Сборник Рассказов - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не покупаю того, что могу украсть, — закричала Колдунья Хейзл. Она схватила печенье и разом проглотила его. — Теперь я буду самая злая ведьма на всем свете!
И она загоготала так, что с ее дома сорвало ставни.
Но принцу не было жалко. Он был рад. И маме не было жалко, потому что это она испекла печенье. И папе не было жалко, потому что это он ездил в Нью-Хемпшир за трехсотлетними бобами, которые пошли в печенье.
А Наоми и Джо? Они хохотали и хохотали, потому что они знали, что это не Злое Печенье съела Колдунья Хейзл.
Это было пукальное печенье.
Колдунья Хейзл почувствовала что-то странное.
Это чувство нарастало у нее в животе и заду. Это было похоже на газ. Это было похоже, что вот-вот произойдет взрыв.
— Что вы со мной сделали! — закричала она. — Кто вы?
— Я Принц Нью-Хемпшира, — закричал Принц, поднимая лицо, чтобы она могла ясно его увидеть в первый раз.
— А мы Кинги, — сказал папа. — Стыдно тебе за то, что ты превратила руки моей жены в молочные бутылки. Дважды стыдно тебе за то, что ты превратила мой нос в банан, и трижды стыдно тебе за то, что ты заставила моих Наоми и Джо плакать дни и ночи напролет. Но теперь мы с тобой разобрались, Колдунья Хейзл!
— Ты больше не наложишь ни одного заклятья, — сказала Наоми, — потому что ты отправишься на Луну!
— Я не собираюсь на Луну! — Колдунья Хейзл завизжала так громко, что труба упала на газон. — Я превращу вас в дешевые старинные штуки, которые даже туристы не купят!
— А вот и нет, — сказал Джо, — потому что ты съела волшебное печенье. Ты съела волшебное пукальное печенье.
Ведьма стала вся взмыленная. Она попыталась наложить заклятье. Но было слишком поздно: Пукальное печенье принялось за работу. Она почувствовала, что на подходе большой пук. Ведьма сжала свой зад, чтобы удержать его пока она будет произносить заклинанье, но было слишком поздно.
ВОНК! Пукнула она. Выстрел снес всю шерсть у ее кота, Басты. Он выбил окна. И колдунья Хейзл взлетела в воздух как ракета.
— Опустите меня! — заорала Колдунья Хейзл. Она и точно пошла вниз. Ведьма приземлилась на задницу. И когда она опустилась, пукнула еще раз.
ДРРРРРРАППП! Пукнула она. Этот выстрел был таким мощным, что свалил дом ведьмы и Бриджтонские торговые ряды. Можно было увидеть, как Дон Кардозл сидел в туалете. Это было все, что осталось от торговых рядов, кроме еще письменного стола, которые был сделан в Гранд-Рапидс. Ведьма взвилась в небо. Она летела, покуда не стала маленькой как угольная пылинка.
— Опустите меня! — кричала ведьма Хейзл, звук раздался издалека, как будто она была очень маленькой.
— Ты сейчас спустишься, как положено, — cказала Наоми.
Вниз летела Колдунья Хейзл.
— Ииииииидааааа, — кричала она, падая с неба.
Прямо перед тем, как удариться о землю и разбиться (что, возможно, она и заслужила), колдунья пустила газ еще раз, и на этот раз самый сильный и воняющий как миллион бутербродов с яйцом. И звучал он так: КА-ХИОНК!!!
Опять она отправилась вверх.
— Пока, Колдунья Хейзл! — закричала мама, махая. — Наслаждайся Луной.
— Надеюсь, ты там надолго останешься, — прокричал Джо.
Вверх и вверх летела Колдунья Хейзл, пока не скрылась из виду. В вечерних новостях Кинги и Принц Нью-Хемпшира слышали, как Барбара Уолтерс говорила, что 747 Боингом над Бриджтоном была замечена НЛВ — неопознанная летающая ведьма.
И это был конец злой Колдуньи Хейзл. Теперь она на Луне, и, возможно, все еще пукает.
А Кинги вновь самая счастливая семья в Бриджтоне. Они часто обмениваются визитами с Принцом Нью-Хемпшира, который теперь знает Кингов. Папа пишет книги и никогда не использует слово «банан». Мама пользуется своими руками чаще, чем раньше. А Джо и Наоми почти совсем не плачут.
Что касается Колдуньи Хейзл, её больше никогда не видели и, принимая во внимание эту ужасную вонь, которую она испускала, когда убиралась, возможно, это к лучшему!
Ночь тигра
(The Night of the Tiger, 1978)
рассказ
История о бродячем цирке и зловещем укротителе диких зверей.
Я впервые увидел мистера Легре, когда цирк проходил через Стьюбенвилл, но я был с шоу всего две недели; неизвестно, как давно начались его нерегулярные визиты. Никто не хотел говорить о мистере Легре, даже той последней ночью, когда, казалось, мир приближался к своему концу — той ночью, когда мистер Индразил исчез.
