Ангелы - Дарина Грот

***

Середина декабря. Это было время, когда доблестные профессора начинали пугать нас «хвостами» и «недопусками».

У меня было пару «хвостов» у мистера Кретча, по его несносному предмету: я должен был сдать пару контрольных, которые завалил на семинарах.

Еще один долг я схватил у Лафортаньяны. Кстати, мерзкая стерва гнобила всю группу. Ребята с опаской подшучивали над ней в курилке, говоря, что она злая, как собака только потому, что у нее мужика нет. Тогда я не очень понимал, какую связь между собой имеет секс и злость, но поржать любил с ними.

Еще один долг я получил у нашего куратора – Трокосто. Полу-лысый уродец выгнал меня с семинара и поставил «неуд». Я считал, что четыре «хвоста» – это совсем не страшно, это считай – ничего.

У Люца, как ни странно, было лучше, чем у меня – все два долга и оба у Трокосто.

Куратор нас просто обожал и делал постоянные поблажки, что, несомненно, бесило всю группу, ибо у всех остальных было как минимум по четыре долга у него одного. Я бы сказал, что профессор начал жутко лютовать, как только закончились лекции и начались херовы семинары. Одичавший профессор чуть ли не спрашивал, какую бровь он приподнимал вверх, когда рассказывал о стратегии лжи. И если кто-то не знал, какой бровью дернул этот негодяй, то этот «кто-то» мгновенно одаривался издевательской улыбкой и парашей в журнале. Я даже не хочу говорить о том, что случалось с горемыкой, который забыл что-то по предмету. Это было хуже смертного приговора.

Поэтому, увидев в расписании «Учение о лжи (семинар)» студенты долго ругались матом, отменяя все планы на вечер и перлись учить всю ту херню, которую Трокосто вещал нам в течение семестра.

Люц замечательно справлялся с ролью студента-разгильдяя. Он умудрялся цеплять девок, трахаться и пить по ночам, а утром рассказывать Трокосто о том, где надо правильно врать. Мой братец научился совмещать столь ответственную учебу и загулы. Я, честно говоря, удивлялся ему не меньше, чем он сам удивлялся себе. Еще, между усердной учебой и разгильдяйством он успевал драться с братьями брошенок, их парнями, и пару раз даже с отцами. Иногда он получал как следует, что потом пару дней лежал в лежку, а иногда получали его соперники. Во время всей увеселительной жизни брат еще и подрабатывал. Одним словом, Люцифер вел нормальную, студенческую жизнь. Он делал так, чтобы было что запомнить, я, в общем-то, не возражал. Правда, иногда он странно посматривал на Розу.

Роза. Роза. Роза. Конечно, даже не обсуждается – у нее не было ни одного «хвоста», ни одной проблемы. Днем – девочка-ангел, а ночью – дьявольская проститутка в моей постели, сводящая меня с ума, доводящая до дрожи в коленях, до озноба, оглушающая Люцифера своими криками.

Она тоже вела потрясающий образ жизни, настоящей, студенческой жизни, девочка-студентка, девочка-огонь…Моя девочка. Все знали, что мы встречаемся и никто не осмеливался смотреть на нее, как на объект сексуальных фантазий. Но взгляд Люцифера я не мог расшифровать. Ко всему прочему она сама улыбалась брату, но я старался быть спокойным. Твою мать! Я говорил сам себе, что я уверен в ней. Но я видел ее улыбку, посвященную брату. Она была дерзкая и хамская, мол, «смотри, кто ходит рядом с тобой, но хер когда тебе это достанется»!

Люцифер особенно любил сталкиваться с ней по утрам в ванной, когда Роза была в одном нижнем белье или в моей майке. Ванна-то у нас одна на двоих на втором этаже. Услышав звук в ванной комнате, Люц мгновенно вскакивал и бежал туда и естественно натыкался на Розу, которая чистила зубы, специально выпуская белую пенистую массу изо рта. Затем она оборачивалась к вбежавшему Люцу и эротично слизывала пену языком, сплевывала, здоровалась и уходила. Братишка стоял и держался за шорты или трусы руками и чуть ли не выл, а я смеялся над ним.

Между Розой и Люцифером порой складывались не совсем добродушные отношения. Роза постоянно говорила, что мой брат мудак и козел, что над ним можно только смеяться. Люцифер же, как чертово отродье, нашептывал мне на ухо, что Роза стерва, каких поискать мало, и чтобы я держал с ней ухо востро. Мне ничего не оставалось, как только им обоим говорить «хорошо» и улыбаться.

