущего опыта — категорически протестует против этого» (Бох421).

Работа Главлита уже в двадцатые годы тесно связана с деятельностью ЧК, ГПУ…. В «Отчете Петрогублита за 1923–1924 гг.» откровенно отмечалась эта связь: «ГПУ, в частности, Политконтроль ГПУ, с которым Гублиту больше всего и чаще всего приходится иметь дело и держать самый тесный контакт, Политконтроль осуществляет последующий контроль изданий, предварительно разрешенных Гублитом, и привлекает всех нарушителей закона и правил по цензуре» (Жир259). Такое сотрудничество ГПУ и Главлита ставило всю выходившую литературе, в том числе периодическую, под двойной контроль цензуры: предварительной (Главлит) и карательной (ГПУ). При этом ГПУ оказывалось более важным звеном: оно контролировало и Главлит, разрешенную им печатную продукцию. Получалась своеобразная цензура цензоров, вылавливание их промахов. Такая практика заставляла цензоров быть еще более строгими и внимательными, опасаясь последующей проверки Политконтроля ГПУ. А вообще, как следует из отчета, обе эти организации жили в добром согласии. Главлит признается, что ему «как учреждению расшифрованному» приходится выполнять ряд функций Политконтроля, действуя по его прямым указаниям «в целях конспирации». Все копии отзывов о запрещенных изданиях отсылались в ГПУ «для сведения и установления источников полученных оригиналов» (Жир259).

ГПУ занималось и конфискацией, изъятием запрещенной литературы. В инструкции «О порядке конфискации и распределении изъятой литературы» (1923) значилось: «Изьятие (конфискация) открыто изданных печатных произведений осуществляется органами ГПУ на основании постановления органов цензуры». Такое изъятие могло быть частичным или полным. В первом случае запрещенное произведение сохранялось в спецхранах государственных библиотек общесоюзного значения. Во втором — полностью уничтожались (сжигалось, шло под нож). Это тоже входило в функции ГПУ, которое, по инструкции, приводит в негодность «к употреблению для чтения произведения, признанные подлежащими уничтожению». Доход от продажи, полученной при уничтожении бумажной массы, поступал в фонд ГПУ, так что пускать под нож было выгоднее, чем сжигать. (Жир259-60).