Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стремясь регламентировать всё, до последней детали, Главлит не касается вопроса о цензурном уставе, который был особенно необходим, так как в многочисленных постановлениях и распоряжениях подробно излагались обязанности печати, то, что запрещено, но не её права, то, что позволено. Советская власть всегда старалась избегать уточнения своих обязанностей, поэтому и вопрос о цензурном уставе был отложен на долгие годы. Этот вопрос был поднят еще до создания Главлита, в 21 г. Редакция журнала «Печать и революция» (21–30 гг). открыла даже специальный раздел «Законодательство о печати» (№ 2 за 21 г.), в котором предполагалось обсуждать проблемы цензурного законодательства. В резолюции совещания заведующих агитпропами, состоявшегося в конце 22 г., «Очередные вопросы печати», говорилось о необходимости «ускорения издания основного закона о печати». О том же шла речь в программной статье «Журналиста» «Наши основные вопросы» (№ 3 за 23 г.). В ней упоминалось, что чиновники продолжают преследовать работников печати (приводились примеры). Читателям сообщалось: «По инициативе подотдела печати ЦК РКП Советом народных комиссаров образована комиссия по выработке основного закона о печати». Последняя была и на самом деле создана.
Председателем её назначен видный партийный и государственный деятель того времени П. И. Стучка. В неё входили. Ингулов, Лебедев-Полянский — будущие руководители Главлита. В статье «Журналиста» выражалась уверенность, что закон о печати вскоре подготовят и утвердят; что поможет бороться с покушениями на права прессы и «мы сможем дать решительный отпор наступающей на печать бюрократии». Наивные надежды! Комиссия в начале 23 г. приступила к работе, в отчете Агитпропотдела ЦК отмечалось, что «комиссия под председательством т. Стучки занята постатейной разработкой основного закона о печати», но тем дело и ограничилось. Как отмечено в сборнике С. И. Сахарова «Законы о печати» (23 г.), вместо цензурного устава, предусматривающего и права печати, власти выработан ряд законов и постановлений, образующих «систему ограничительных мер и надзора за печатью» (Жир253-54).
Вопрос же о цензурном уставе (т. е. о введение цензуры в рамки хотя бы какой-то законности) на долгие годы «положен под сукно». Уже после Отечественной войны, в 46 г., начальник украинского Главлита Полонник попробовал поднять этот вопрос перед начальником союзного Главлита К. Омельченко, но сразу был одернут: П.: «Должен быть кодекс требований по литературе», «Чтобы цензор знал, с каким критерием подходить к вопросу оценки художественной литературы». О.: «Вы предлагаете дать общий эталон для художественной литературы, известные рамки?<…>Мне ваше предложение не понятно. Художественная литература — это не сапоги тачать<…>. Это схоластический вопрос». П. настаивает: «Мне хотелось бы получить от вас какое-то указание». О.: «Я считаю, что это чепуха. Можете считать это за указание. Какой же можно выдумывать устав для художественной литературы?» (Очер19-20). В приведенном диалоге совершенно очевидно сказывается нежелание государства связать себя какими-либо правовыми ограничениями в области цензуры, пускай даже самыми умеренными. Беззаконие в подобных случаях всегда предпочтительнее. Поэтому цензурный устав в течении десятилетий так и не был принят. В архиве сохранился текст проекта закона «О печати и цензуре» (38 г.), но он, как и другие, так и остался проектом.
Зато с усилением влияния компартии в области цензуры власти не медлили. Само создание Главлита произошло по инициативе партии. Её руководство цензурой уже с начала 20 гг. было определяющим. В августе 22 г. на ХП конференция РКП (б) приняты решения о проблемах идеологического порядка, об активизации борьбы с «уклонами мысли», что отразились в резолюции III — го Всероссийского съезда работников печати. В ней отмечалось возрождение «буржуазных элементов», стремящихся овладеть оружием печатного слова, используя всё, от невинного листка объявлений до попыток создания политической прессы; всё это требует от советской печати особенного внимания и «организованной, систематической защиты революции от напора буржуазных сил». В резолюции говорилось о необходимости сближения печати с партией, об усилении партийного влияния и контроля над печатью: «Всякое советское издание должно быть коммунистическим, партийным по содержанию, по тону, по характеру. Все без исключения вопросы советская печать должна освещать с точки зрения программы и тактики РКП» (Жир287).
Партийные инстанции регулярно вмешиваются в работу печати, определяют её задачи. Вначале речь идет о партийной периодике. Так 28 июля 22 г. на заседании секретариата ЦК РКП (б) заслушан и принят проект постановления, внесенный членом ЦК А. С. Бубновым, где предлагалось поручить Агитпропу ЦК «созвать совещание редакторов крупных марксистских журналов (общих, исторических и пр.) на предмет выработки в связи со стоящими перед партией основными задачами 469в области коммунистического просвещения и усиления борьбы с возрождающейся буржуазной идеологией» (стиль подлинника — ПР). В комментариях отмечено, что вопрос о политической цензуре в этот период рассматривался на Политбюро фактически каждый месяц (Бох38,602).
