Почему собаки гораздо умнее, чем вы думаете - Брайан Хэйр

Ирина вынесла одного лисенка, самочку. Мы дали зверьку время обнюхать комнату, а потом Натали посадила маленькую лису между двумя чашками. Я показал лакомство, а потом притворился, что кладу его под обе чашки, хотя на самом деле прятал только под одну. Потом я показал на ту чашку, под которой лежало съестное, и приготовился к тому, что на этом все и кончится. Вопреки моим ожиданиям, лисичка меня поняла. Ей удалось справиться почти со всеми испытаниями. Мы протестировали целую группу лисят из экспериментальной популяции, взятых из разных пометов. Они запросто проходили все тесты, каждый раз показывая высокие результаты. Потом мы провели контрольный тест с Орео, чтобы убедиться, что лисы не унюхивают пищу. Оказалось, что без наших подсказок лисы, точно как собаки и волки, выбирают чашки случайно — то есть в таком контексте не с помощью обоняния.

Но лисята из экспериментальной популяции справлялись с задачами не только не хуже щенят, но и несколько лучше.

Иногда ошибаться даже интереснее, чем достигать цели. Могло ли случиться так, что в результате беляевского эксперимента по одомашниванию лисы стали умнее? Был только один способ ответить на этот вопрос: сравнить успехи особей из экспериментальной и контрольной популяций. Возможно, лисы вообще понимают наши жесты лучше, чем волки и чем собаки? Если бы тест прошли и лисы из контрольной популяции, это бы означало, что не одомашнивание обусловило высокие результаты экспериментальных лисиц.

И вот в этом заключалась проблема. Лисы из контрольной популяции оказались слишком боязливыми и не хотели участвовать в опытах. Поскольку русские не социализировали лисиц, животные, попав в тестовую комнату, слишком нервничали и совершенно не интересовались пищей. Нам требовалось придумать репрезентативный тест, способный показать, насколько уверенно лисы из контрольной популяции совершают выбор. Иначе пришлось бы возвращаться домой ни с чем.

Я закрыл глаза и облокотился на кедровую стену, но тут же вскрикнул и снова выпрямился. Дерево было горячее, как кусок лавы, а моя кожа приобрела цвет и консистенцию панциря вареного рака. Мне нужно было наружу. Я встал и попытался выйти, как ни в чем не бывало.

— Брейн, подожди, — это был Виктор, муж Ирины.

Все русские почему-то называли меня Брейн, а не Брайан. Огромные голые мужчины растормошили друг друга и пошли из бани, как компания медведей, пробудившихся от зимней спячки. Они словно стряхивали с себя налипший жар, выбираясь на воздух.

На улице оказалось неожиданно прохладно, но озноб пробрал меня не только от холода, а также от страха, особенно когда Виктор указал на небольшой, но довольно глубокий пруд. Пруд был спокоен как арктический ледник.

— Ну, — грозно говорит мне Виктор, — ныряй!

Сердце мое непроизвольно затрепыхалось. Виктор схватил меня за руку.

— Эх вы, американцы, — сказал он с ухмылкой, — да зимой мы прямо в снег прыгаем. А тут вода даже не замерзла. Прыгай, тебе понравится.

На кон была поставлена не только честь моего государства, но и мое мужество. Я прыгнул. Шок был неописуемый. Вокруг меня взвились струи пузырьков — русские мужчины влетали в пруд как бетонные блоки. Я рванулся вверх и вдохнул.

Остальные купальщики уже вылезли и вовсю хлестали друг друга березовыми вениками. Я решил отсидеться в воде, чтобы меня не избили палками здоровые мужики. Холод был такой, как будто кто-то живьем сдирал с меня кожу. Когда терпеть это стало невыносимо, я проскользнул вслед за остальными в комнату.

Виктор уже был тут как тут и разливал пиво. Весь дрожа, я взял у него стакан. Обернул бедра полотенцем, сел на стул и стал не спеша потягивать.

— Нет, Брейн, обожди, — пожурил меня Виктор, — пиво без водки — деньги на ветер.

Мужчины собрались вокруг стола и стали запивать пиво стопками водки. Я захмелел в дым уже после первого раунда, но Виктор был непреклонен и продолжал подливать мне пива, наполняя стаканчик.

Прошло, казалось, несколько часов, как вдруг все это прекратилось. Возблагодарив Бога за то, что мои мытарства закончились, я встал, покачиваясь, и поплелся в раздевалку.

— Брейн, ты куда? У нас еще четыре часа свободных! Пошли в баню!

