Почему собаки гораздо умнее, чем вы думаете - Брайан Хэйр

Наконец-то мы были близки к цели. Наша командировка истекла уже более чем наполовину, а мы пока не достигли почти никаких результатов. Натали общалась с лисятами столько, сколько позволяло время, но мы понятия не имели, научатся ли они игре с чашками. Поэтому моя затея со «Спутником» оказывалась исключительно важной. Возможно, этот столик был нашим единственным способом сравнить лис из двух популяций.

Контрольный лис наблюдал за мной, пока я устанавливал «Спутник» перед его клеткой. Он отпрянул в угол, когда я присел рядом со столиком и начал устанавливать камеру. Лис был очень симпатичный. Серебристая шубка переливалась, черные уши двигались, а он настороженно за мной следил.

Но все изменилось, как только я вытащил палочку с прикрепленным к ней пером. Лис немедленно подошел и уселся на дощечке, которую я положил в центре клетки. Он следил за каждым движением пера (кстати, экспериментальных лис перышко интересовало не меньше). Любопытство оказалось сильнее страха. Я убрал перо и дотронулся до одной из игрушек так, чтобы лис это видел.

Рулеточная лента изогнулась, а потом, выпрямившись, издала тот самый неотразимый щелчок. Затем я выдвинул крышку стола вперед, игрушки бесшумно приблизились к зверю, оказавшись в зоне его досягаемости. Лис сразу же набросился на одну из игрушек и стал щелкать металлической лентой.

Я взялся за дело. Лисы из обеих популяций — как контрольной, так и экспериментальной — любили выбирать одну из металлических лент и играть с нею. Мне следовало просто выдвинуть крышку стола поближе к лису и дотронуться до одной из лент. Теперь у меня был метод для сравнения представителей двух популяций, не требовавший ни социализации, ни обучения, ни вознаграждения в виде пищи.

Для контроля я провел еще один вариант такого же теста, но прятал руку от лис, когда указывал на одну из игрушек. Я держал перед собой доску, которая скрывала меня от шеи до крышки стола, так что лисы вообще не видели моих рук. В руке я держал палочку с пером — она-то и высовывалась из-за доски. И я дотрагивался до металлических лент не рукой, а перышком. В этом случае лиса также набрасывалась на ту игрушку, на которую я указывал, и принималась щелкать лентой.

Лисы из контрольной популяции уже не боялись участвовать в экспериментах, несмотря на то что я сидел совсем рядом. Я мог сравнить их предпочтения с нравами экспериментальных лис.

Лисам из обеих групп нравилось забавляться с игрушками, но вот предпочтения у них были совершенно противоположные. Разношерстная команда дружелюбных экспериментальных лисиц предпочитала ту игрушку, до которой я дотрагивался рукой. Контрольные лисы, наоборот, выбирали те предметы, которых я касался пером на палочке.

Эта разница в предпочтениях проявилась уже в самых первых опытах, лисы не изменяли своим вкусам и в последующем, хотя мы их ничем не угощали. Это был важнейший признак, указывающий, что селекция Беляева повлияла на то, как экспериментальные лисы воспринимают человеческие жесты.

Тем временем Натали также смогла достичь успеха в работе по социализации лисят. Набралась группа лисят из контрольной популяции, которые совершенно освоились с ней и научились делать правильный выбор, когда девушка показывала, под какой из чашек спрятано лакомство. Пришло время проверить, смогут ли ученики интерпретировать ее жесты и находить пищу с их помощью.

Еще через неделю напряженных опытов и за два дня до вылета в Москву мы, наконец, имели на руках результаты. Лисы из контрольной популяции очень походили по поведению на сильно социализированных волков или шимпанзе. В разных опытах они не просто гадали, а действительно пытались выбирать, но не слишком хорошо ориентировались в наших жестах. Экспериментальные лисы при поиске пищи интерпретировали нашу жестикуляцию значительно лучше, хотя они и общались с людьми гораздо меньше, чем отобранные для опыта контрольные лисы.

Оба теста приводили нас к одному ответу: опыты Беляева изменили способности лис по распознаванию человеческих жестов. Это был прямой результат экспериментального одомашнивания, при котором допускалось размножение лишь наиболее дружелюбных лисиц и которое приводило к когнитивной эволюции животных.

