Крах лицедея - Чингиз Абдуллаев

– Тогда кто это? Кто-то из приглашенных ювелиров? Или он скрывается под видом журналиста? А может быть, обычного постояльца? Бернардо предложил снять и проверить по компьютеру отпечатки пальцев у каждого из гостей отеля. Боюсь, что это будет сложно сделать. Если гости и журналисты еще согласились на обыск, то процедура взятия у них отпечатков для последующей идентификации может вызвать скандал. Нельзя одновременно подозревать столько людей.

– У него был рост сто семьдесят восемь сантиметров, – задумчиво произнес Дронго, – среди приглашенных есть несколько человек такого роста. Ямасаки, Галиндо, Антонио Виллари. Но последний очень молод. Сколько лет вашему Лимону?

– Больше сорока.

– Антонио явно не подходит.

– Мачадо тоже. У него рост чуть больше ста шестидесяти. Карраско тоже не слишком высок. Метр семьдесят пять, не больше. Хотя он может подойти, если учесть, что он иногда сутулится. Тургут Шекер очень высокого роста, под метр девяносто. Вы тоже явно за метр восемьдесят. Кто остается? Бернардо? Ему больше пятидесяти, и его многие полицейские Андалусии знают в лицо. Может, нашего подопечного действительно здесь нет?

– В любом случае нужно быть готовым к тому, что убийство мог совершить кто-то другой, – согласился Дронго, – и внимательнее приглядеться ко всем, особенно к Галиндо. Ему тоже немного больше лет, чем нужно, но состарить человека совсем не трудно. Особенно если он перенес пластическую операцию. Он слишком громко восхищался работами Карраско. Обычно ювелиры бывают более сдержанны в своих оценках. И не столь впечатлительны.

– Вы подозреваете его?

– Пока нет. Но я пытаюсь понять логику поступков каждого человека. Удивляет его несколько преувеличенное внимание к Пабло Карраско. Вспомните, как он нервничал, когда увидел Антонио Виллари, который оказался вместе с нами в одном поезде. Неужели им двигала такая забота о репутации Карраско?

– Не знаю, я не задумывалась над этим, – призналась она. – Мы узнали, что именно Галиндо приглашен на презентацию новой коллекции Карраско, и поэтому разыграли перед ним небольшой спектакль на вокзале, чтобы он увидел, как меня провожают, и таким образом гарантировал мое возможное алиби перед остальными ювелирами.

– Вы проверяли Галиндо до того, как он здесь объявился? Может, он не тот человек, за которого себя выдает?

– Об этом мы не подумали. Но он похож на человека, которого мы принимали за Энрико Галиндо. Боюсь, что Дудник скрывается не среди ювелиров. Вполне возможно, что у него есть сообщник среди наших гостей, а сам он незаметно наблюдает за нами.

– Да, – согласился Дронго, – теперь я тоже начинаю думать, что такой вариант не исключен.

За соседним столиком устроились Мачадо и Шекер. Они часто появлялись вдвоем. Мачадо не любил громких разговоров и всегда говорил вполголоса. Шекер отвечал чуть громче, у него был резкий голос. Услышав его, Дронго оглянулся и внимательно посмотрел на обоих ювелиров.

– Нам удалось узнать, что Тургут Шекер имел неприятности в Турции, – очень тихо произнесла Ирина, – он сидел в тюрьме за участие в студенческих демонстрациях радикалов.

– Вы полагаете, что он мог познакомиться в тюрьме с Дудником? – насмешливо спросил Дронго.

– Нет, – ответила она, – Дудник никогда не сидел в турецкой тюрьме. Но он сидел в румынской тюрьме, откуда его депортировали в Молдавию, а затем он сбежал. Дудник четырежды судимый и хорошо знает психологию бывших заключенных.

– Любой прокурор хорошо знает их психологию, – возразил Дронго, – это еще ничего не значит.

К их столику направлялся Антонио Виллари, заметивший уже знакомого ему Дронго. Подойдя ближе, он попросил разрешения сесть рядом.

– Я думал, вы не сидите рядом с женщинами, – достаточно грубо сказал Дронго. Было заметно, что ему не нравился Антонио.

– Не нужно меня оскорблять, – обиделся Антонио, – мне сказали, что вы известный эксперт по раскрытию преступлений. Теперь я понимаю, почему вы проявили такую ловкость с фотографом…

– Каким фотографом? – не поняла Ирина.

– Который хотел сфотографировать их вместе, – напомнил Дронго, – Карраско и его друга. А я не пустил.

– Еще бы, вы ведь такой моралист, – возмущенно фыркнул Антонио. – Здесь все чего-то боятся. Пабло никому не доверяет, кроме своего пресс-секретаря. Старая дева влюблена в него как кошка. Бернардо ищет неизвестного убийцу по всем углам, словно его можно найти между кухонных кастрюль. Он даже не понимает, что убийца давно сбежал отсюда с украденными камнями.