Через четыре часа от меня ничего не осталось. Обезвоживание в бане, смесь пива с крепким алкоголем, тот факт, что я ни крошки не съел с самого завтрака, — по всем этим причинам я был еле живой. По иронии судьбы я не отдал концы только благодаря ледяному пруду. Вода сработала как дефибриллятор, послала через мое сердце разряд и вышвырнула меня на свет Божий из алкогольного коматоза.

В последнем раунде я присел в бане, прислонившись к стене. Слышал, как шкварчит моя кожа, но ничего не чувствовал. Я закрыл глаза и поплыл куда-то в дреме через баню в серебристое летнее небо.

И тут мне было видение. Я узрел лису из контрольной популяции, которая стала играть с перышком, упавшим к ней в клетку. Лиса шлепала по перу лапкой в «черной перчатке», ее роскошный пушистый хвост танцевал легко и грациозно. Я стоял рядом, но впервые не видел в ее янтарно-желтых глазах никакого страха.

Я сел. Интересно, где бы взять пучок перьев?

Итак, у меня сложился двухэтапный план. Во-первых, сразу после возвращения в лабораторию я поручил Натали начать работу с группой лисят из контрольной популяции, чтобы они быстро социализировались. Лисята были в возрасте от двух до трех месяцев — самые юные животные, которые на тот момент имелись на ферме. В течение шести недель Натали ежедневно должна была забирать их от братьев и сестер и просто играть с ними в комнате в течение нескольких часов. Шаг за шагом она готовила их к прохождению теста. Я поручил ей класть под чашку лакомство и наблюдать, будут ли лисята подходить к чашке и касаться ее. Если бы они это сделали, Натали должна была их покормить. После этого Натали нужно было прятать пищу под одной из двух чашек и проверять, будут ли лисята вообще пытаться выбирать, неважно, правильно или нет. Если бы ей удалось развить их до такого уровня, то мы могли бы попытаться сделать тест.

Во-вторых, если бы Натали не удалось социализировать лисят за приемлемое время, я придумал другой вариант такого теста. В бане я осознал, что если лисы из контрольной популяции поначалу и опасаются людей, все они, по-видимому, очень тянутся к игрушкам. Поначалу, когда я пытался к ним приблизиться, лисята шарахались от меня. Но я обнаружил, что если просто тихо сидеть перед клеткой, они начинают подбираться ко мне примерно через минуту. Если я махал перышком у них перед носом, они, кажется, совсем не боялись. Сразу же подбегали к перу, начинали дергать его и пытаться с ним играть, даже если я его не выпускал из руки. Мне это напомнило волшебное перышко диснеевского слоненка Дамбо. Если бы удалось найти какой-то способ применить перо во время тестов, лисята могли бы втянуться в жестовую игру.

Прежде всего, мне был нужен столик. Его крышка должна располагаться на уровне, удобном для лисят, сидящих в клетке. Кроме того, необходимо, чтобы она скользила в сторону лисят, и они могли делать выбор, не слишком приближаясь ко мне.

Я мог бы сколотить такой столик уже к вечеру, но Ирина даже слышать об этом не хотела. Это был серьезный научный эксперимент, и в нем следовало использовать качественное оборудование. Это должна была быть не самодельная штуковина от приезжего американца, а чудо российской инженерной мысли, которым гордился бы сам Беляев.

Чертеж столика отправили в мастерскую, и рабочие принялись изготавливать его с такой серьезностью, как будто готовили запуск космического аппарата. У них ушло на это две недели, я чуть с ума не сошел от нетерпения.

Когда нам доставили вещицу, нетерпение сразу сменилось восхищением. Вместо примитивной фанерной штуковины, которую я собирался сделать, нам смастерили элегантный современный аппарат. Столик был металлический, крышка из плексигласа беззвучно выезжала вперед. К обоим краям стола были прикреплены две подготовленные мной игрушки: алые пластмассовые коробочки, к верхней части каждой приделана полоска металлической мерной ленты. Я мог толкать крышку стола так, что эти полоски оказывались в досягаемости лисят.

Дело в том, что лисятам страшно нравилось сгибать рулеточную ленту лапками и мордочками, а потом отскакивать, когда она снова выпрямлялась с чарующим щелчком. Такие игрушки были для лисят как медом намазаны. Я окрестил мое устройство «Спутник», что привело русских в неописуемый восторг.

— Брейн, — спрашивали они меня каждое утро, — как там наш «Спутник»?

Наконец-то мы были близки к цели. Наша командировка истекла уже более чем наполовину, а мы пока не достигли почти никаких результатов. Натали общалась с лисятами столько, сколько позволяло время, но мы понятия не имели, научатся ли они игре с чашками. Поэтому моя затея со «Спутником» оказывалась исключительно важной. Возможно, этот столик был нашим единственным способом сравнить лис из двух популяций.