Трехглавый орел - Владимир Свержин

Мысль моя моментально унеслась лет на пятнадцать назад в стены Итона. Когда-то меня уже учили хорошим манерам. Склонившись и сделав шляпой росчерк изысканный, как каллиграфический иероглиф мастера дзен, я заворковал по-французски с притворным вдохновением и придыханием:

– Сударыня, благодарность столь переполняет мою душу, что слова просто не в силах выразить глубину и нежность чувств, которые ваша речь разбудила во мне. Я недостоин ваших трудов, ибо лишь пение ангелов, коим сопровождается всякий ваш шаг, может быть той наградой, которая заслужена вами по праву. И если служение мое, та малая лепта, которую я могу принести вам, удостоено будет единого вашего благосклонного взгляда, то я и саму жизнь свою готов положить на алтарь служения вам как истинному свету моего бытия! – В конце этой фразы у меня закончился воздух в легких, иначе я мог продолжать нести подобную галиматью еще довольно долго. – Бетси, вы хотите слышать от меня такие речи?

– Нет, – вздохнув, покачала головой леди Чедлэй, вдруг принимая вид спокойный и серьезный. – Они вам действительно не к лицу. Но увы, при дворе свои законы.

– Вряд ли я долго задержусь при дворе. Сегодня я подал прошение в адмиралтейство с просьбой о зачислении меня во флот ее императорского величества.

– Неугомонный, вы вновь бредите морем! Слава богу, я не бредил вообще и морем в частности, но если выбирать между придворным чириканьем и открытым морем, второе, на мой взгляд, было предпочтительнее. Постучавшись, в гостиную вошла юная служанка герцогини:

– Милорд Вальдар, к вам пришел какой-то гусарский поручик Никита. Он говорит, что выступает вашим секундантом.

– Спасибо, Вирджиния. Попроси его войти.

– Слушаюсь, сэр, – присела она в изящном книксене. Вирджиния вновь исчезла за дверью.

– Вальдар, вы с кем-то дуэлируете? Боже, когда же вы успели? – В голосе герцогини чувствовалась неподдельная тревога.

– По дороге сюда я зашел выпить чашечку кофе. Ну вот, слово за слово...

– О боже! Всего лишь чашечку кофе! И кто же ваш противник? – все так же возбужденно бросила леди Чедлэй.

– Граф Григорий Григорьевич Орлов.

– Несчастный! Ведь это же фаворит императрицы! – в ужасе воскликнула моя наставница светских манер. Я развел руками:

– Другие меня сегодня еще не вызывали.

– Господи, вы погубите себя, – произнесла она, переходя на полушепот. – Но как бы то ни было, постарайтесь выйти победителем. Если же случится непоправимое, вы можете рассчитывать на мою поддержку. Я богата, я помогу вам бежать из этой страны.

– Миледи, – улыбнулся я. – Не странно ли думать о бегстве, даже не вступив в бой.

– Главное – возвращайтесь, – как-то очень тихо проговорила она.

К месту дуэли мы прибыли минут за пятнадцать до назначенного срока. Лодочник, ожидавший клиентов на берегу Невы, исподлобья взглянув на двух господ, просивших перевезти их на остров Голодай и затем вернуться за ними через час, утвердительно кивнул головой. Всю дорогу к острову он не проронил ни слова, усердно налегая на весла и шумно выдыхая при каждом гребке. Целковый, выданный мной по настоянию поручика Ислентьева, должен был, видимо, напрочь отбить память у нашего перевозчика. Я сильно в этом сомневался, но, как объяснил мне по дороге мой новый приятель, маршрут, проложенный благородными господами к этому острову, не оставлял у лодочников сомнений в целях «прогулки».

Орлов появился вскоре после нас, сопровождаемый парой спутников.

– Мой секундант, – представил он небрежно, – контр-адмирал Герман фон Ротт.

Об этом он мог и не говорить. Спутать тучную фигуру бывшего командира брига «Ганимед» с чьей-либо еще на такой дистанции было весьма проблематично. Адмирал, по-видимому, небольшой любитель пеших прогулок, отдувался и вытирал пот со лба и щек платком величиной с небольшой парус. Второй спутник Орлова был мне незнаком.

– Доктор Магире, – представил Орлов, обращаясь к Ислентьеву. – Советую вам, господа, быть с ним как можно более обходительными.

Следуя совету противника, я как можно любезнее поприветствовал ученого эскулапа.

– Хотел найти для милорда англиканского священника, да вот беда, его нынче в Петербурге не сыскалось.

– Благодарю за любезность, – поклонился я, глядя на фон Ротта. По дуэльному кодексу всякое общение между враждующими сторонами должно было вестись через секундантов. – Будьте любезны, адмирал, передайте графу, что я католик, так что его хлопоты излишни. Однако начнем, пожалуй.

– Безо всякого сомнения, – прогрохотал Орлов.

– Не угодно ли будет вам, господа, решить дело миром? – пробасил фон Ротт.