– Почему вы так решили? – спросила Ирина.

– Думаю, это был обычный вор, которого Рочберг застал в своем номере. В Андалусии такое случается. Наверное, вор был молодым и неопытным. И от страха убил Рочберга. А потом сбежал.

– От страха сразу убегают, а не убивают, – возразила Петкова, – и не нужно быть таким безапелляционным. Мы же не спрашиваем вас, каким образом вам удалось испачкать свой костюм томатным соком перед самым приходом на презентацию.

– Я достал бутылочку из мини-бара и, когда открывал ее, случайно опрокинул и капнул на рукав, – с обидой, что опять приходится повторять объяснения, сказал Антонио. – А менять костюм уже не хотелось. Я и так опаздывал на презентацию. Я ведь пришел позже остальных.

– Значит, у вас было время зайти к Рочбергу, – неожиданно вставил Дронго.

– Нет, – испугался Антонио, – не было. О чем вы говорите?

– Вы пришли позже всех, – сурово напомнил Дронго, – и вполне могли успеть зайти к Рочбергу, а затем явиться на церемонию. Я ведь слышал ваши слова об американском ювелире. Вы его ненавидели, считая, что он мешает вашей дружбе с Карраско, и не особенно скрывали это. Разве я не прав?

– Перестаньте, – отмахнулся Антонио. Он надул губы и уже готов был разрыдаться. – Почему вы говорите мне гадости? Неужели вы думаете, что я мог убить Рочберга? Как вам такое пришло в голову?

– Вы сами дали мне повод, – возразил Дронго, – к тому же у вас очень сильные руки. Вы ведь играете в теннис или гольф?

– Да, – прошептал Антонио, – мы играем с Пабло в теннис. А при чем тут теннис?

– Рочберга задушили, накинув ему на горло либо ремень, либо металлическую ленту. Может быть, это была леска или нечто подобное, я не в курсе подробностей убийства. Но ясно одно. Убийца должен был иметь сильные руки и быть высоким. Вы ведь высокого роста, сеньор Виллари?

– Я его не убивал, – неожиданно крикнул Антонио, вскакивая со стула, – не смейте так говорить. Я его не убивал. И вообще я не хочу с вами разговаривать. – У него снова изменилось лицо, губы начали дергаться, глаза наполнились слезами. Он повернулся и побежал обратно в здание отеля.

– Зачем вы так с ним? – спросила Петкова. – Вы же видите, что у него неуравновешенная психика. И как мне показалось, совсем не сильные руки. Даже довольно вялые. И пальцы неженки. Такие люди часто срываются на мелочах. К тому же его обижает отношение Карраско. В Европе уже давно не скрывают подобных отношений, а в патриархальной Испании Пабло Карраско вынужден считаться с чувствами своих родственников и своей больной супруги.

– Мне было важно узнать его истинное отношение к Рочбергу, – сказал Дронго, – вы не совсем понимаете специфику отношений Карраско и Антонио Виллари. Если они по-настоящему любят друг друга, то должны иметь общие взгляды на людей и факты. А если у них общие взгляды и Антонио так ненавидел Рочберга, то почему я не могу сделать вывод, что и сам Пабло Карраско не очень любил своего американского гостя? Такой вариант вы исключаете?

Она изумленно взглянула на него. Потом покачала головой.

– Мне было трудно такое предположить. Вы допускаете, что в смерти Рочберга мог быть заинтересован сам Пабло Карраско? Мне казалось, что он – единственный, кто не был заинтересован в этом убийстве?

– Именно поэтому он и может оказаться среди подозреваемых, – мрачно заметил Дронго, – ведь, как правило, убийца пытается сделать все, чтобы скрыть собственную причастность к преступлению. Вы можете искать своего Дудника, можете подозревать кого угодно, даже сеньору Ремедиос, которая занималась в молодости спортом и имеет достаточно сильные руки. Но ни при каких обстоятельствах вы не станете подозревать единственного человека в нашей компании – ювелира Пабло Карраско, который и пригласил к себе Рочберга. Ведь нелогично думать, что он убил ювелира, чтобы похитить собственные камни. А если все было наоборот?

– В каком смысле? – Петкова растерялась.

– Если на самом деле бриллианты не были поводом к убийству? Если американского ювелира специально заманили сюда, чтобы убить, а затем, похитив камни, о которых мог знать лучше всех только сам Пабло Карраско, выдать убийство за грабеж? В таком случае полиция и Интерпол будут подозревать всех, кроме владельца камней. Ведь невозможно представить, что Карраско или нанятый им убийца пытается похитить бриллианты, принадлежащие ему самому. Вот вам и абсолютное алиби. Вспомните, как он нас успокаивал. Другой на его месте начал бы нервничать уже через минуту после того, как Рочберг не появился на презентации. А Карраско соврал, что Рочберг предупредил его о возможном опоздании.