Лев Рохлин: Сменить хозяина Кремля - Александр Волков

Засиделись у меня в кабинете допоздна. И настал момент, когда я посчитал для себя возможным задать ему вопрос, что называется, в лоб:

— Скажи, дорогой Лев Яковлевич, как же тебя угораздило оказаться в НДР? Там ведь как раз те люди, которые разваливают страну и твои Вооруженные Силы, кто вначале вооружил чеченцев, а потом бросил туда необстрелянных юнцов на пушечное мясо. Ты что, не разобрался в этом?

Лев Яковлевич улыбнулся, но улыбка эта была недоброй. Позже я часто замечал такую улыбку на его лице — вот уж точно настоящий лев! У его врагов, мне кажется, она, должно быть, вызывала мороз по коже, гасила волю к сопротивлению, отбивала всякое желание спорить. Вот если кто-то не знает, что означает понятие «харизма», то стоило увидеть Рохлина в момент его душевного напряжения… Завораживающее зрелище…

— Угораздило, говорите, — переспросил меня Рохлин. — Слово «угораздило» подразумевает случайность. А я пришел сюда с другой целью. Вам, наверное, известно, что мне пришлось хлебнуть в Чечне. Я брал Грозный, брал Дворец Дудаева. Но такой бестолковщины нигде не встречал. Грачев, конечно, не полководец совершенно— штурмовать город в честь своего дня рождения — додуматься надо! Людей и технику бросали, как сухие дрова в топку. Задачу мы выполнили, но какой ценой!

— У вас же было немного потерь.

— У меня меньше, чем у других, но, к сожалению, люди тоже гибли, было много раненых. И когда мой 8-й гвардейский армейский корпус обескровел, нас вернули в Волгоград зализывать раны. Я понял, вывели ненадолго. Мы получили опыт военных действий, почувствовали в отличие от многих вкус победы, потери нас не выбили из седла, люди рвались в бой отомстить за своих друзей. Это и министерство поняло. Поэтому я считал, что сейчас добавят личного состава до штатной численности, отремонтируем технику, и корпус опять пойдет в бой. Моя задача была — успеть привести части в боевое состояние, «натаскать» молодняк, выбить новое вооружение, пополнить боезапасы. А тыловики и вооруженцы все тянули, тянули время. Чувствую, придется в Чечню возвращаться, с чем есть…

— А «Наш дом — Россия» при чем?

— Да вот при том. Пока мы воевали, у вас тут выборы затеялись. Меня к себе Черномырдин вызывает, говорит, ты хорошо проявил себя на войне, мы тебе Героя дадим и пойдешь во главе списка в Госдуму. Я ни в какую, у меня же за спиной корпус «голый», уйду на выборы, кто их вооружит, укомплектует, обучит? Виктор Степанович опять за свое, мол, завтра Героя на тебя Ельцин подпишет, а корпус подождет, никуда не денется. Вот тогда я и смекнул, что под это дело я могу условия ставить, видать, сильно я им нужен был.

— И какие же вы им условия поставили?

— Чтобы боевые машины пехоты и танки дали новые, а не с ремзавода. Чтобы пустые склады артвооружения пополнили. Чтобы корпус с призванным молодняком в «командировку» на Кавказ не направляли минимум полгода — их подучить надо. Квартиры вдовам офицеров и прапорщиков, пенсии их семьям без промедления. И последнее условие — Героя России не присваивать. Я же понимаю, им это для выборов надо, а какие могут быть Герои в гражданской войне? Это просто аморально, разве не так?

Слушал я генерала — и все больше проникался к нему теплыми чувствами. Надо же, среди карьеристов, чиновников и богатеев, которыми была наполнена фракция НДР, оказался вот такой «расчетливый» генерал-лейтенант с тяжелой судьбой военного человека.

Меня удивило, сколько у нас с ним было общего. Он воевал или стоял на линии огня во многих «горячих точках», там, куда я сам со следственными бригадами выезжал в командировки по поручению Прокуратуры Союза, — в Грузию, в Армению, в Азербайджан. По службе Рохлин тесно пересекался с генералами И. Родионовым и А. Макашовым, с которыми меня связывали добрые отношения. Даже в семьях нас постигла одна беда — сыновья одного возраста болели тяжелой неизлечимой болезнью. Как я его понимал! Наверное, как никто другой.

— А теперь что? — спросил его я. — Восстановишь корпус и опять в бой?

Рохлин задумался. На столе стояла бутылка коньяка, но спиртное не шло. Пили зеленый чай. Он подошел к окну, за которым из-за громады гостиницы «Москва» виднелся Кремль, и сказал:

— Вот вы, Виктор Иванович, на девятом этаже, мой кабинет — на десятом, прямо над вами. Отсюда, сверху, открывается не только красивая панорама Москвы. Отсюда ой как далеко видно. Куда как больше, чем из окна командира армейского корпуса. Вот я и посмотрел внимательно. Ко мне поступают такие документы, что за голову хватаешься. Я думал, что у нас дела плохие с Вооруженными Силами, а оказывается, все намного хуже. Просто катастрофа. И вот этот Кремль, этот президент, вся эта камарилья ставят страну на колени. Ясно, Россия погибнет, если за нее не бороться. С такими армией и флотом нас голыми руками могут взять. Поэтому придется, уважаемый Виктор Иванович, здесь задержаться.

На этом разговор закончили, разошлись по домам уже ночью. И с тех пор мы как-то потянулись друг к другу. Да и в работе действовали согласованно. Очень часто вели расследование одного дела с двух направлений, каждый со своей стороны. Например, как так оказалось, что при выводе войск на территории Чечни осталось столько автоматов, пулеметов, гранатометов, БМП, танков и даже самолетов, что можно было спокойно вооружить три-четыре дивизии? Каким образом Россия передала Армении массу оружия и боеприпасов в то время, когда республика активно конфликтовала с Азербайджаном? А чего стоило расследование по урановой сделке Гор — Черномырдин? Все это — истории большого предательства на государственном уровне. Погибли десятки тысяч людей в гражданской войне, в различных межнациональных конфликтах. Миллиарды долларов растворились на счетах чиновников, причинив огромный финансовый и нравственный ущерб нашей стране, намеренно сделаны огромные бреши в системе безопасности и обороноспособности государства. Касаться этих тем было смертельно опасно, а Лев Рохлин не то что касался, а предметно исследовал их. Встречался с людьми, выезжал в «горячие точки», чтобы проследить пути переброски оружия, боеприпасов и топлива, докладывал об этом с трибуны Госдумы. Вместе мы готовили депутатские запросы в ФСБ, Прокуратуру, МВД, в Совет безопасности, в Министерство иностранных дел, в Администрацию президента и даже за границу.

Рохлин стал для меня не просто коллегой по депутатскому корпусу, не просто другом, с которым я разделил ответственность за выступления против правящего режима созданного им Движения в поддержку армии. Он был мне как брат, на которого я всегда мог положиться и за которого был сам готов идти в огонь и в воду.