В резолюцию ХП съезда партии (23 г.) впервые включен краткий раздел о художественной литературе. В нем высказано требование, чтобы «партия поставила в своей практической работе вопрос о руководстве этой формой общественного воздействия на очередь дня» (70). И партия поставила. На объединенном совещании коллегии агитационно-пропагандистского отдела ЦК РКП (б) в 24 г. рассматриваются и решаются вопросы художественной литературы. Они разбираются весьма подробно, хотя и комически безграмотно: «Слушали: 1. О борьбе нашей печати с контрреволюционными литературными группировками. Постановили. 1.1: Принять необходимым (так!!) издание марксистского еженедельника литературы, критики и публицистики <…>. 3. Обратить внимание Центральной Периодической печати на необходимость издания систематической борьбы против возродившейся буржуазно-интеллигентской публицистики, беллетристики и бульварщины. 4.Указать коммунистам, членам Правления Госбанка, что субсидирование частных издательств является ныне политическим делом, почему никакие ссуды издательствам недопустимы без разрешения Политотдела Госиздата. 5. Признать необходимым объединение литературных групп, близко к нам стоящим, вокруг Дома Печати. 6. Создать комиссию для выработки в недельный срок плана реорганизации Дома Печати в составе <…> Созыв за т. Максимовским. 7. Признать необходимым выделение группы литераторов-коммунистов с целью обслуживания нашей прессы по борьбе с контрреволюционными литературными течениями. 8. Признать необходимым уменьшение размеров журнала „Красная Новь“ и выпуск его один раз в 1 1/5 месяца» (так! стиль! — ПР). В комментарии сообщается, что пункт 8 направлен против «попутчиков», против Воронского и редактируемого им журнала.
В протоколе Объединенного совещания далее указывается: «П. О мерах объединения и поднятия работы издательств близких нам групп. 9. Признать необходимым поддержку Госиздатом: а) группы пролетарских писателей, б) издательства ''Серапионовы бр<атья>'' (при условии неучастия их в таких реакционных издательствах, как журнал ''Петербургский сборник''). в) Группы ''Боброва'', г) Группы Маяковского. 10. Поставить перед <перечень организаций — ПР) задачу организации близких нам групп писателей, их материального обеспечения, литературных собеседований и т. п. Создавать совещания этих организаций <…> 11. Не препятствовать в ближайший период журнальным объединениям ''Смено-веховцев'', поскольку они ведут борьбу с контр-революционными настроениями […] русской интеллигенции <…> 1У. 17. Признать необходимым группирование всех советских, партийных и руководимых коммунистами издательств вокруг Госиздата, в виде синдиката, с сохранением самостоятельности части (так! — ПР) <…> 22. Признать необходимым изъятие из типографий обнаруженных остатков высокосортной бумаги и передать ее в Бум-бюро для политических изданий». В разделе 1У идет речь и о льготах Госиздату, о мерах, которые он должен принять для «борьбы с враждебной нам идеологией». Затем следуют два важных раздела: «У. О цензуре». В нем предусматривается в двухнедельный срок «наметить комиссию» по вопросу об организационных формах цензуры.
В комиссию входят начальник Главлита Лебедев-Полянский и представитель ВЧК. Предлагается поручить Политическому отделу Госиздата принять Плетнева и Воронского «к выяснению характера литературы, выпускаемой частными издательствами в Петрограде, для внесения в Оргбюро, предложения об установлении контроля над частными издательствами в Петрограде». Далее следует раздел У1, целиком посвященный Политотделу Госиздата: «27. Признать необходимым выработку для Политотдела Госиздата точных директив для его работы, чтобы остановить поток идеологической, мистической и тому подобн. вредной литературы, поскольку она выражается во всех отделах литературы, не только в области политики, но и в области искусства, культуры, театра и т. п. 28. Признать необходимым, что для работы в Политотделе должно быть выделено достаточное количество квалифицированных товарищей». Совещание Отдела агитпропа ЦК РКП (б), его протокол — свидетельство подробного, развернутого вмешательства коммунистической партии в дела художественной литературы, искусства. Это вмешательство неразрывно связано с цензурой, с запрещением и регламентированием, с насаждением нужной идеологии, с уничтожением всего, что не укладывается в ее рамки. «Первая ласточка» — предвестница будущего. И лишь один пункт протокола в какой-то степени противоречит его общему духу: «29. При разрешении к печатанью беллетристической литературы не считать препятствием описания темных сторон современного советского быта, в том случае, если эти произведения в целом не враждебны Советской власти» (Бох40-43, 602).