Журнал Наш Современник №10 (2003) - Журнал Наш Современник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
“Я с возмущением и негодованием прочла статью Станислава Куняева, в которой он с ненавистью поливает грязью и оскверняет святая святых — битву при Монте-Кассино и генерала Андерса. Он осмелился заявить: “Но поляки не были бы поляками, если бы не переплавляли (как, впрочем, и русские) свои поражения (даже бесславные) в бессмертные легенды. Вот они и сложили о кровавой и нелепой бойне при Монте-Кассино щемящую душу песню, которая стала для них той же самой вечной опорой, что для нас “Слово о полку Игореве” или вальс “На сопках Маньчжурии”. Так может написать только человек, ярко ненавидящий историю Польши, а по сути дела и Россию!”. Страстно написано, но неумно. Андерс, книгу воспоминаний которого я прочитал, действительно не вызвал у меня никакого уважения. Это был весьма экзальтированный, хвастливый и неискренний шляхтич, что видно из стенограммы разговоров со Сталиным, опубликованной в его же мемуарах. А про трагедию при Монте-Кассино я написал, думая не только о различиях, но и о глубинном сходстве русского и польского национальных характеров (все-таки славяне!). В этих размышлениях о песне “Червонные маки” и о вальсе “На сопках Маньчжурии” (а “Варяг”, а “Слово о полку…”! — при всем том, что оба похода с военной точки зрения были бессмысленны) есть восхи-щение и поляками, и русскими, которые, каждые по-своему, не падают духом, но ищут на пепелищах поражений огоньки героизма, сочиняют о них песни, мифы, поэмы, тем самым передавая свою непокорную волю к победе грядущим поколениям…Так что я, по существу, воспел эти свойства славянской души.
Но в связи с этим хочу с горечью сказать и о нашем русском лакействе (или глупости?). И то и другое в сегодняшней жизни не редкость. В ответ на осквернение в 90-е годы советских воинских кладбищ на территории Польши, на демонтаж памятника маршалу Коневу — спасителю древнего Кракова, в ответ на поток русофобии со страниц газет и из уст политиков Польши, в ответ на благосклонный прием, оказанный Польшей чеченским головорезам, и на открытие под Краковом радиоцентра “свободной Ичкерии” директор краеведческого музея в Бузулуке (где начинали формироваться польские части), русский человек Николай Макаров, заявляет на страницах “Новой Польши”: “Настала пора увековечить память о польской армии генерала Андерса в Бузулуке. Ведь именно благодаря этому событию Бузулук стал частью мировой истории”…
Не буду вспоминать о пафосных речах Остапа Бендера насчёт создания Нью-Васюков, я понимаю, как нужны хоть какие-то средства краеведческому музею маленького районного городка, но нельзя уж настолько стелиться перед шляхтой… Ну, создали дивизию по распоряжению Сталина, одели, обули, вооружили, а она демонстративно не стала сражаться против фашистов бок о бок с советскими солдатами, а ушла к англичанам в Иран… И в этом, что ли, мировая слава города Бузулука? Уж скорее в том, что тысячи его уроженцев пали на фронтах Великой Отечественной…
* * *
Однако пора всерьез приступать к текстам главного редактора “Новой Польши” Ежи Помяновского, который пишет о моем сочинении так: “Во главу угла по-прежнему ставится катынское преступление. Из текста следует, что автор — вполне по-советски — считает это преступление делом рук гитлеровцев, собрание подлинных документов (изданных под редакцией академиков Александра Гейштора и А. Н. Яковлева) — фальсификацией, а самоотверженных ребят из российского “Мемориала”, отыскавших в селе Медное под Тверью (куда немцы никогда не дошли!) место погребения 6300 польских военнопленных из лагеря в Осташкове, — польскими агентами и предателями”.
Простите, пан Помяновский, но Вы погорячились.
Из моего текста не следует ничего, что Вы мне приписываете. Во-первых, я не ставлю “во главу угла” катынское преступление и не занимаюсь его расследованием. Я касаюсь его лишь на полутора страницах книги (а её объем — 200 страниц) и задаю себе лишь один вопрос: почему поляки были расстреляны из немецкого оружия? Историки, обвиняющие советскую сторону, отвечают: чтобы списать впоследствии это преступление на немцев. Тогда я задаю второй вопрос. Если поляков расстреляли энкавэдэшники немецкими пулями в марте 40-го года, то советское руководство должно было предусмотреть, что скоро начнется война, что немцы захватят на смоленской земле катынские лагеря с погребенными там поляками, что мы все-таки начнем после Сталинграда контрнаступление на Запад, снова дойдем до Катыни, раскопаем братские могилы, “обнаружим” в польских черепах немецкие пули и обвиним на весь мир немцев в совершенном преступлении. Я увидел в этом утопическом сценарии что-то абсурдное и высказал свои сомнения. Вот и всё.
