Почему Бразилия? - Кристин Анго

Да, я пишу книгу, но это будет не чистая лингвистика, скорее, литературное исследование на весьма своеобразную тему, потому что речь пойдет о каталонской литературе.

Нет, я не видел Гейл, но, должен признаться, сожалею об этом.

Да, я читал «Малыша», когда был примерно в твоем возрасте, но «Письма с моей мельницы» и «Сказки по понедельникам»[35] — это маленькие психологические шедевры, тонкие и полные чувств, поэтому я отдаю предпочтение им. Сообщи, что ты думаешь о «Малыше», когда его дочитаешь.

No, my novel is not out. In fact, I suppose you meant to say short story (nouvelle), not really novel (roman). Besides, itʼs neither a novel not a short story, itʼs simply a small article on a linguistic subject. I hope it will be published in the September issue, but Iʼm not sure. You may ask for Vie et Langage in a bookshop this month, if you are interested (two francs), but itʼs not to be found in every bookshop.[36]

Знаешь, никто и никогда не присылал мне поэм. Ты это сделала первой. Мне понравились твои стихи, Кристин, они — биение твоего сердца.

А теперь я хотел бы тебе широко улыбнуться, чтобы увидеть, как покажутся в ответ твои белоснежные зубки. Ага, вижу их. Поцелуй в уголок глаза — за усердие. Обними за меня крепко свою маму и пиши мне.

Мадемуазель Кристин Шварц

9/262, улица Мишле, 36 000, Шатору

17 октября 1972 г.

У меня достаточно времени, чтобы думать о тебе, но не хватает его, чтобы написать. Ты должна это понять, пиши мне, как только у тебя появится время и хотя бы маленькое желание. Я всегда с нетерпением жду твоих писем. Мой Страсбург полон малышек Кристин, которые совершенно неожиданно появляются передо мной: рядом с деревом, которое отказывается назвать свое имя, чтобы напомнить, сколь жалким ботаником я себя проявил во время нашей прогулки по парку Оранжери, или в облике какой-нибудь девочки твоего возраста с лукавыми глазами и хорошо подвешенным языком, чтобы напомнить мне, что ты-то уж все заметишь и за словом в карман не полезешь. Или в аэропорту Страсбурга перед вылетом в Лондон, чтобы сказать мне: может, возьмешь меня с собой, я так хочу увидеть Англию! Но стоит мне сесть за письменный стол — и работа поглощает минута за минутой все то время, что я мог бы посвятить письму к тебе.

Почему Бразилия? Возможно, потому, что это страна, все богатство которой — в будущем. Так же и ты, ведь перед тобой открыт весь земной шар.

Я полностью согласен с твоим выбором любимых певцов и артистов, только бы добавил к ним несколько итальянских актеров, например Марчелло Мастрояни и Витторио Гасмана, потому что очень люблю итальянское кино.

Что же касается писателей, то мы еще о них поговорим, если хочешь, ведь здесь выбор гораздо сложнее. Я не читал «6 приятелей»,[37] о которых ты пишешь. Может, назовешь мне их автора?

От всего сердца благодарю тебя за прекрасный эдельвейс, он для меня — это ты в горах. И спасибо за милые слова в конце.

Хорошо работай.

Мадемуазель Кристин Шварц

8/262, улица Мишле, 36 000, Шатору

31 октября 1972 г.

Я обязательно должен поделиться с тобой своим мнением относительно математики. Надеюсь, это поможет тебе. Хочу, чтобы ты поняла: математика значительно менее сложна, чем кажется. И вот почему. На самом деле математика — всего лишь один язык среди многих. Достаточно выучить ее словарь, и все станет ясно. Если у тебя хорошо идет немецкий, ты справишься и с математикой, потому что и то и другое — разные способы выражения реальности. Просто у математики одна-единственная задача: выразить все, что нужно, очень быстро, тогда как французский или немецкий стремятся еще и к элегантности, живописности и т. п. Поэтому достаточно хорошо разбираться в смысле математических символов, чтобы тебе открылась действительность, которую можно было бы открывать и на ощупь, только значительно медленнее. Главное — понять математические символы и слова, а потом комбинировать их будет уже легко. Если у тебя плохой контакт с учителем, возьми свой учебник и постарайся все понять самостоятельно. Если попадается непонятное слово, бери словарь. В математике все просто, беда в том, что объяснения плохи или зачастую плохи, потому что ученик не знает смысла всех слов или всех символов из этих объяснений.

Как и по всем остальным предметам, не нужно никогда заучивать теоремы наизусть. Их надо понять, и тогда все станет просто. Вот увидишь, скоро у тебя и по математике будут прекрасные оценки, и притом без особых усилий.

Но если ты все же не сумеешь разобраться самостоятельно и не найдешь никого, кто бы тебе объяснил, скажи мне, по какому учебнику ты занимаешься. Я его куплю и постараюсь тебе помочь.

Завтра День поминовения, и ты, конечно, будешь думать о своей бабушке, а я буду мысленно с тобой, чтобы разделить твою печаль.

В своем писме ты расказываешь о мадемуазель Дебюши, толко я не понимал, чему она учить. Скажеш об етом в следущем писме. Опесание наряда, в катором ты была, кагда атправела свае паследнее писмо, мне очинь паправилась, ано мне напомнела тваи красивыи ресунки.

Вот видишь, я умею делать еще больше орфографических ошибок, чем ты!

Я тебя обожаю. Пиши мне.