Я отрицательно покачал головой и начал расстегивать камзол.

– Никогда! – вторил мой противник, вслед за мной сбрасывая свое расшитое галуном одеяние и оставаясь в одной рубахе.

– Что ж, если вы не желаете примириться, извольте выбирать оружие. – Секундант Орлова развернул плащ, принесенный с собой, демонстрируя собравшимся две прекрасные итальянские рапиры. После этого он подошел ко мне, давая право первому выбрать оружие.

Я взял ближайшую в левую руку и пару раз взмахнул клинком в воздухе. Плечо ответило ноющей болью. Я поморщился. Заметив мою гримасу, фон Ротт остановился и, согласно дуэльному статуту, произнес:

– Насколько мне известно, недавно вы были ранены. Быть может, сударь, желаете отложить дуэль?

Я внутренне зааплодировал:

– Благодарю вас, но это излишне. Я чувствую себя вполне нормально. К тому же рапира в моей правой руке не облегчит участи его сиятельства.

Согласитесь, нy как было в подобной ситуации не процитировать любимого Атоса!

Ангард! Мы сошлись, и клинки зазвенели. Воистину, выбирая для дуэли рапиру, я изрядно осложнил Орлову предстоящий бой. Тот был прирожденный шпажист. Сильный, быстрый, постоянно атакующий. В той же манере фехтовал мой добрый друг Джозеф Рассел, беспрестанно нанося противнику все новые и новые удары, заставляя его отступать, защищаться, терять контроль над боем и, в конце концов, пропускать роковой удар. Но сейчас в наших руках были рапиры, а не шпаги, – оружие тонкое и коварное, заставляющее грубую физическую силу отступать перед филигранной техникой и превращающее поединок между мастерами в схватку умов, а не мускулов.

Привыкший к более тяжелой шпаге, Орлов атаковал широко и мощно, бездумно тратя имевшиеся в явном избытке силы. Я уже неоднократно мог поразить его, поскольку, увлекшись атакой, противник начисто игнорировал защиту, спохватываясь каждый раз, когда очередное мое действие грозило прекратить наш поединок. Признаться, ранить его не составляло большого труда, но мне нужно было другое. Мне нужна была не банальная дуэль с выигравшим и проигравшим, а нечто такое, что выбивалось из ряда вон, что могло быть темой для салонных пересудов. Ибо, каковы бы ни были законы, но все, что выходит за рамки обычного, судится особо. А потому я выжидал.

Но вот рапира Орлова нацелилась мне в правую ногу, и он начал движение вперед, обозначая атаку. Сделав вид, что купился на эту нехитрую уловку, я закрылся второй защитой, по-испански вывесив руку. Конечно же, никакой клинок парировать мне не удалось, его там попросту не было. Заранее обрадованный близкой победой, Орлов перевел клинок вверх и сделал резкий выпад, желая пронзить мою ни в чем не повинную грудь. Это была оплошность. В тот же миг я повернул запястье, закрываясь терцией, и, разворачиваясь на правой ноге, подшагнул к Орлову. Внешняя сторона ладони моей левой руки скользнула под клинок Орлова у самой гарды, вслед за этим я резко повел свой клинок вниз в сторону графа. Это была одна из «домашних заготовок», тех самых тайных приемов, которыми маститые учителя фехтования награждали любимых учеников. Клинок Орлова развернулся у него в руке так, что навершие рукояти оказалось дюймах в трех от меня. Я с размаху налег на него грудью. Орлов взвыл. Острие его собственного клинка пронзило внутреннюю часть бедра, прошло ногу насквозь, выйдя чуть выше колена. В ярости граф дернулся было вперед, но затормозил, ощутив, как впивается в горло кончик моей рапиры.

– Полагаю, достаточно. – Я убрал оружие от шеи своего противника. – Доктор, делайте свое дело. Благодарю вас, господа. – При этих словах я вернул рапиру хозяину, сопровождая свое движение неизменным: – Всегда к вашим услугам.

Замерший было в оцепенении фон Ротт при этих словах пришел в чувство и, отбросив рапиру, подскочил к раненому графу. Я пожал плечами и кивнул своему секунданту:

– Пойдем, пожалуй. Нас здесь больше ничто не задерживает.

К берегу мы возвращались молча. «Фон Ротт, оказывается, близкий приятель Орлова, – думал я. – Занятный альянс. Надо бы побольше узнать об этом адмирале. Вряд ли подобные люди могли сблизиться по сходству характеров. Здесь что-то другое. Скорее всего некое общее дело».

В особняк герцогини я вернулся как раз к обеду. Это было очень удачно, поскольку, как я успел отметить, хорошее фехтование весьма способствует развитию аппетита. Невзирая на все мои попытки залучить в гости поручика Ислентьева, на сей раз мне пришлось обойтись без сотрапезника. Сославшись на срочные дела, он поспешил откланяться, оставив меня в ожидании последствий сегодняшнего поединка. Я не успел дойти до десерта, как последствия уже стучались в ворота особняка леди Бетси.