Во-вторых, о Медном я даже не вспоминал. Не надо за меня домысливать того, что я не говорил.
В-третьих, я нигде ни слова не сказал о “самоотверженных ребятах из российского “Мемориала”, и потому не надо мне приписывать, что я считаю их “польскими агентами и предателями” .
А в-четвертых, Ваши ссылки на труды академика А. Н. Яковлева несерьезны. Более лживого и меняющего взгляды ренегата, возросшего в недрах Агитпропа ЦК КПСС, в новейшей российской истории отыскать невозможно. Он, до сих пор усердно отмывающий перед новыми хозяевами родимые пятна своего коммунистического прошлого, вам что угодно напишет, а “самоотверженные ребята из “Мемориала” что угодно отыщут. Они же любители и работают на общественных началах.
Вы, господин Помяновский, мечтаете, чтобы я был привлечен к уголовной ответственности за своё сочинение:
“Я считаю, что достойная задача всех людей доброй воли (какая социалистическая стилистика! — Ст. К. ) — не столько исправлять эти и подобные филькины грамоты, сколько призывать законодателей, чтобы в связи с катынским преступлением они ввели в российский Уголовный кодекс понятие “лживых измышлений” и соответствующую статью — подобно тому, как во Франции существует юридическое понятие “освенцимской лжи” и соответствующая уголовная статья, карающая за “оспаривание факта существования преступления или преступлений против человечества”.
Вы делаете опрометчивое заявление, пан Помяновский, и самого себя загоняете в ловушку. Как же можно было забыть, что, печатая в 11-м номере 2001 года “Новой Польши” воспоминания советского еврея Н. Вальдена-Подольского, находившегося после войны 1919—1920 годов в польском плену, Вы, подобно бдительному цензору времен социалистической Польши ( “вполне по-советски” — как Вы пишете обо мне), изъяли из текста все свидетельства утробного антисемитизма шляхетской администрации в лагерях для советских военнопленных, все описания издевательств над несчастными евреями, все картины преступлений, совершенных поляками-антисемитами. Такое деяние можно квалифицировать похлеще, нежели “оспаривание” , это скорее сознательное сокрытие “факта существования преступления или преступлений против человечества” , говоря Вашими же словами!
Так что по нынешним французским юридическим нормам, связанным с понятиями “антисемитизм”, “Холокост”, “освенцимская ложь”, ну, не то чтобы преступником, но журналистом, сознательно скрывающим факты явного преступления, Вы являетесь. Попробовал бы сейчас в Европе какой-нибудь главный редактор что-либо утаить, изъять, вычеркнуть из того, что называется “гонением на евреев”, а его схватили бы за руку, как я Вас, — ох, не поздоровилось бы ему! Так что благодарите, Ежи, судьбу за то, что живете в Польше, а не в прекрасной демократической Франции.
* * *
Не оригинален рядом с Помяновским и Анджей Новак. Он тоже передергивает карты, утверждая, что в центре моего опуса Катынь: “современный символ польской русофобии для Куняева — и не только для него — “вечные претензии” по поводу преступления в Катыни” .
Никто из моих критиков не захотел признаться, что главный узел моей работы — психологический: это шляхетский национальный характер, особенности которого вот уже несколько столетий определяют драматическую историю Польши. Ну, в крайнем случае, я могу согласиться, что в центре работы — Едвабне, но отнюдь не Катынь.
Вот образец исторических исследований Новака:
“Они, то есть русские власти, лишают нас независимости, жестоко подавляют очередные попытки вернуть её, вешают польских заговорщиков и повстанцев, тысячами ссылают их в Сибирь, грабят польские культурные ценности. Затем разгорается война 1919—1920 гг. с большевистской Россией, грозящей возрождённой Польше и советизацией, и новым разделом во взаимодействии с Германией”.
Здесь что ни фраза, то ложь, или полуправда, или умолчание, или прямой подлог.
Да, мы “жестоко подавили очередную попытку” поляков вернуть себе независимость. Когда их стотысячная конница в составе наполеоновской армады прошла всю Россию и ворвалась в Москву. Да, мы гнали обратно в хвост и в гриву этих шляхтичей, как всегда, присоединившихся к какой-нибудь Антанте. Может быть, Новак скажет, как мы должны были поступать иначе?