Мадемуазель Кристин Шварц

9/262, улица Мишле, 36 000, Шатору

29 ноября 1972 г.

Начну с ответов на твои вопросы. Претерит — единственная простая форма прошедшего времени в германских языках. Иными словами, в этих языках, в отличие от романских, не различаются выражения «я взял» и «я брал». Они говорят «ich nahm» «I took».

Теперь перейдем к «истории со склонением и падежами». Я не очень понял твой вопрос, да и вообще обсуждение этой темы слишком затянется. Поэтому ограничусь подсказкой: есть один очень простой прием, позволяющий легко согласовывать прилагательное и существительное. Для этого достаточно хорошо знать окончания определенного артикля, и тогда ты поймешь, что это склонение, которое тебе кажется столь сложным, на самом деле предельно простое и логичное.

Ты спрашиваешь еще и о «zum». Это слитная форма — такие есть во многих языках — словосочетания «zu dem». Так же и во французском говорят «аu» вместо «à lе» и «du» вместо «de le». В немецком языке основные слитные формы — это zum от zu dem, zur от zu der, am от an dem, im от in dem, ins от in das. Они употребляются чаще, чем неслитные, а иногда вообще обязательны.

Есть и другие, менее распространенные слитные формы, например: vorm вместо vor dem.

Теперь, как узнать род существительного в немецком? Существуют очень полезные правила, обычно их можно найти в конце учебника по грамматике. Кстати, тебе нужна немецкая грамматика, английская и т. д. У тебя есть? Я тебе привезу один немецкий учебник, он прекрасный и очень простой.

Ты пишешь о Мольере и немного жалуешься: опять Мольер! Я тебя понимаю, но когда видишь, насколько посредственны современные комедии, то, честно говоря, невольно радуешься, что существует Мольер!

Теперь пару слов об «этом идиоте Помпиду». Ну да, мама платит огромные налоги, и твое возмущение понятно. Но знаешь ли ты, сколько зарабатывают африканцы? Гражданин Кот-дʼИвуара, одной из самых богатых стран Африки, зарабатывает в среднем 2 тысячи франков в год, то есть 180 франков в месяц. Как в такой ситуации возвращать долги? Да и есть ли вообще какие-то долги? Мы очень скоро еще поговорим об этом и о многих других вещах, потому что я по-прежнему собираюсь приехать в Шатору 16 декабря, а может, и 15-го, если получится. Пока не могу точно определить дату.

Люблю тебя всем сердцем.

В своей «Безумной любви» Бретон говорит, что люди по глупости разочаровываются в любви, что он тоже терял в нее веру, что мы живем, подчинившись мысли, будто любовь у нас всегда позади, а не впереди. И главное, мы в конце концов соглашаемся, что любовь со всей ее чистотой и ясностью — не для нас. Мы тянем за собой лживые воспоминания и готовы оправдывать их даже первородным грехом, лишь бы не признавать собственную вину. И однако, для каждого из нас обещание, таящееся в любом следующем мгновении, содержит в скрытом виде все тайны жизни, которые однажды откроются в другом существе. Как-то днем я спросила Пьера, нравится ли ему быть влюбленным, он мне ответил, что нет, и я с ним согласилась. Я была разочарована. Мне не удавалось писать. Только это имело значение, только моя неспособность, постоянно напоминавшая о себе, и выносить это и дальше было невозможно. По утрам я впадала в такую панику из-за невозможности ничего придумать, что, едва проснувшись, включала компьютер. Дождь шел каждый день. Не прекращался и ночью, длился и длился непрерывно, это было некое постоянное внешнее явление, неотъемлемо присущее самому городу. Он не прекратится и в будущем году. Люди говорили, что такого не случалось уже сто лет, но Фредерик, который родом из Ниццы и которого я встретила, когда жила там, сказал мне, что это неправда и в прошлом году было то же самое. Каждое утро я вставала, видела дождь, сразу представляла себе, какой денек мне предстоит, и уже за завтраком говорила Пьеру, что вернусь в Монпелье. Это изматывало его. Ведь он впервые жил вместе с кем-то, а тут я собиралась уехать из-за дождя. Тогда как ему казалось, что он делает максимум возможного. Он не давал мне счастья и сам не был счастлив. Он не понимал, что еще может сделать. Несколько раз я ездила в Монпелье, неизменно подумывая о том, чтобы снять дом, куда он будет приезжать на выходные или каждые две недели. Я должна была выбраться из этой ситуации. Встреча, на которую я уже и не надеялась, постепенно превращалась в кошмар, виновата была не только погода — за нее просто все цеплялось. Я не обманывалась — погода лишь оправдание. Возможно, я ошиблась, поскольку боялась остаться одна, может, я не люблю этого человека, которому отдалась вся без остатка. Перспектива одиночества больше не пугала меня, но и тут я не обманывалась: может, стоит ему уйти, и я сразу же пойму, что люблю его. Когда мы занимались любовью, никаких сомнений не было. В общем, я больше ничего не понимала. Возможно, причиной всему — неспособность писать. И двух дней не проходило, а у меня уже менялось мнение. Я не знала, что отвечать тем, кто спрашивал, как у меня дела. Один из друзей Пьера однажды позвонил, чтобы сказать: надо было спросить у меня, уж мне-то известно, что жить с Пьером Луи — невозможно. А Пьер говорил, что Филипп — тот, кто это сказал, — еще хуже, чем он сам, потому что жил в одиночестве сорок пять лет подряд и вообще он сумасшедший. С ним невозможно работать. Единственный показатель, имеющий для Пьера значение.