Россия и Германия. Союзники или враги? - Густав Хильгер

В тот же самый вечер советское правительство объявило на весь мир по радио, что Народный комиссариат дал обед в честь годовщины Октябрьской революции, на котором были все иностранные представители, присутствующие в Москве, выразившие свои наилучшие пожелания непрерывного благосостояния Советской республике. Далее следовали имена всех лиц, посетивших этот обед, с указанием представляемого ими государства. Мое имя, что существенно, было во главе этого списка.

Реакция, которую вызвало это объявление в Германии, особенно в прессе крайне правой Германской народной партии, не заставила себя долго ждать. Она началась с возмущенных писем в адрес германского правительства с требованием выяснить, был ли информирован кабинет об участии в этом праздновании «так называемого» германского представителя в Москве, или «господин Хильгер вершит свою собственную независимую политику». Меня обвинили в том, что я «сидел за тем же самым столом во главе орды азиатов, вместе с запятнанными кровью убийцами и палачами, для того чтобы обсуждать с ними проблемы мировой революции, вместо того чтобы позаботиться о судьбе мучимых германских военнопленных в России». За этими сварливыми извержениями последовал запрос в рейхстаге от Германской народной партии; ее лидер майор Хеннинг обвинил меня в прокоммунистическом уклоне и потребовал немедленно отозвать меня из Москвы. Это дело закончилось после ответа по существу, присланного д-ром Симонсом и рейхскомиссаром по помощи военнопленным Штюкленом. Но подобные нападки еще последуют.

Кризис и его разрешение

Перед тем как германо-советские отношения смогли совершить реальный поворот к лучшему, моему убеждению, что большевистский режим прочно и твердо сидит в седле, было суждено пройти проверку суровым кризисом, который не только отметил поворот в международных отношениях советского правительства, но и также открыл целый новый период в истории революции в России.

Кризис военного коммунизма был вызван ситуацией в стране, она стала катастрофической, когда крестьяне начали оказывать отчаянное сопротивление продразверстке – этой насильственной реквизиции всех сельскохозяйственных продуктов, – которую власти проводили без пощады. Крестьяне стали нападать на агентов, осуществляющих эти реквизиции, и прогонять их. Куда хуже была судьба членов карательных экспедиций, посылаемых в деревню властями. Крестьяне, схватив их, закапывали в землю по шею заживо, выкалывали глаза, вырывали языки и совершали подобные неописуемые жестокости, в результате чего страсти с обеих сторон накалялись еще больше. Крестьянское восстание распространялось по всей стране, как пожар в степи, и поставки зерна в города практически прекратились.

Аграрный кризис нашел свое политическое отражение в работе Всероссийского съезда Советов, который проходил в последнюю неделю декабря 1920 года в Большом театре в Москве. Я посещал этот съезд в качестве гостя по приглашению советского правительства[25].

VIII съезд Советов стал последним, когда оппозиционная партия меньшевиков была представлена наряду с членами коммунистической партии и беспартийными элементами, считавшимися абсолютно надежными. В следующем году меньшевистская партия была исключена из советской политической жизни; ее руководители были арестованы и сосланы в Сибирь либо сумели ускользнуть за границу в изгнание. Но VIII съезд Советов стал примечателен своей последней публичной дискуссией, которая произошла между меньшевиками и большевиками. Я наблюдал за этим событием из первого ряда ложи у самой сцены, менее чем в десяти метрах от трибуны для ораторов. С моей выгодной точки мне также было видно воздействие аудитории на толпу народу, заполнившую партер.

Меньшевистская партия послала от себя Федора Дана (настоящая фамилия Гурвич (1871–1947), в 1922 году выслан за границу. – Ред.), одного из ведущих интеллектуалов и лучших ораторов, чтобы подвергнуть беспощадной критике аграрную политику большевиков. В резких выражениях Дан заклеймил методы, применяемые большевистскими правителями, которые силой вынуждали русского крестьянина отдавать всю свою сельскохозяйственную продукцию, ничего не оставляя ему для того, чтобы поддержать собственное скудное существование. Оратор убедительно показал, что, если нынешняя политика будет продолжаться, сельскохозяйственное производство будет лишь сокращаться, а население деревни умрет мучительной смертью. Единственный выход из этой катастрофической ситуации, заявил Дан, – это дать крестьянству стимул для увеличения производства. Вместо того чтобы заставлять крестьянина отдавать всю его продукцию, правительство должно установить фиксированные объемы поставок, давая крестьянину возможность свободно распоряжаться остающимися излишками.