Но, если я собираюсь рассказывать по порядку, следует начать с того, что меня зовут Эдди Джонстон, и я родился и вырос в Саук Сити. Там я ходил в школу, встретил свою первую девушку, и после окончания средней школы работал в «Пять и десять центов» мистера Лилли некоторое время. С тех пор прошло несколько лет… больше, чем мне бы хотелось, пожалуй. Саук Сити не такое уж плохое место; жара, ленивые летние ночи, проводимые на крыльце, — кому-то это придется по вкусу, но у меня просто вызывало зуд, как сидение на одном и том же стуле слишком долго. Так что я ушел из «Пять и десять центов» и присоединился к Всеамериканскому Цирку Фарнума и Вильямса. Думаю, я сделал это в момент головокружения, когда музыка каллиопы затуманила мой разум.
Итак, я стал подсобным рабочим, помогал устанавливать шатры и затем убирать их, разбрасывал опилки, чистил клетки и иногда продавал сладкую вату, когда постоянному продавцу нужно было поработать зазывалой вместо Чипса Бэйли— тот болел малярией и иногда вынужден был уходить подальше и кричать. В основном работа, которую дети выполняют ради бесплатных билетов — работа, которую я выполнял постоянно, будучи ребенком. Но времена изменились. Они и близко не напоминают те, какими были.
Мы шли через Иллинойс и Индиану тем жарким летом, народу собиралось много, и все были счастливы. Все кроме мистера Индразила. Мистер Индразил никогда не бывал счастлив. Он был укротителем львов, и выглядел как Рудольф Валентино на старых фото. Он был высок, с красивыми, высокомерными чертами лица и копной буйных черных волос. И странные, безумные глаза — самые безумные глаза, какие я когда-либо видел. Он почти все время молчал — два слова из уст мистера Индразила означали проповедь. Все, кто работал в цирке, соблюдали и психическую, и физическую дистанцию, так как о его ярости ходили легенды. Шепотом рассказывалась история о кофе, пролитом на его руки после особенно трудного представления, и убийстве молодого циркового рабочего, которое было почти доведено до конца, прежде чем мистера Индразила смогли оттащить от него. Правда ли это, я не знаю. Я знаю лишь, что боялся его больше, чем мистера Эдмонта, директора школы с ледяным взглядом, мистера Лилли или даже моего отца, который был мастером холодных выволочек, оставляющих получателя дрожащим от стыда и страха.
Клетки больших кошек я всегда чистил идеально. Воспоминания о нескольких случаях, когда я навлек на себя бешенный гнев мистера Индразила, все еще вызывают у меня дрожь в коленках.
Главным образом, это были его глаза — большие, темные и абсолютно пустые. Глаза, и чувство, что человек, способный контролировать семь бдительных хищников, заключенных в маленькую клетку, должен и сам быть отчасти диким.
И единственные две вещи, которых он боялся, были мистер Легре и тигр нашего цирка, огромный зверь по имени Зеленый Ужас.
Как я уже говорил, я впервые увидел мистера Легре в Стьюбенвилле, и он пристально смотрел в клетку Зеленого Ужаса, словно тигр знал все секреты жизни и смерти.
Он был худым, мрачным, тихим. Его глубоко сидящие глаза хранили выражение боли и тяготящей силы в их отливающих зеленью глубинах, и руки неизменно были скрещены за спиной, когда он задумчиво смотрел на тигра.
Зеленый Ужас был истинным зверем. Он был огромен, прекрасный представитель своего вида, с безупречно полосатой шкурой, изумрудными глазами и мощными клыками, похожими на пики из слоновой кости. Его рев обычно заполнял цирковую площадку — свирепый, разгневанный и чрезвычайно дикий. Казалось, он бросает вызов всему миру.
Чипс Бэйли, который был с Фарнум & Вильямс с незапамятных времен, рассказал мне, что мистер Индразил всегда использовал Зеленого Ужаса в своем номере, до одной ночи, когда тигр прыгнул внезапно со своей тумбы и едва не сорвал ему голову с плеч, прежде чем он смог выбраться из клетки. Я заметил, что волосы мистера Индразила всегда зачесаны назад и закрывают шею.
Я до сих пор ясно помню тот день в Стьюбенвилле. Было жарко, невыносимо жарко, и люди были одеты легко. Поэтому мистер Легре и мистер Индразил выделялись. Мистер Легре, безмолвно стоящий рядом с клеткой тигра, был полностью одет, в костюме и жилете, на его лице не было следов пота. А мистер Индразил, облаченный в одну из своих прекрасных шелковых рубашек и белые габардиновые бриджи, уставился на них обоих, лицо мертвенно-бледное, глаза вытаращены с безумной яростью, ненавистью и страхом. Он принес скребницу и щетку, и его руки дрожали, судорожно вцепившись в них.