Ричард оказался прав, а я — нет. Экспериментальные лисы понимали человеческие жесты, хотя русские и не пытались размножать их именно по этому качеству. Единственным признаком, лежавшим в основе их разведения, было дружественное отношение к людям. Вместе с этим качеством лисы приобрели несколько сопутствующих признаков: висячие уши, завивающиеся хвосты, а также умение лучше интерпретировать человеческие жесты.

Если бы мы протестировали исходную популяцию, с которой Беляев начал эксперимент в 1959 году, то лисы из нее не смогли бы понимать человеческие жесты столь же хорошо, как это теперь удавалось их потомкам из экспериментальной популяции. Эти «исходные» лисы умели реагировать на поведение других лис, но испытывали такой страх перед людьми, что при виде человека сразу пускались наутек. Контрольные лисы сохранили инстинкты, характерные для лис-предков. Но если мы социализировали контрольных лис, общаясь с ними на протяжении нескольких недель, либо привлекали их внимание с помощью игрушек (перьев, металлических лент), естественный страх животных перед людьми ослабевал. После того как страх сменялся любопытством и интересом к людям и игрушкам, эти лисы могли с некоторым успехом интерпретировать человеческие жесты. Любопытство усиливало навыки распознавания социальных действий, зарождавшиеся у контрольных лис. Предпосылки для таких навыков присутствовали уже в исходной популяции и были обусловлены необходимостью интерпретировать поведение других лис.

Селекционное размножение экспериментальных лис позволило полностью избавить их от страха перед людьми методом генетической эволюции. На смену страху пришла сильная мотивация к общению с нами, как будто мы тоже лисы. Благодаря изменению эмоционального фона лисы научались общаться с нами и справляться с рядом проблем. Другие лисы были неспособны решать подобные задачи без предварительной интенсивной социализации и привыкания к людям.

Эти лисы совершенно перевернули мое мировоззрение.

До поездки в Сибирь я разделял более традиционную точку зрения на одомашнивание. Ее хорошо описал Джаред Даймонд, биогеограф из Калифорнийского университета Лос-Анджелеса: «Под одомашниванием я понимаю разведение особей в неволе и сопутствующие этому процессу изменения, в результате которых эти особи становятся более полезными для людей, контролирующих их размножение и (если речь идет о животных) — питание».

Эксперимент с лисами показал, что именно естественный отбор может стимулировать развитие таких признаков, которые ранее считались результатом сознательной деятельности людей, специально занимавшихся разведением некоторых животных — в частности, волков. Если наименее боязливые и наиболее дружелюбные животные имели естественное преимущество перед осторожными и агрессивными сородичами, то популяции с чертами, характерными для домашних животных, могли развиваться сами по себе, без человеческого контроля над их размножением.

До сибирского путешествия я был практически уверен, что вы нужно размножать самых умных животных из популяции, чтобы получить еще более умное потомство. Я думал, что для получения группы лис, способных понимать человеческие жесты, необходимо скрещивать лис, у которых это получается лучше всего. А вот Беляев селекционировал наиболее дружелюбных лисиц, и их потомки стали умнее, хотя он и не ставил перед собой такой цели. Возможно, дружелюбные животные выигрывают у опасливых в условиях, когда необходимо искать пищу вблизи от человеческого жилья и знать, как следует реагировать на человеческое поведение.

Лисы продемонстрировали, что естественный отбор вполне мог превратить часть волков в первых протособак без намеренного человеческого вмешательства или контроля. Рэй Коппингер и другие ученые предполагают, что в течение последних 15 тыс. лет, когда люди стали подолгу селиться на одних и тех же местах, у волков появился новый источник пищи — человеческие пищевые отходы. Именно этот мусор помог эволюционировать собакам, которых мы так хорошо знаем и любим.

Сначала волки избегали людей (как и лисы из контрольной популяции), но теперь их привлекали кучи костей, гниющее мясо и богатая крахмалом овощная кожура. Те волки, которые слишком боялись приближаться к человеческому жилью, не смогли воспользоваться преимуществами этой новой экологической ниши. Волки, которые осмеливались подойти, но вели себя слишком агрессивно, обычно погибали. Только те волки, которые не слишком боялись людей, но при этом избегали конфликтов, могли с успехом использовать этот новый источник пищи. Как и лисы, они совершенно случайно приобретали в ходе такой эволюции еще один навык — умение реагировать на человеческое поведение.