Последовавшие за речью Дана аплодисменты не оставляли сомнения, что подавляющее большинство аудитории было согласно с ним; в то же самое время я явственно ощущал, что из-за физического и идеологического давления, оказывавшегося в тот период на население, речь породила среди аудитории чувство беспомощности и испуга. Этим немедленно воспользовался председатель, который быстро объявил, что должный ответ оратору лично даст Ленин. Магический эффект этого имени повысил напряжение среди собравшихся практически до критической точки. В зале воцарилась мертвая тишина, а все глаза устремились в конец прохода между рядами, который образовался в середине сцены, потому что сидевшие на сцене (в президиуме. – Ред.) сдвинулись друг к другу, чтобы сделать проход для Ленина к рампе. Разразилась невообразимая буря аплодисментов и возгласов, как только толпа заметила Ленина, спешившего к передней части сцены короткими быстрыми шагами.

После того как Ленин начал говорить, я был сначала разочарован. На первый взгляд в нем не было ничего, чтобы удержать и воодушевить массы. Я видел невысокого человека с острой рыжеватой бородкой и монгольскими чертами лица, человека с небольшим дефектом речи. Но чем дольше он говорил, захватывая массы потоком энергичной, острой и впечатляющей риторики, тем яснее для меня становилось, что большевики могли бы вообще никогда не прийти к власти без обаяния, которое оказывал Ленин на массы. Как оратор он обладал особенным даром не давать вниманию своей аудитории расслабиться. Медленно и методично он выстраивал свои аргументы, пока, наконец, не наносил решающий удар.

И в тот вечер Ленин добился успеха с помощью своего превосходящего искусства диалектики, быстро изменив настроение умов аудитории. После того как он вначале собрал воедино широко задуманные основополагающие аргументы, он стал прибегать ко все более и более точной конкретике и наконец добрался до своей истинной цели – раскрыть предыдущего оратора как предателя интересов рабочего класса. Он обвинил меньшевистскую партию в желании ни более ни менее как вновь набросить ярмо капитализма на шею сельского труженика своим предложением позволить крестьянам свободно распоряжаться излишками произведенной ими продукции. Когда он завершил свою речь, длившуюся три с половиной часа, словами «Стимулы», которые этот лакей капитализма хочет продать вам как средство выхода из нынешней нищеты, есть не что иное, как возврат к насильственному правлению царей!», толпа разразилась бурной овацией, совершенно позабыв – как мне казалось, – что незадолго перед этим она соглашалась с притягательной логикой меньшевика Дана.

Таким образом, меньшевистская партия на VIII съезде Советов потерпела решающее поражение. Этот разгром был окончательно оформлен три месяца спустя, в марте 1921 года, когда на Х съезде коммунистической партии Ленин оправдал введение новой экономической политики теми же самыми аргументами, которые привел Дан в декабре 1920 года, пытаясь убедить советское правительство в необходимости перемен в аграрной политике. Ничто из того, что тщетно пытался доказать Дан в свое время, в речи Ленина на Х партсъезде упущено не было, начиная с подробного перечисления совершенных ошибок, а потом переходя к необходимости предоставить крестьянам «стимулы» для увеличения производства и завершая требованием дать крестьянам возможность свободно распоряжаться продуктами, оставшимися у них после уплаты фиксированного налога в натуральной форме. Здесь перед нами классический пример цинизма, с которым большевистская партия уничтожала всю оппозицию только для того, чтобы использовать ее аргументы в свою пользу.

Кронштадт и НЭП

Не только аграрный кризис, но и кризис всего курса военного коммунизма достиг криической стадии, когда в конце февраля 1921 года вспыхнуло восстание в морской крепости Кронштадт, расположенной в Финском заливе. Впоследствии советская историография стремилась возложить ответственность за мятеж на контрреволюционные элементы. Но на самом деле его подняли те же самые радикальные матросы, которые в 1917 году сыграли решающую роль в большевистском захвате власти. Теперь они почувствовали, что они сами и их революционные идеалы были преданы репрессивным режимом террора военного коммунизма, в котором аграрная политика представляла собой лишь одну из его сторон. Люди, поднявшие Кронштадтское восстание, не были ни реакционерами, ни даже бессознательным орудием реакции; они были социалистами, которые вели борьбу против Москввы под лозунгом «За советскую власть, но без коммунистов!». (Резолюция программы восставших из 15 пунктов содержит вполне разумные требования, прежде всего упразднение диктаторских и террористических атрибутов режима, свобода слова и печати для социалистических партий, свобода собраний и профобъединений, выбор комиссии по пересмотру дел заключенных концлагерей и тюрем, уравнение пайков для трудящихся, права крестьянам, не пользующимся наемным трудом, свободное кустарное производство и т. д. – то есть подлинно социалистические требования. – Ред.) Один мой друг, работавший в то время в Московском университете, рассказывал мне об энтузиазме, с которым студенты, являвшиеся членами партии, отправлялись сражаться с Кронштадтским восстанием, убежденные, что имеют дело с врагами русского народа и русской революции, и подавленном настроении тех, кто вернулся в Москву после того, как они узнали об истинно пролетарском (а также крестьянском. – Ред.) происхождении этого восстания.