Я любил Розу…Я любил брата. Я не мог ни кому из них уступить, а они рвали меня на две части. Только вот я не понимал, на кой хер им нужны были половинки меня? Почему они не могли довольствоваться мною целым? Порой я уставал слушать предостережения и оскорбления, иногда срывался и орал…на брата, на Розу – никогда. Это всегда был Люцифер. Один раз я даже дал ему по лицу за то, что он оскорблял ее. Мне это не понравилось. Я не мог позволить ему говорить о ней плохо, мои возражения он не слушал, зато кулак увидел и почувствовал. Конечно, он все равно продолжил говорить, что отношения с Розой до добра не доведут, но хотя бы уже воздержался от оскорблений. Он обижался на меня, выпивши, называл меня предателем и подкаблучником. Но после драки он никогда больше не обзывал Розу. Люц смотрел на нее странным взглядом: с одной стороны его глаза были наполнены ненавистью, а с другой – страстью. Но в моем присутствии он хорошо шифровался и скрывал такой взгляд. Порой мне казалось, что он сам в нее влюбился и специально подстрекает и настраивает меня против Розы, но я не поддавался.

Но как бы Роза не говорила и не обзывала моего брата, я только улыбался и смотрел в пол. Я ничего ей не говорил…я боялся говорить ей что-либо. Жалкий трус, я боялся потерять ее. Тем более я считал, что Роза права, говоря, что Люцифер – мудак. Он же на самом деле был мудаком, и я не мог обижаться на свою девушку за правду.

В университете мы никогда не показывали то, что происходит между нами троими. Роза, как обычно, мерзко красила брови, сидела и послушно строчила сволочные лекции.

Люцифер, по-моему, уже перетрахал весь университет и целеустремленно продолжал доделывать свои скверные делишки.

В курилке Роза и Люц обменивались любезностями и улыбками, иногда даже угощали друг друга сигаретами и спрашивали «как дела». Я настраивал себя на то, что просто не надо обращать внимание на их разборки и все само уладится.

Самая муторная гадость для Люцифера было то, что мы с Розой жили вместе в нашем с братом доме. Мы втроем и иногда забредшие шлюхи Люца. Опять же, дома брат только любовался ее телом по утрам в ванной, а днем они старались не замечать друг друга. Но видимо учеба в фаршмачном заведении сказывалась, так как за столом они могли сидеть и улыбаться друг другу, словно были давними друзьями.

По вечерам я брал нам пива и сидел, смотрел, как Роза учит чуть ли не наизусть охи и вздохи Лафортаньяны, сумасшедшие лекции Рэйта, и злостные слова Рене. Я подпирал голову рукой и внимательно наблюдал за ней, как она хмурит брови, читая очередную лекцию, иногда улыбается, а иногда ее глаза слипались, но она настойчиво продолжала сидеть и зубрить. Она ни разу не возмутилась тем, что у нее написано в тетрадке. Я не мог понять – почему? Почему она так безразлично относилась к тому, чему нас учили? Неужели ей было действительно наплевать?

Со временем я перестал задаваться вопросами. В конце концов, ее голова и мозги, почему я должен лезть в них?

В один день я шел по коридору и, увидев впереди виляющую пятую точку Лафортаньяны, почему-то решил, что самое время узнать, как избавиться от жуткого «хвоста» перед сессией.

– Профессор! – заорал я, как раненый и тут же подумал, что она просто препаскудная сука!

Я крикнул так громко, что на мой голос обернулись все, кто бы в коридоре, кроме этой твари, которая была ближе всех ко мне. Перед моим лицом все также продолжал вилять зад в обтягивающей юбке до колен. Кончики ее ушей поползли вверх, отчего я сделал вывод, что эта мегера еще и улыбается.

– Профессор! – я позвал снова.

Все повторилось. То же самое – все оборачиваются, мадам игнорирует. Ее высочество обернулось только после того, как я позвал еще пару раз.

– Вы меня зовете? – спросила она тонким голосом и захлопала глазами.

«Нет, я просто так тут бегаю и ору. Мне надоело смотреть на твою задницу, поэтому я позвал», это все, что было у меня на уме. Но я промолчал и кивнул головой. Лафортаньяна улыбнулась и с пафосным лицом скрестила руки на груди.

– Ну что ж, мистер Прей, я слушаю Вас! – она мгновенно сделала вид, что ничего не понимает, с чего бы это посреди перемены ее беспокоят студенты за две недели до начала сессии.

– У меня один долг по Вашему предмету! – сообщил я ей.

– Ну и что Вы хотите мне предложить? – она удивилась еще больше.

– На самом деле ничего! Я подумывал о том, как бы избавиться от него. Вот, встретил Вас, решил, что Вы поможете мне, ибо долг имеет непосредственную связь с Вами, профессор! Что мне надо сделать, чтобы со спокойной душой прийти к Вам на экзамен на зимней сессии?

Лафортаньяна улыбнулась и приподняла глаза к потолку и, как медведь в спячке, задумалась. Уже около двух минут я стоял около нее и пытался угадать, о чем думала эта зараза. Краем глаза я заметил, что с боку, в двух метрах от меня стояла Роза, а над ней нависал Люцифер и с улыбкой что-то рассказывал.